«На здоровье!» – попытался съязвить он. «Ладно, пойду спать. Я ужасно устала». «Самых добрых снов! – таксист положил палец на кнопку отключения. – И в следующий раз слушайся меня, хорошо?» Мы были уже совсем около моего дома, и, сворачивая с Райс, таксист заметил худенькую девушку в мини-юбке. Девушка испуганно обернулась на его бибиканье. «Ты посмотри на нее, – сказал он, пытаясь скрыть слезы. – Скажи честно, ты бы ей не засадил?»
Полеман
Яниву он купил игрушечную обезьяну в бейсболке. Всякий раз, когда ей нажимали на спину, она издавала странный вой, высовывала длинный язык и доставала им до самого носа, при этом кося глазами. Дафна сочла эту игрушку уродливой и решила, что Янив ее испугается. Но Янив совершенно счастлив. «Уааа!» – пытается он подражать обезьяньему вою. Он не умеет косить глазами, поэтому хлопает ресницами, а потом заливается счастливым смехом. Детская радость бывает настолько полной, что взрослым за ней не угнаться, а в нынешнем своем душевном состоянии Авнер-папа не смог бы угнаться и за куда менее полной радостью. Дафне он привез из «дьюти-фри» духи, название которых она написала ему на бумажке. Были маленькие и большие бутылки, и он, не сомневаясь, купил большую: когда речь шла о деньгах, Авнер-муж никогда не жмотничал. «Я просила туалетную воду, – сказала Дафна. – Я же написала тебе в записке». «И?» – нетерпеливо спросил он. «Не страшно. – Дафна горькой улыбкой дала понять, что в ее словах нет ни крупицы правды. – Ты привез духи. Для меня это пахнет чуть сильней, чем надо, но все равно прекрасно».
Маме он привез упаковку длинного «Кента». С подарками для мамы всегда было легко. «Знаешь, что? Я очень беспокоюсь из-за Яни-ва», – сказала она и яростно разодрала целлофан на сигаретной пачке. «Что не так с Янивом?» – спросил Авнер-сын равнодушным тоном человека, знающего, с кем он имеет дело. «В детской консультации сказали, что для своего возраста он слишком маленький и не дает сдачи, когда его бьют. Но это бы еще ладно…» «Что значит "когда его бьют"? Кто-нибудь его бьет?» «Я его бью немножко, не бью, конечно, а так, толкаю, чтобы научить его защищаться. Но он только забивается в угол и визжит. Я тебе говорю, в следующем году он пойдет в ясли. Если он до тех пор не научится себя защищать, другие дети сделают из него котлету». «Никто из него ничего не сделает! – рассердился он. – А ты перестань, пожалуйста, быть сумасшедшей бабушкой!» «Хорошо, хорошо, – обиделась мама и закурила. – Но если бы ты дал мне договорить, ты бы заметил – я сама сказала, что это еще ничего. Но ребенок не умеет говорить «папа», а это, на мой взгляд, действительно никуда не годится. Ты когда-нибудь слышал о ребенке, который не умеет говорить «папа»? И не то чтобы он не разговаривал, – он знает много слов: «баба», "свет", «вода» – только «папа» он не знает. А если бы не я, так он бы и слово «баба» никогда бы не выучил». «Он не называет меня «папа», он называет меня ласкательным именем, – попытался улыбнуться он. – Не делай из мухи слона». «Прости меня, Авнер, но "Алло!" – это не ласкательное имя. "Алло!" кричат в трубку, когда плохо слышно. Ты знаешь, что Авива, соседа снизу, он называет по имени, только своему отцу кричит "Алло!", словно ты был какой дебил, занявший его стоянку».
«Эта страна – вроде женщины, – сказал Авнер-бизнесмен немецкому инвестору на вымученном английском. – Красивая, опасная, непредсказуемая – в этом часть ее шарма. Я не променял бы ее ни на одну страну в мире». Как нередко случалось и раньше, он не знал, говорит ли правду. Может быть, и да. По крайней мере, инвесторы гораздо хуже восприняли бы другие, пугающие мысли, которые вертелись у него в голове. «Эта страна – грязь под ногтями арабского мира, она считает себя Европой, а на самом деле она – всего лишь комок грязи и пота с развитым сознанием». Нет, на такие слова дивидендов не получишь. «Теперь скажи честно, Герман, – улыбнулся он и легко протянул кредитную карточку татуированной официантке, – есть ли у вас во Франкфурте место, где подавали бы такие прекрасные суси?»
Когда он кончил, они остались в прежней позе. Она – раскорячившись на четвереньках, он – навалившись на нее сверху. Они не двигались и ничего не говорили, словно боялись разрушить что-то хорошее, удавшееся им по ошибке. Устав, он положил голову ей на плечо и закрыл глаза. «Нам хорошо», – прошептала Дафна словно самой себе, но на самом деле – ему. Он почувствовал раздражение. «Пусть говорит, что ей хорошо, – подумал Авнер-мужчина, – но почему ей обязательно надо втянуть в это меня? Всем управлять, все называть своими именами». Не открывая глаз, он почувствовал, как она выскальзывает из-под его тела и как он сам тонет в матрасе. «Нам хорошо вместе», – настойчиво повторила она и ладонью провела вдоль его позвоночника, почти врачебным жестом, будто пытаясь измерить расстояние от затылка до кончика члена. Он все глубже зарывался в матрас. «Скажи что-нибудь», – шепнула она ему на ухо. «Что?» – спросил он. «Неважно, – шепнула она, – просто скажи». «Тебя не удивляет, что он не умеет говорить "папа"? – спросил он. – Ты знаешь, что он умеет уже говорить даже «яблоко» и называть по именам половину людей в нашем доме?» «Меня это совсем не удивляет, – ответила Дафна своим обычным деловым голосом. – Он зовет тебя "Алло!" – и ты идешь, вот он и думает, что тебя зовут "Алло!". Если тебе это мешает – поправляй его». «Не то чтобы мешает, – пробормотал он, – я просто хочу понять, нормально ли это».
Вечером Авнер-зритель сидел перед телевизором и наблюдал за Янивом. Тот играл с плюшевой обезьяной, по какой-то непонятной причине переставшей завывать. «Алло! – крикнул ему Янив и помахал обезьяной. – Алло!" «Папа», – шепнул Авнер-папа себе под нос почти беззвучно. «Алло! – настаивал Янив и бешено тряс обезьяной. – Полёман!» «Выбирай сам, – не сдавался он. – Или "Алло!" и "Полёман!", или «папа» и "Уаааа!"». Янив услышал, как Авнер-бизнесмен подражает обезьяньим завываниям, на секунду застыл, а затем расхохотался. Сперва Авнер-человек подумал, что это издевательский смех, но через минуту сумел понять, что это – подлинная радость. «Уаааа! – захохотал Янив, бросил обезьяну на пол и двинулся к нему упрямыми, но не слишком уверенными шагами. – Уааа, алло!» «Уа-аа! – взвыл Алло! – папа и подбросил хохочущего Янива в воздух. – Уааа!»
Младенец
В его двадцать девятый день рождения дул приятный ветер с моря, и он это знал, хоть и был далеко, потому что она ненавидела песок и воду, но он все равно знал – на море постоянно ветер. Они как раз вернулись откуда-то на такси, и всю дорогу он держал завернутую в бумагу картонную коробку из «Машбира». То, что лежало в коробке, было самым большим подарком, какой он получал за всю свою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Полеман
Яниву он купил игрушечную обезьяну в бейсболке. Всякий раз, когда ей нажимали на спину, она издавала странный вой, высовывала длинный язык и доставала им до самого носа, при этом кося глазами. Дафна сочла эту игрушку уродливой и решила, что Янив ее испугается. Но Янив совершенно счастлив. «Уааа!» – пытается он подражать обезьяньему вою. Он не умеет косить глазами, поэтому хлопает ресницами, а потом заливается счастливым смехом. Детская радость бывает настолько полной, что взрослым за ней не угнаться, а в нынешнем своем душевном состоянии Авнер-папа не смог бы угнаться и за куда менее полной радостью. Дафне он привез из «дьюти-фри» духи, название которых она написала ему на бумажке. Были маленькие и большие бутылки, и он, не сомневаясь, купил большую: когда речь шла о деньгах, Авнер-муж никогда не жмотничал. «Я просила туалетную воду, – сказала Дафна. – Я же написала тебе в записке». «И?» – нетерпеливо спросил он. «Не страшно. – Дафна горькой улыбкой дала понять, что в ее словах нет ни крупицы правды. – Ты привез духи. Для меня это пахнет чуть сильней, чем надо, но все равно прекрасно».
Маме он привез упаковку длинного «Кента». С подарками для мамы всегда было легко. «Знаешь, что? Я очень беспокоюсь из-за Яни-ва», – сказала она и яростно разодрала целлофан на сигаретной пачке. «Что не так с Янивом?» – спросил Авнер-сын равнодушным тоном человека, знающего, с кем он имеет дело. «В детской консультации сказали, что для своего возраста он слишком маленький и не дает сдачи, когда его бьют. Но это бы еще ладно…» «Что значит "когда его бьют"? Кто-нибудь его бьет?» «Я его бью немножко, не бью, конечно, а так, толкаю, чтобы научить его защищаться. Но он только забивается в угол и визжит. Я тебе говорю, в следующем году он пойдет в ясли. Если он до тех пор не научится себя защищать, другие дети сделают из него котлету». «Никто из него ничего не сделает! – рассердился он. – А ты перестань, пожалуйста, быть сумасшедшей бабушкой!» «Хорошо, хорошо, – обиделась мама и закурила. – Но если бы ты дал мне договорить, ты бы заметил – я сама сказала, что это еще ничего. Но ребенок не умеет говорить «папа», а это, на мой взгляд, действительно никуда не годится. Ты когда-нибудь слышал о ребенке, который не умеет говорить «папа»? И не то чтобы он не разговаривал, – он знает много слов: «баба», "свет", «вода» – только «папа» он не знает. А если бы не я, так он бы и слово «баба» никогда бы не выучил». «Он не называет меня «папа», он называет меня ласкательным именем, – попытался улыбнуться он. – Не делай из мухи слона». «Прости меня, Авнер, но "Алло!" – это не ласкательное имя. "Алло!" кричат в трубку, когда плохо слышно. Ты знаешь, что Авива, соседа снизу, он называет по имени, только своему отцу кричит "Алло!", словно ты был какой дебил, занявший его стоянку».
«Эта страна – вроде женщины, – сказал Авнер-бизнесмен немецкому инвестору на вымученном английском. – Красивая, опасная, непредсказуемая – в этом часть ее шарма. Я не променял бы ее ни на одну страну в мире». Как нередко случалось и раньше, он не знал, говорит ли правду. Может быть, и да. По крайней мере, инвесторы гораздо хуже восприняли бы другие, пугающие мысли, которые вертелись у него в голове. «Эта страна – грязь под ногтями арабского мира, она считает себя Европой, а на самом деле она – всего лишь комок грязи и пота с развитым сознанием». Нет, на такие слова дивидендов не получишь. «Теперь скажи честно, Герман, – улыбнулся он и легко протянул кредитную карточку татуированной официантке, – есть ли у вас во Франкфурте место, где подавали бы такие прекрасные суси?»
Когда он кончил, они остались в прежней позе. Она – раскорячившись на четвереньках, он – навалившись на нее сверху. Они не двигались и ничего не говорили, словно боялись разрушить что-то хорошее, удавшееся им по ошибке. Устав, он положил голову ей на плечо и закрыл глаза. «Нам хорошо», – прошептала Дафна словно самой себе, но на самом деле – ему. Он почувствовал раздражение. «Пусть говорит, что ей хорошо, – подумал Авнер-мужчина, – но почему ей обязательно надо втянуть в это меня? Всем управлять, все называть своими именами». Не открывая глаз, он почувствовал, как она выскальзывает из-под его тела и как он сам тонет в матрасе. «Нам хорошо вместе», – настойчиво повторила она и ладонью провела вдоль его позвоночника, почти врачебным жестом, будто пытаясь измерить расстояние от затылка до кончика члена. Он все глубже зарывался в матрас. «Скажи что-нибудь», – шепнула она ему на ухо. «Что?» – спросил он. «Неважно, – шепнула она, – просто скажи». «Тебя не удивляет, что он не умеет говорить "папа"? – спросил он. – Ты знаешь, что он умеет уже говорить даже «яблоко» и называть по именам половину людей в нашем доме?» «Меня это совсем не удивляет, – ответила Дафна своим обычным деловым голосом. – Он зовет тебя "Алло!" – и ты идешь, вот он и думает, что тебя зовут "Алло!". Если тебе это мешает – поправляй его». «Не то чтобы мешает, – пробормотал он, – я просто хочу понять, нормально ли это».
Вечером Авнер-зритель сидел перед телевизором и наблюдал за Янивом. Тот играл с плюшевой обезьяной, по какой-то непонятной причине переставшей завывать. «Алло! – крикнул ему Янив и помахал обезьяной. – Алло!" «Папа», – шепнул Авнер-папа себе под нос почти беззвучно. «Алло! – настаивал Янив и бешено тряс обезьяной. – Полёман!» «Выбирай сам, – не сдавался он. – Или "Алло!" и "Полёман!", или «папа» и "Уаааа!"». Янив услышал, как Авнер-бизнесмен подражает обезьяньим завываниям, на секунду застыл, а затем расхохотался. Сперва Авнер-человек подумал, что это издевательский смех, но через минуту сумел понять, что это – подлинная радость. «Уаааа! – захохотал Янив, бросил обезьяну на пол и двинулся к нему упрямыми, но не слишком уверенными шагами. – Уааа, алло!» «Уа-аа! – взвыл Алло! – папа и подбросил хохочущего Янива в воздух. – Уааа!»
Младенец
В его двадцать девятый день рождения дул приятный ветер с моря, и он это знал, хоть и был далеко, потому что она ненавидела песок и воду, но он все равно знал – на море постоянно ветер. Они как раз вернулись откуда-то на такси, и всю дорогу он держал завернутую в бумагу картонную коробку из «Машбира». То, что лежало в коробке, было самым большим подарком, какой он получал за всю свою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32