Сердце выскользнуло и опять разбилось. Выходило, что мне не приснилось, он меня по-прежнему не любит. Надо как можно скорее выбираться из этой ловушки.
Я благополучно перебралась в свою комнату и успела привести себя в порядок.
Когда вошел Фрэнк, я стояла у открытого окна и не знаю почему у меня это вырвалось. Возможно, из-за слишком невозмутимого выражения его лица.
– Я вчера Ричарду звонила, он меня еще любит!
Фрэнк остановился, словно наткнулся на преграду и лицо его будто закаменело.
– Я ему и сегодня позвоню!
– Вряд ли, – проговорил Фрэнк. Он подошел к телефону и выбросил его вмести с красной розой (она у него за спиной была) за окно.
Розу я подобрала и поставила в воду. За завтраком Фрэнка не было. Весь день мы провели без него – в подвале кладку расшатывали. Дело оказалось трудное, не одного дня, но чрезвычайно увлекательное. Каждый получил собственный замурованный участок и спешил раньше других обнародовать свои сенсационные находки. Не без труда мне удалось уговорить партнеров прерваться, чтобы прогуляться к озеру. День выдался жарким. По дороге мы порядком поджарились и, дойдя, с гиканьем побросались с обрыва в озеро и плескались там до самого обеда.
Глава 38. Под арестом
Фрэнк приехал поздно ночью. Мне уже надоело бестолково высовываться из окна. И, когда показались огни фар на подъездной дороге, я обрадовалась и спряталась за занавесками.
Выйдя из машины, Фрэнк долго стоял и курил, посматривая на мое открытое окно.
Я тоже на него смотрела и едва успела юркнуть в постель и притвориться спящей. Я так старалась, чтобы ресницы не дрожали, так добросовестно жмурилась, что забыла про плохо склеенное сердце, оно-то и выдало меня с головой своим грохотом. Потому что Фрэнк постоял, постоял рядом с моей кроватью и язвительно проговорил:
– Не осточертело притворяться?
– Я не притворяюсь. У меня оба глаза закрыты! Оставь меня, мне просыпаться неохота!
– По-моему, ты не ложилась. Меня караулила.
– Из-за луны увидел? Я думала, не будет видно, в следующий раз не заметишь, далеко отойду.
Продолжать добросовестно жмуриться уже не имело смысла. Я села и посмотрела на Фрэнка.
Шляпа у него была бесшабашно сдвинута на затылок, и остальной вид был такой же опасно довольный, особенно выделялись глаза в разбойничьем прищуре, мне они совсем не понравились.
– Чем ты занимался? – подозрительно спросила я.
Фрэнк пожал плечами.
– Не хочешь говорить?
– Готовил кое-что к встрече с твоим приятелем.
– Он не приедет, я ему не велела.
– Парень тебя не послушался.
– Фрэнк, я этого не хочу!
– Неужели? Об этом надо было подумать вчера, сейчас слишком поздно, машина запущена.
– Пожалуйста, останови ее! Я тебя очень прошу!
– Это не в моей власти, Твикхэм будет искать встречи с тобой и с неизбежностью нарвется на меня.
– Я не собираюсь с ним убегать! Честное слово!
– У тебя не будет для этого возможности.
– Я сама не хочу! Я буду жить с тобой до самой смерти! Я это твердо решила!
– К сожалению, ничего не могу обещать, все будет зависеть от благоразумия Твикхэма и моего терпения.
– А если я его отговорю запиской?
– Твикхэм не поверит.
– Тогда я с ним встречусь. У тебя Ларри с Денни останутся, я без них не сбегу.
– Ты, разумеется, не сбежишь, но станет ли Твикхэм с тобой считаться? Нет, это слишком опасно. Парень давно сшивается возле тебя, у него могут сдать нервы.
– Вот именно давно! Я его прекрасно знаю. Он глубоко порядочный человек.
– Я в этом не уверен, порядочных в любви, как и на войне, не бывает! Спокойной ночи, Рыжая!
Фрэнк нагнулся, чтобы небрежно поцеловать меня. Я спросила:
– Ты не останешься?
– Завтра трудный день, я должен выспаться. Не думай, что мне легко отказаться от твоего предложения. Выглядишь ты чертовски соблазнительно. Ты здорово помучила беднягу Твикхэма.
– А он благородный, не то что ты!
Завтра посмотрим, какой он благородный. Я не намерен запирать тебя. Надеюсь, у тебя хватит здравого смысла не делать глупостей? Поместье хорошо охраняется, мышь не проскочит, так что спи спокойно, детка, ты к Твикхэму не попадешь, ты моя, детка!
Я не сразу вскочила, как Фрэнк ушел, выждала, досчитала до ста и лишь после этого осторожно соскользнула на пол, не включая света, на ощупь оделась и высунулась в окно и полторы минуты зорко вглядывалась в подозрительно-неподвижные тени, потом перекинула ногу на выступ (давно хотелось попробовать), за ним на другой и так до последнего, осталось на землю ловко спрыгнуть. Я и спрыгнула, как кошка, бесшумно сразу на четыре конечности, и только хотела рвануть в кусты, как прямо перед собой увидела чьи-то превосходные, ручной работы итальянские башмаки.
С полминуты мы смотрели друг на друга: я смущенно-виновато с корточек, а Фрэнк укоризненно, будто ничего иного от меня и не ожидал, с высоты своего внушительного роста. Наконец этот ракурс мне совсем разонравился, я встала и, понурив голову, поплелась обратно. Фрэнк направил меня к себе в комнату, в своей комнате я у него из доверия вышла.
Покорно разделась и легла на край кровати, но Фрэнк меня к себе передвинул. Я напомнила ему, что у него завтра тяжелый день, но Фрэнк проворчал, что ничего не поделаешь, придется ему как следует заняться со мной, чтобы у меня не осталось сил сотворить еще одну глупость.
Он так постарался, что засыпала я с глубоким чувством вины.
Это совсем ненадолго задержало рассвет, лишь на тот краткий миг, пока у меня глаза закрывались, потому что, когда я их через какую-нибудь минуту-другую в панике распахнула, не то что рассвет, а и сам день был уже в полном разгаре.
На ходу натягивая джинсы, я подлетела к дверям, которые дергала и высаживала плечом, пока не убедилась в тщете своих комариных усилий. Оставалось окно, но и там с налета ничего не получилось, потому что прямо перед своим носом я обнаружила приклеенную скотчем записку.
В ней Фрэнк сообщал, что, во-первых, на этой стене нет никаких выступов, перед тем как вылезать, я должна в этом убедиться; во-вторых, окно находится под пристальным наблюдением его человека; в-третьих, если я проголодаюсь, мне достаточно позвонить по внутреннему телефону; в-четвертых, вместе с горничной зайдет охранник, предупрежденный о моих злостных намерениях; в-пятых, пацаны на несколько дней отправлены на побережье; в-шестых, он меня любит; в-седьмых, несмотря на шестой пункт, не пощадит, если я попытаюсь сбежать; в заключение целует и надеется, что я буду его послушной женой.
Я раз двести пятьдесят недоверчиво вчитывалась в шестой пункт и где он меня целует, опуская все остальное за ненадобностью, пока не поверила и не спрятала это замечательное послание поближе к ликующему сердцу.
После чего выглянула в окно. Выступов, в самом деле, не было, а охранник был натурально, я ему помахала рукой, потом, не мешкая, позвонила по внутреннему телефону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39