Застонав, когда через какое-то время он схватил ее за волосы и начал двигаться сам, ударяясь ей в горло, а потом отстранил, приподнимая, кидая на кровать, оказываясь сверху. И развел сильными руками ножки, закидывая их на широкие плечи, входя рывком, не отпуская глазами ее глаза. Вырывая из нее заставившую выгнуться все тело конвульсию и крик. Громкий, страстный — но всего-навсего первый среди бесконечных криков этой долгой ночи…
И вот сейчас, пару часов спустя, она сидела, завернутая в полотенце, в большом и комфортном черном кожаном кресле, откинувшись, смакуя коньяк. Поворачивая голову к открывающейся двери, видя, как его взгляд первым делом останавливается на ее полуприкрытом полотенцем теле, задерживаясь там.
— О, неужели вы снова хотите этого? — воскликнула, округлив глаза в наивном удивлении. — О, это ужасно — вы такой жестокий! Вы истерзали меня, измучили — и хотите делать это снова…
— Конечно, хочу, — подтвердил, садясь в кресло напротив, беря со столика стакан с минералкой. — Сейчас отзвонят мне только. Да, завтра рано утром пацаны тебя отвезут на квартиру твою — чтобы все свое оттуда забрала. Этих хватятся — могут начать тебя искать, знают ведь, наверное, что они внизу у твоего дома сидели. Длинный знаешь что рассказал — что они тебя в кабак один отвезти хотели, где люди мои бывают часто. Витьку тебе хотели показать — помнишь, в ресторане, в наколках весь, все лично допросить тебя хотел? — и еще нескольких близких. А тут Витька за ними самими приехал…
Он хмыкнул, но не слишком весело, задумчиво затеребил рукой цепочку с позвякивающим крестом.
— Теперь куда ни кинь — все равно на меня думать начнут. Нормальный человек бы что другое предположил — Москва ж, город дикий, люди каждый день пропадают да умирают. У меня в прошлом году двое пацанов машину продавали, поехали покупателю показать и пропали — так и не нашли. А эти на меня все запишут. Придется решать с ними — не хотелось, а придется, и конкретно решать. И быстро — пока они со мной не решили. Захотят ведь — никакая охрана не помешает, хоть двадцать человек с собой вози. Тем более отморозки упертые…
Он спохватился вдруг, глядя нее внимательно, а потом махнул рукой.
— Да ладно — все равно ты при делах уже. Так что завтра вещи забирай — и они тебя отвезут куда скажешь, только чтоб адрес этот вычислить нельзя было. Может, они и не будут тебя искать — но береженого сама знаешь кто бережет. Ты слышишь?
Она смотрела на него, пропуская мимо ушей слова, думая о своем — о том, какое у него интересное лицо, и глаза красивые, и как идет ему этот халат. И о том, что прячется под этим халатом сейчас, поглаживаемое нежным шелком.
— Да, да, конечно, — кивнула рассеянно, не желая думать ни о чем другом. — Мне так жаль, что я создала вам проблемы. Может, я могу как-то помочь?..
— Можешь — еще как! — Он потянулся всем телом, ухмыляясь, показывая, что имеет в виду. — А проблемы — ты-то при чем, они все равно на меня думали, сразу. Найти бы того, кого ты видела, — разом бы все решили. Да где его искать — по городу ездить и в окно машины смотреть?
— Ну почему? — произнесла неуверенно через какое-то время, колеблясь, разрываясь между желанием довести все до конца и боязнью навредить себе. — Я ведь знаю, кто он, — примерно знаю…
— Не понял. — Голос изменился, став безразличным и даже чужим. — Не понял…
Было уже поздно жалеть о сказанном — она бы уже не вывернулась сейчас, а если бы начала придумывать что-то другое, он бы почувствовал, а это было ни к чему.
— Дело в том… все было не совсем так. Я просто не сказала милиции — испугалась. Я гуляла, а тут он окликнул меня из машины. Он мне показался приятным, веселым таким, и я видела, что ему понравилась. И села. Я думала, что в этом ничего нет такого, — все равно я просто гуляю. Ну посижу с ним, может быть, потом схожу куда-нибудь, я же все равно одна. А он шутил и звал поехать с ним в ресторан прямо сейчас, не откладывая, — и я согласилась. А он сказал, что ждет одного человека, у него встреча здесь, — и человек вот-вот приедет, и не надо, чтобы он меня тут видел, личная очень встреча и важная. И чтобы я его подождала где-нибудь тут — погуляла бы по другой стороне переулка и не показывала бы, что с ним знакома…
Он молчал, не перебивая, ожидая продолжения в тяжелой тишине. Которую так не хотелось разрывать — да и вообще не надо было разрывать, — но…
— И он мне сказал… Я спросила, не шпион ли он, раз все так секретно, — или он с президентом встречается? А он сказал, что президент у него впереди, — хотя тот, кто сейчас приедет, побогаче любого президента. А я удивилась, разве такое возможно, — а он посмеялся, сказал, что это начальник одной таможни московской. Сказал, что богатый очень, но жадный, делиться не любит. И что-то еще говорил — не помню. Кажется, что сейчас разбогатеет немножко и будет на что пообедать. И я ушла. А потом…
Она пожала плечами, показывая ему, что это все. Пытаясь понять во все усиливающейся, все растущей, все более взрывоопасной тишине, как прозвучал ее рассказ, — но слишком нервничая, чтобы оценить его. И наконец решаясь посмотреть на него — встречаясь взглядом с его глазами, в которых было что-то непонятное.
— Ты, случаем, больше ничего не вспомнишь?
— Больше ничего. — Она развела руками, улыбаясь ему несмело. — Мне жаль — но больше ничего. Только, что я видела, как он из арки выходил, перед тем как в машину сесть, — у него было что-то в руках, сумка или портфель. А когда уходил, ничего не было уже. Но это ведь мелочь, наверное…
— Да само собой, — кивнул задумчиво, не сводя с нее глаз — в которых ей привиделось не недоверие, не подозрение, но почему-то восхищение. Может, потому, что она уже видела его — в постели — и ей очень хотелось увидеть его сейчас. Больше, чем все остальное. — Натуральная мелочь…
Она не поверила своим глазам и ушам, когда он рассмеялся внезапно — весело, заливисто, легко рассмеялся. Поглядывая на нее, качая головой, смеясь еще громче. Так, словно в этом смехе выплескивалось нервное напряжение — потому он и не мог никак кончиться. А она смотрела на него, не зная, чем вызван смех, и не зная, что ей делать, — и лично ей было не то что не до смеха, но даже не до улыбок.
— Вам кажется, что я сказала что-то смешное? — поинтересовалась язвительно, надеясь, что выбрала верный тон. — Да, я дура, я бестолковая, я плохо соображаю. И вдобавок не умею даже ровно нарезать колбасу. Но разве это повод, чтобы надо мной смеяться, — ведь кое-что я все-таки умею. Или, на ваш взгляд, в постели я так же плоха, как и на кухне?
— Да брось ты, Марина! — выдавил из себя, успокаиваясь, но все еще всхлипывая, все еще мотая головой. — Правда ж смешно. Человек, может, мину принес в сумке с деньгами — знал ведь, гад, что Никита при нем пересчитывать не будет, ему понты не позволят показать, что он допустить может, что его обмануть рискнут, — а для тебя это мелочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
И вот сейчас, пару часов спустя, она сидела, завернутая в полотенце, в большом и комфортном черном кожаном кресле, откинувшись, смакуя коньяк. Поворачивая голову к открывающейся двери, видя, как его взгляд первым делом останавливается на ее полуприкрытом полотенцем теле, задерживаясь там.
— О, неужели вы снова хотите этого? — воскликнула, округлив глаза в наивном удивлении. — О, это ужасно — вы такой жестокий! Вы истерзали меня, измучили — и хотите делать это снова…
— Конечно, хочу, — подтвердил, садясь в кресло напротив, беря со столика стакан с минералкой. — Сейчас отзвонят мне только. Да, завтра рано утром пацаны тебя отвезут на квартиру твою — чтобы все свое оттуда забрала. Этих хватятся — могут начать тебя искать, знают ведь, наверное, что они внизу у твоего дома сидели. Длинный знаешь что рассказал — что они тебя в кабак один отвезти хотели, где люди мои бывают часто. Витьку тебе хотели показать — помнишь, в ресторане, в наколках весь, все лично допросить тебя хотел? — и еще нескольких близких. А тут Витька за ними самими приехал…
Он хмыкнул, но не слишком весело, задумчиво затеребил рукой цепочку с позвякивающим крестом.
— Теперь куда ни кинь — все равно на меня думать начнут. Нормальный человек бы что другое предположил — Москва ж, город дикий, люди каждый день пропадают да умирают. У меня в прошлом году двое пацанов машину продавали, поехали покупателю показать и пропали — так и не нашли. А эти на меня все запишут. Придется решать с ними — не хотелось, а придется, и конкретно решать. И быстро — пока они со мной не решили. Захотят ведь — никакая охрана не помешает, хоть двадцать человек с собой вози. Тем более отморозки упертые…
Он спохватился вдруг, глядя нее внимательно, а потом махнул рукой.
— Да ладно — все равно ты при делах уже. Так что завтра вещи забирай — и они тебя отвезут куда скажешь, только чтоб адрес этот вычислить нельзя было. Может, они и не будут тебя искать — но береженого сама знаешь кто бережет. Ты слышишь?
Она смотрела на него, пропуская мимо ушей слова, думая о своем — о том, какое у него интересное лицо, и глаза красивые, и как идет ему этот халат. И о том, что прячется под этим халатом сейчас, поглаживаемое нежным шелком.
— Да, да, конечно, — кивнула рассеянно, не желая думать ни о чем другом. — Мне так жаль, что я создала вам проблемы. Может, я могу как-то помочь?..
— Можешь — еще как! — Он потянулся всем телом, ухмыляясь, показывая, что имеет в виду. — А проблемы — ты-то при чем, они все равно на меня думали, сразу. Найти бы того, кого ты видела, — разом бы все решили. Да где его искать — по городу ездить и в окно машины смотреть?
— Ну почему? — произнесла неуверенно через какое-то время, колеблясь, разрываясь между желанием довести все до конца и боязнью навредить себе. — Я ведь знаю, кто он, — примерно знаю…
— Не понял. — Голос изменился, став безразличным и даже чужим. — Не понял…
Было уже поздно жалеть о сказанном — она бы уже не вывернулась сейчас, а если бы начала придумывать что-то другое, он бы почувствовал, а это было ни к чему.
— Дело в том… все было не совсем так. Я просто не сказала милиции — испугалась. Я гуляла, а тут он окликнул меня из машины. Он мне показался приятным, веселым таким, и я видела, что ему понравилась. И села. Я думала, что в этом ничего нет такого, — все равно я просто гуляю. Ну посижу с ним, может быть, потом схожу куда-нибудь, я же все равно одна. А он шутил и звал поехать с ним в ресторан прямо сейчас, не откладывая, — и я согласилась. А он сказал, что ждет одного человека, у него встреча здесь, — и человек вот-вот приедет, и не надо, чтобы он меня тут видел, личная очень встреча и важная. И чтобы я его подождала где-нибудь тут — погуляла бы по другой стороне переулка и не показывала бы, что с ним знакома…
Он молчал, не перебивая, ожидая продолжения в тяжелой тишине. Которую так не хотелось разрывать — да и вообще не надо было разрывать, — но…
— И он мне сказал… Я спросила, не шпион ли он, раз все так секретно, — или он с президентом встречается? А он сказал, что президент у него впереди, — хотя тот, кто сейчас приедет, побогаче любого президента. А я удивилась, разве такое возможно, — а он посмеялся, сказал, что это начальник одной таможни московской. Сказал, что богатый очень, но жадный, делиться не любит. И что-то еще говорил — не помню. Кажется, что сейчас разбогатеет немножко и будет на что пообедать. И я ушла. А потом…
Она пожала плечами, показывая ему, что это все. Пытаясь понять во все усиливающейся, все растущей, все более взрывоопасной тишине, как прозвучал ее рассказ, — но слишком нервничая, чтобы оценить его. И наконец решаясь посмотреть на него — встречаясь взглядом с его глазами, в которых было что-то непонятное.
— Ты, случаем, больше ничего не вспомнишь?
— Больше ничего. — Она развела руками, улыбаясь ему несмело. — Мне жаль — но больше ничего. Только, что я видела, как он из арки выходил, перед тем как в машину сесть, — у него было что-то в руках, сумка или портфель. А когда уходил, ничего не было уже. Но это ведь мелочь, наверное…
— Да само собой, — кивнул задумчиво, не сводя с нее глаз — в которых ей привиделось не недоверие, не подозрение, но почему-то восхищение. Может, потому, что она уже видела его — в постели — и ей очень хотелось увидеть его сейчас. Больше, чем все остальное. — Натуральная мелочь…
Она не поверила своим глазам и ушам, когда он рассмеялся внезапно — весело, заливисто, легко рассмеялся. Поглядывая на нее, качая головой, смеясь еще громче. Так, словно в этом смехе выплескивалось нервное напряжение — потому он и не мог никак кончиться. А она смотрела на него, не зная, чем вызван смех, и не зная, что ей делать, — и лично ей было не то что не до смеха, но даже не до улыбок.
— Вам кажется, что я сказала что-то смешное? — поинтересовалась язвительно, надеясь, что выбрала верный тон. — Да, я дура, я бестолковая, я плохо соображаю. И вдобавок не умею даже ровно нарезать колбасу. Но разве это повод, чтобы надо мной смеяться, — ведь кое-что я все-таки умею. Или, на ваш взгляд, в постели я так же плоха, как и на кухне?
— Да брось ты, Марина! — выдавил из себя, успокаиваясь, но все еще всхлипывая, все еще мотая головой. — Правда ж смешно. Человек, может, мину принес в сумке с деньгами — знал ведь, гад, что Никита при нем пересчитывать не будет, ему понты не позволят показать, что он допустить может, что его обмануть рискнут, — а для тебя это мелочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104