— А ты что предполагал? — напрямик спросила она.
— Я предполагал поужинать с тобой…
— А потом ты предполагал подняться сюда и заняться со мной любовью?
— Почему бы и нет? Ведь это то, чего мы оба хотим, не так ли?
Она услышала его приближающиеся шаги и вцепилась в подоконник. Плохо, что она не одета. Предупредив Марию, что ужинать не будет, Джемма искупалась и собиралась лечь в постель. Под халатиком на ней не было ничего — ничего, кроме сожаления о своей глупости и недальновидности. Она была уверена, что он не замедлит этим воспользоваться.
— Ты даже подготовилась к моему приходу, — пробормотал он и развернул ее к себе лицом.
— Я тебя насквозь вижу! Мой халат ты воспринимаешь как приглашение. Я намеревалась пораньше лечь в постель, Фелипе. Но отнюдь не с тобой.
— Но никого другого у тебя на уме не было, верно ведь? — хитро прищурился он.
— Как же ты самоуверен! — парировала она. — Неужто ты в самом деле полагаешь, что после тебя у меня никого не было? — Может, это как раз то, что нужно. Этот ответ, конечно, умаляет ее достоинство, но ради избавления от него стоит упасть в его глазах.
— Насколько я понимаю, ты вполне способна проложить путь через постели всех гвардейцев конной кавалерии, но вот в чем я не сомневаюсь, так это в том, что ни один из них не способен дать тебе то, что даю я.
— И ты гордишься этим? — фыркнула она ему в лицо. — Твоя жизнь, Фелипе, похоже, вращается исключительно вокруг секса. Ты говоришь о мести, о мучениях — и все это сексуально ориентировано. А как же чувства, любовь, забота, радость и горе на двоих? И я сейчас не имею в виду радости кувырканий в постели!
— Любовь и секс занимают в моей жизни равное место, Джемма. Я больше не могу заниматься сексом, не испытывая любви. Вот почему после тебя я не мог быть ни с одной женщиной…
— Но пытался, не правда ли? — набросилась она. Что за глупейший вопрос! Ведь у него была Бьянка!
Не ответив на ее ребяческое замечание, он продолжал:
— Вот почему ты заплатишь за мое рабство. Ты разрушила мою жизнь…
Она рванулась мимо него и широко распахнула дверь.
— Ты сам разрушил собственную жизнь, когда бросил меня и уехал со своей кузиной. А теперь ты можешь точно так же покинуть и мою комнату, Фелипе, потому что я больше не приму никаких обвинений за твое душевное состояние.
— Зато полностью возьмешь на себя ответственность за мое физическое состояние, — грубо обрезал он.
Как это ему удалось, для нее так и осталось загадкой, но он молнией перелетел комнату и оказался рядом с ней. Его рука взметнулась над ее головой, и Джемма съежилась, решив, что он ударит ее. Но его ярость обрушилась на дверь, с треском захлопнувшуюся у нее за спиной; Прежде чем она успела хотя бы охнуть, он придавил ее к двери, ладонями прижав ее руки к стене.
— Что… что ты собираешься делать? — дрожащим голосом шепнула она.
— Что мы собираемся делать? Может, хочешь сначала поговорить? Помню, тебе это нравилось. Наше любовное воркование. Что я буду для тебя делать и что ты будешь делать для…
Наклонив голову, она попыталась выскользнуть из-под его рук, но он снова ее опередил. Поймал и сжал в кольце объятий.
— Какого дьявола и куда ты думаешь сбежать? Может, прямо в постель? Не в силах дождаться, радость моя? Ты всегда была так чертовски, так соблазнительно готова…
И тогда она замахнулась на него. Ее изящная ручка художницы с неизвестно откуда взявшейся удесятеренной силой поднялась, чтобы ударить его, но так и не достигла цели. Он перехватил ее с поразительной ловкостью. Его взгляд встретился с ее, и в блеске глаз Фелипе она не увидела вражды. В них светилось нечто другое, казалось, давно ею забытое. Он медленно поднес ее ладонь к губам.
У нее перехватило дыхание от нежности его прикосновения, когда он легонько провел языком по маленькой ладони, такой пылающей, как будто она все-таки добралась до его щеки. Голова Джеммы отклонилась назад, и девушка зажмурилась в отчаянной попытке удержать слезы. Она прочитала любовь в его глазах, ощутила эту любовь в нежности его губ. Наказание таким быть не может, нет!
О Боже!.. Все-таки это произойдет, а у нее уже не осталось сил бороться. Сражение закончилось, желание переполняет ее, не оставляя места страхам.
— Фелипе, пожалуйста, не нужно, — прошептала она слабым голосом, и больше уже слов не было. Его губы нежно скользнули к ее запястьям, кончик языка тронул пульсирующую жилку — и в следующий миг, как будто именно бешеный темп ее пульса подсказал ему дальнейшие действия, он подхватил ее на руки и понес к кровати.
Свечи на стенах отбрасывали на него золотистые блики, когда он приступил к ритуалу раздевания, который стал прелюдией к их первой ночи любви. Джемма лежала на кровати и смотрела на него, а сердце рыдало и пело у нее в груди. Он будет любить ее, и все остальное не имело значения. Она его любит, она хочет его, и даже если эта ночь последняя — что ж, пусть будет так.
Обнаженный, он остановился у кровати, глядя на нее сверху вниз. В его глазах не было направленной на нее жестокой мести, на лице не было горькой и злобной улыбки — лишь желание, созвучное ее собственному.
Она медленно приподнялась и села, и от этого движения халат распахнулся, обнажив жаждущую припухлость сосков. Фелипе издал стон предвкушения, и она тихонько приблизилась к нему. Губы ее скользнули по его напряженной плоти, и он снова застонал, на этот раз окончательно сдаваясь. Его пальцы с нежностью обхватили ее голову, погладили волосы. Джемма сомкнула губы, наслаждаясь чувственным трепетом, которым его плоть отзывалась на ласки ее языка и теплую сладость рта.
— О Господи, как я тосковал по тебе, — вырвалось из его груди хриплое признание, переполнившее восторгом душу Джеммы.
Она подняла к нему лицо, не скрывая любви в широко распахнутых затуманенных глазах. Он потянулся, чтобы поцеловать ее губы, ощутить на них собственный вкус, а потом опустился рядом, и его ласки, набирая силу, постепенно приобрели ту власть, по которой она так долго томилась, — власть его любви и его сексуальности. Любовь и секс, он сказал, — для него они одинаково важны, и, значит, это не может, просто не может быть всего лишь местью.
Его руки колдовали над ее телом, вновь открывали безупречность его форм, пробуждая все то, о чем она мечтала тоскливыми ночами после его отъезда. Он покрыл поцелуями всю ее — от душистой ямочки на горле до нежной впадинки живота, от припухших вершинок груди до темного шелкового треугольника между изящными бедрами.
Чуть отстранившись, Фелипе посмотрел ей в глаза, а его пальцы медленно, почти лениво заскользили по внутренней поверхности бедер, искушая чувственным обещанием, пока желание не поглотило ее с головой. Не удержавшись, она задвигалась под его пальцами, но вдруг съежилась — так резко, что он в смятении убрал руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43