— Нет… я имею в виду что-нибудь… туземное! — Грейер в полнейшем недоумении таращится на мать:
— Мамочка, это твой костюм?
— Мамочка еще не закончила, зайчик. Дай няне загримировать тебя, а то она не успеет помочь мне.
Она выпархивает из комнаты.
Миссис N. купила нам раскраску для лица «Крей-Па», и я принимаюсь делать из нас Блинки и Тигги-Вигги, или как там они, черт возьми, называются. Но как только я принимаюсь за физиономию Грейера, у него начинается приступ чесотки.
— Лаа-Лаа, няня. Я Лаа-Лаа!
Он чешет нос обеими руками, прямо в варежках.
— Ты Тинки-Винки…
— Гров, умоляю, не дотрагивайся до своего лица! Я пытаюсь сделать из тебя телепузика.
Глиняная хижина снова врывается в комнату.
— Господи, он кошмарно выглядит! Что вы делаете?
— Он размазывает краску, — сбивчиво объясняю я. Она грозно взирает на него сверху вниз. Стебельки соломы возмущенно дрожат.
— ГРЕЙЕР АДДИСОН N.. НЕ СМЕЙ КАСАТЬСЯ СВОЕГО ЛИЦА!
И она снова исчезает.
Его подбородок дрожит: наверное, он никогда больше не притронется к лицу… никогда…
— Здорово выглядишь, Гров, — подбадриваю его я. — Только давай доделаем до конца. Хорошо?
Он кивает и наклоняет голову, чтобы мне было удобнее.
— Это нагума матото? — кричит она из холла.
— Акуна матата, — хором отвечаем мы.
— Верно! Спасибо! Акуна матата, акуна матата… Телефон звонит, и я слышу, как она отвечает по второму аппарату, стараясь говорить спокойно:
— Алло? Да, дорогой. Мы почти готовы… но я… Да, но я… заказала костюмы, которые ты хотел. Нет, я… Да, понимаю, но дело в том… Да нет, мы сейчас выходим.
Медленные шаги по мраморному полу по направлению к крылу Грейера. Потом прическа снова появляется в дверях.
— Папочка немного опаздывает, поэтому просто заедет за нами через десять минут и заберет всех. Прошу быть в холле через девять минут.
Девять минут (вползание в вонючий неудобный фиолетовый костюм и натирание физиономии белым жиром) спустя мы, неловко переваливаясь, собираемся в холле вокруг ящиков: маленький желтый Лаа-Лаа, большая фиолетовая кретинка и миссис N. в достойном брючном костюме от Джил Сандер.
Швейцару N-ов требуются обе руки, чтобы впихнуть меня в лимузин, где я плюхаюсь у ног супругов. Пока водитель включает зажигание, я ухитряюсь кое-как забраться на сиденье.
— Где моя карточка? — спрашивает Грейер, едва машина отчаливает от обочины.
То ли из-за слоя неопрена на ушах, то ли из-за последствий шока голос Грейера звучит словно откуда-то издалека.
— Моя карточка! Где она? Где-е-е-е?!
Он начинает раскачиваться взад-вперед на сиденье лимузина, едва не падая на сидящих напротив родителей. Голос миссис N. живо приводит меня в чувство:
— Няня! Грейер, объясни няне, что ты хочешь!
Я изгибаюсь всем телом в направлении Грейера, поскольку фиолетовый пузырь у меня на голове отсекает периферическое зрение.
— Э… что?
Его лицо под гримом краснее свеклы, дышит он тяжело, закатывает глаза и ревет:
— НЯНЯ! МОЯ КАРТОЧКА! КАРТОЧКА ПРОПАЛА!
Иисусе!
— Няня, он требует, чтобы карточка всегда была приколота к одежде…
— Мне очень жаль.
Я перемещаю свою сбрую к нему поближе.
— Грейер, мне очень жаль…
— Моя ка-а-а-а-А-А-АРТОЧКА! — трубит Грейер.
— Эй, — звучит низкий бестелесный голос, — немедленно замолчать!
Ми-и-и-и-и-сссс-ттттер И-и-и-и-и-ккккс, наконец-то мы встретились!
Весь лимузин затаил дыхание. Этот таинственный человек, которому до сих пор удавалось избегать не только меня, но и, осмелюсь сказать, остальных моих спутников, заслуживает полномасшабного стоп-кадра. Темный костюм, очень дорогие туфли. Он сидит лицом ко мне, вернее, к «Уолл-стрит джорнал», полностью закрывающей обзор, вплоть до поблескивающего редеющего пробора, освещенного лампочкой для чтения, нависшей в нескольких дюймах от его головы. Между ухом и подбородком зажат телефон, но он до сих пор только слушал. «Эй» — это первое междометие с тех пор, как мы вошли. Правда, кое-кто вошел, а кое-кого и впихнули.
Вне всякого сомнения, за этой газетой скрывается ГА семейства.
— Какая карточка? — спрашивает он свою газету.
Миссис N. многозначительно смотрит на меня, и становится очевидным, что ответственность за эмоциональный всплеск Грейера падает на мои плечи, поскольку мое место в доме где-то между средним управленческим звеном и горничной.
Тут мы выезжаем на Мэдисон-авеню и направляемся обратно, в верхнюю часть города, к апартаментам N., где все тот же швейцар принимается с энтузиазмом отрывать мне руки и ноги, пытаясь извлечь из лимузина.
— Подождите здесь, — отдуваясь, прошу я. — Сейчас вернусь.
Я поднимаюсь наверх, и целых десять минут, потея и задыхаясь, переворачиваю вверх дном комнату Грейера. Приходится обновить грим, прежде чем я нахожу Карточку в корзине для грязного белья. Зато я осталась жива и готова танцевать рок-н-ролл, в основном — ролл.
Дверь лифта открывается, и там, разумеется, стоит Г.С., мой Гарвард Страстный.
При виде меня у него вытягивается лицо.
Лучше просто убей.
— Что? Никогда не видел хэллоуинского костюма? — раздраженно шиплю я, вваливаясь в кабину с высоко поднятой головой.
— Нет! То есть да, сегодня тридцать первое октября, но…
— Но???
— Я… э-э-э… да, конечно, но… — заикается он.
«Привет! Похоже, ты за словом в карман лезешь, да еще как!»
Я пытаюсь извернуться так, чтобы стать лицом к стене. Конечно, в этой коробке пять на семь особо не развернешься.
— Послушайте, — начинает он, немного помолчав, — мне очень жаль насчет того вечера. Иногда парни становятся совершенными мудаками, когда выпьют. Я знаю, это не оправдывает их поведение, но я уже говорил, что они всего лишь школьные приятели…
— И?.. — обращаюсь я к стене.
— И… — Он словно обмяк. — И вам не следует составлять мнение обо мне по одному пьяному вечеру в «Дор-рианс».
Я делаю пируэт и оказываюсь лицом к нему.
— Да, по одному пьяному вечеру, когда ваши «дружки по старым временам» назвали меня шлюхой. Поймите, иногда мне приходится общаться с друзьями, взгляды которых не совпадают с моими, но только до определенной степени. Если, скажем, на повестке дня стояло бы групповое изнасилование, я нашла бы что сказать по этому поводу!
— Ну…
— Ну?
— Ну, для человека, не любящего поспешных суждений о себе, с вашей стороны довольно лицемерно с ходу судить меня по поведению других!
— Достаточно справедливо.
Я набираю воздуха в грудь, стараясь выпрямиться в полный рост.
— Поэтому позвольте уточнить. Мое мнение о вас основано на том факте, что вы и пальцем не пошевелили, чтобы их заткнуть.
Он смотрит мне в глаза.
— Ладно, я должен был вступиться. Жаль, что тогда все вышло из-под контроля.
Он заправляет волосы за ухо.
— Послушайте, пойдемте сегодня куда-нибудь, и я заглажу все свои промахи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78