Время от времени доктор говорил им что-то успокаивающее, и они вроде бы утихомиривались.
Крис сидел между нами на переднем сиденье, с интересом следя за дорогой. Я чувствовала рядом с собой его маленькое тельце, теплое от летней жары, и его влажная голая ручонка касалась моей. Я давно уже не находилась в таком близком соседстве с ребенком, и меня удивило чувство нежности к юному существу, внезапно родившееся во мне.
Прежде чем сесть в машину, Уэйн Мартин поинтересовался, где мой багаж, и я рассказала, что мне удалось убедить Элдена Салуэя отвезти его в Силверхилл. Тут я впервые услышала, как Уэйни смеется. Это были согревающие душу звуки, совсем непохожие на сдавленный смех горожанина, опасающегося привлечь к себе чье-то внимание.
– Да, Джулии явно не придется с вами скучать, – заметил он. – Но не будьте с ней слишком суровы, Малли. Помните, что ваша бабушка – женщина старая и жизнь нанесла ей немало тяжелых ударов. Силой ее духа и ее мужеством нельзя не восхищаться.
Я не дала никаких обещаний, не ощутила никакого сочувствия. Все это было исключено после того письма и полного отсутствия доброты по отношению к моей матери, которое было продемонстрировано в ее последний час на земле.
– Конечно, вы, возможно, и вовсе с ней не встретитесь, – предупредил он, пока мы ехали по той же извилистой дороге, по которой я приехала сюда всего лишь час назад.
– Она говорит, что не желает вас видеть и разговаривать с вами. Но вы должны провести по меньшей мере одну ночь в Силверхилле, и ее невестка – ваша тетя Нина – разъяснит вам, его хочет ваша бабушка. Это даст вам какую-то зацепку, а остальное довершит ее любопытство.
Я поглядела на него поверх головы Криса, отметив чистую линию профиля – нос с широкой переносицей, крепкие скулы. Доктор Уэйн Мартин был бы надежным другом даже в суде, состоящем из одних Горэмов.
– Как вам это удалось? – спросила я.
Он кинул на меня быстрый взгляд, и я поняла, что кроме целеустремленности и силы этот человек наделен чувством юмора.
– У меня есть свои секретные приемы. Я слегка на нее надавил.
Мне представился удобный случай задать несколько вопросов, которые ранее мне хотелось задать Элдену.
– А дом все еще похож на музей? Когда я была маленькая, мама рассказывала мне, как Джулия и Диа, бывало, отправлялись в Европу скупать все и вся и как они возвращались домой с кучей всякой всячины – от стульев стиля Чиппендейл до гобеленов из Валанса. Мама только в шесть или семь лет узнала, что не все живут, как она, в окружении музейных сокровищ.
– По-моему, дом сейчас больше походит на музей, чем когда-либо, – заметил Уэйн. – Ведь теперь его хранителем стал Джеральд. У него к этому делу более профессиональный подход, чем у вашего деда с бабкой. Мне кажется, им нравилось пользоваться своими сокровищами, жить среди купленных ими роскошных вещей. А Джеральда больше интересует инвентаризация и сохранение экспонатов – это, наверное, тоже неплохая идея. Там действительно масса весьма ценного добра.
Я кивнула, припоминая.
– Мама начала меня водить в Метрополитен и другие музеи Нью-Йорка чуть ли не с первого дня, как я научилась ходить. Она говорила, что я должна научиться разбираться в таких вещах, например, как различие между Чиппендейлом и Шератоном.
– Готовила вас к встрече с Силверхиллом? – спросил Уэйн.
– Да, мне всегда так казалось, даже тогда, когда стало совсем маловероятно, что я когда-нибудь туда поеду. Боюсь, я была не слишком хорошей ученицей. Мне мумии и рыцарские доспехи нравились больше, чем мебель или произведения искусства.
Крис вмешался в разговор, горя нетерпением поделиться собственной информацией.
– Папа, дядя Джеральд выложил разные старые ювелирные изделия, к которым миссис Джулия раньше никому не разрешала прикасаться. Малли наверняка захочет посмотреть на все эти вещицы, которые в старые времена носили дамы.
Но меня больше интересовал мой кузен, нежели старинные ювелирные изделия.
– Как Джеральд справляется с делами? – спросила я. – Насколько я знаю, у него очень неблагополучно с правой рукой.
– Главное, с чем он справляется, – это с тем, как прятать свою руку, да и себя самого, – сказал Уэйн, и в его голосе я не услышала того сочувствия, какого можно было бы ожидать от врача. – Он всегда придавал слишком много значения тому факту, что его отец овладел колоссальной физической энергией. Генри в молодые годы был известным атлетом; он завоевал массу всяческих кубков и других призов за плавание и бег, не говоря уж о том, что на теннисном корте он прямо-таки блистал. Я думаю, сын разочаровал его с самого начала, и Джеральд об этом знал. Генри хотел, чтобы его сын был таким же разносторонним спортсменом, как он сам. Но так или иначе Джеральд обладает блистательным умом – ах, если бы это могло его удовлетворить! Что же касается горэмских коллекций, то здесь он добился громадных результатов. Его статьи по этим вопросам опубликованы в периодических изданиях всех стран мира.
Мама рассказала мне про руку Джеральда, когда мне было лет десять, и я воспользовалась этим рассказом, чтобы разыгрывать перед зеркалом в моей спальне маленькую драму, суть которой заключалась в чувстве жалости к себе самой. Помню, как, стоя перед зеркалом, я разговаривала вслух с кузеном Джеральдом, которого совершенно не помнила.
– Проклятые судьбой Горэмы, – мелодраматически говорила я о нас с ним как о людях, объединенных общим несчастьем, хотя его увечье было врожденным и куда более серьезным, чем мое, которое явилось результатом несчастного случая.
– Пора Джеральду начать жить собственной жизнью, – сказал Уэйн.
Я тут же почувствовала себя обороняющейся стороной. Казалось, меня связывало с Джеральдом нечто большее, нежели кровное родство. «Меченым» людям не всегда так уж легко строить свою жизнь. Я взглянула на Уэйна Мартина поверх вихрастой головы его сына, возмущенная резкими словами о Джеральде.
– Знаете, когда больные слушаются врача, это экономит массу времени, – отозвался он. – Я никогда не считал, что чувство жалости к себе способно кому-либо помочь.
Я осеклась: надо признаться, эта последняя тенденция не всегда была мне чужда.
К счастью, Крис продолжал излагать свои новости о Силверхилле.
– Тетя Фрици сегодня забралась в стенд с ювелирными изделиями. Она стащила ожерелье из лунного камня отдала его Джимми, а Джимми его спрятал. Какой был переполох! Вы бы слышали, что говорила миссис Джулия! Ожерелье до сих пор так и не нашли. Дядя Джеральд говорит, что оно из лунного камня и аметистов и было сделано лет сто назад каким-то очень знаменитым европейским ювелиром.
Уэйн застонал.
– Неудивительно, что миссис Джулия вне себя – то одно, то другое!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Крис сидел между нами на переднем сиденье, с интересом следя за дорогой. Я чувствовала рядом с собой его маленькое тельце, теплое от летней жары, и его влажная голая ручонка касалась моей. Я давно уже не находилась в таком близком соседстве с ребенком, и меня удивило чувство нежности к юному существу, внезапно родившееся во мне.
Прежде чем сесть в машину, Уэйн Мартин поинтересовался, где мой багаж, и я рассказала, что мне удалось убедить Элдена Салуэя отвезти его в Силверхилл. Тут я впервые услышала, как Уэйни смеется. Это были согревающие душу звуки, совсем непохожие на сдавленный смех горожанина, опасающегося привлечь к себе чье-то внимание.
– Да, Джулии явно не придется с вами скучать, – заметил он. – Но не будьте с ней слишком суровы, Малли. Помните, что ваша бабушка – женщина старая и жизнь нанесла ей немало тяжелых ударов. Силой ее духа и ее мужеством нельзя не восхищаться.
Я не дала никаких обещаний, не ощутила никакого сочувствия. Все это было исключено после того письма и полного отсутствия доброты по отношению к моей матери, которое было продемонстрировано в ее последний час на земле.
– Конечно, вы, возможно, и вовсе с ней не встретитесь, – предупредил он, пока мы ехали по той же извилистой дороге, по которой я приехала сюда всего лишь час назад.
– Она говорит, что не желает вас видеть и разговаривать с вами. Но вы должны провести по меньшей мере одну ночь в Силверхилле, и ее невестка – ваша тетя Нина – разъяснит вам, его хочет ваша бабушка. Это даст вам какую-то зацепку, а остальное довершит ее любопытство.
Я поглядела на него поверх головы Криса, отметив чистую линию профиля – нос с широкой переносицей, крепкие скулы. Доктор Уэйн Мартин был бы надежным другом даже в суде, состоящем из одних Горэмов.
– Как вам это удалось? – спросила я.
Он кинул на меня быстрый взгляд, и я поняла, что кроме целеустремленности и силы этот человек наделен чувством юмора.
– У меня есть свои секретные приемы. Я слегка на нее надавил.
Мне представился удобный случай задать несколько вопросов, которые ранее мне хотелось задать Элдену.
– А дом все еще похож на музей? Когда я была маленькая, мама рассказывала мне, как Джулия и Диа, бывало, отправлялись в Европу скупать все и вся и как они возвращались домой с кучей всякой всячины – от стульев стиля Чиппендейл до гобеленов из Валанса. Мама только в шесть или семь лет узнала, что не все живут, как она, в окружении музейных сокровищ.
– По-моему, дом сейчас больше походит на музей, чем когда-либо, – заметил Уэйн. – Ведь теперь его хранителем стал Джеральд. У него к этому делу более профессиональный подход, чем у вашего деда с бабкой. Мне кажется, им нравилось пользоваться своими сокровищами, жить среди купленных ими роскошных вещей. А Джеральда больше интересует инвентаризация и сохранение экспонатов – это, наверное, тоже неплохая идея. Там действительно масса весьма ценного добра.
Я кивнула, припоминая.
– Мама начала меня водить в Метрополитен и другие музеи Нью-Йорка чуть ли не с первого дня, как я научилась ходить. Она говорила, что я должна научиться разбираться в таких вещах, например, как различие между Чиппендейлом и Шератоном.
– Готовила вас к встрече с Силверхиллом? – спросил Уэйн.
– Да, мне всегда так казалось, даже тогда, когда стало совсем маловероятно, что я когда-нибудь туда поеду. Боюсь, я была не слишком хорошей ученицей. Мне мумии и рыцарские доспехи нравились больше, чем мебель или произведения искусства.
Крис вмешался в разговор, горя нетерпением поделиться собственной информацией.
– Папа, дядя Джеральд выложил разные старые ювелирные изделия, к которым миссис Джулия раньше никому не разрешала прикасаться. Малли наверняка захочет посмотреть на все эти вещицы, которые в старые времена носили дамы.
Но меня больше интересовал мой кузен, нежели старинные ювелирные изделия.
– Как Джеральд справляется с делами? – спросила я. – Насколько я знаю, у него очень неблагополучно с правой рукой.
– Главное, с чем он справляется, – это с тем, как прятать свою руку, да и себя самого, – сказал Уэйн, и в его голосе я не услышала того сочувствия, какого можно было бы ожидать от врача. – Он всегда придавал слишком много значения тому факту, что его отец овладел колоссальной физической энергией. Генри в молодые годы был известным атлетом; он завоевал массу всяческих кубков и других призов за плавание и бег, не говоря уж о том, что на теннисном корте он прямо-таки блистал. Я думаю, сын разочаровал его с самого начала, и Джеральд об этом знал. Генри хотел, чтобы его сын был таким же разносторонним спортсменом, как он сам. Но так или иначе Джеральд обладает блистательным умом – ах, если бы это могло его удовлетворить! Что же касается горэмских коллекций, то здесь он добился громадных результатов. Его статьи по этим вопросам опубликованы в периодических изданиях всех стран мира.
Мама рассказала мне про руку Джеральда, когда мне было лет десять, и я воспользовалась этим рассказом, чтобы разыгрывать перед зеркалом в моей спальне маленькую драму, суть которой заключалась в чувстве жалости к себе самой. Помню, как, стоя перед зеркалом, я разговаривала вслух с кузеном Джеральдом, которого совершенно не помнила.
– Проклятые судьбой Горэмы, – мелодраматически говорила я о нас с ним как о людях, объединенных общим несчастьем, хотя его увечье было врожденным и куда более серьезным, чем мое, которое явилось результатом несчастного случая.
– Пора Джеральду начать жить собственной жизнью, – сказал Уэйн.
Я тут же почувствовала себя обороняющейся стороной. Казалось, меня связывало с Джеральдом нечто большее, нежели кровное родство. «Меченым» людям не всегда так уж легко строить свою жизнь. Я взглянула на Уэйна Мартина поверх вихрастой головы его сына, возмущенная резкими словами о Джеральде.
– Знаете, когда больные слушаются врача, это экономит массу времени, – отозвался он. – Я никогда не считал, что чувство жалости к себе способно кому-либо помочь.
Я осеклась: надо признаться, эта последняя тенденция не всегда была мне чужда.
К счастью, Крис продолжал излагать свои новости о Силверхилле.
– Тетя Фрици сегодня забралась в стенд с ювелирными изделиями. Она стащила ожерелье из лунного камня отдала его Джимми, а Джимми его спрятал. Какой был переполох! Вы бы слышали, что говорила миссис Джулия! Ожерелье до сих пор так и не нашли. Дядя Джеральд говорит, что оно из лунного камня и аметистов и было сделано лет сто назад каким-то очень знаменитым европейским ювелиром.
Уэйн застонал.
– Неудивительно, что миссис Джулия вне себя – то одно, то другое!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69