Я бы начала всерьез спрашивать себя, за кого же я вышла замуж.
Я бы ни за что не смогла так помочь, так поддержать и простить, как это сделал Джеймс. По сути дела, он ничего и не прощал, так как ни на секунду не дал мне понять, что я сделала что-то плохое.
Так или иначе, когда меня в следующий раз арестуют, некому будет держать меня за руку в суде и смешить.
Да и чертов штраф мне придется платить самой…
Я выключила душ и вытерлась.
«Мне надо ему позвонить», — решила я.
Вернувшись в комнату, я начала одеваться и параллельно вела с собой такой разговор:
— Позвони ему! — сердито говорила я себе. — Ты что, хочешь, чтобы ребенок голодал?
И сама же отвечала:
— Вот покормлю Кейт и позвоню.
— Нет, не позвонишь. Звони НЕМЕДЛЕННО!
Я снова взялась за свое: тянула, откладывала, пыталась избавиться от ответственности, пряталась от неприятностей. Но мне было страшно! Я понимала, что следует поговорить с Джеймсом о деньгах и квартире. Но все никак не могла решиться. Ведь стоит мне заговорить с Джеймсом об этих проблемах, они станут реальностью. А это будет значить, что моему браку конец.
— О господи! — вздохнула я.
Я смотрела на Кейт, лежащую в корзинке, такую мягкую, толстенькую и ароматную в розовых ползунках. И понимала, что нужно позвонить Джеймсу.
Если бы дело касаюсь только меня, я могла бы позволить себе быть трусихой, но я должна позаботиться о будущем этого чудесного ребенка.
— Ладно, — решительно сказала я. — Ты своего добилась. Я ему позвоню.
Я пошла в мамину комнату, чтобы поговорить оттуда, начала набирать номер лондонского офиса Джеймса и вдруг почувствовала, что у меня закружилась голова. Я одновременно испытывала испуг и возбуждение. Через несколько секунд я услышу его голос. Меня трясло и бросало в жар. Стало трудно дышать, мне не хватало воздуха. Когда в трубке раздались длинные гудки, я испугалась, что меня стошнит от волнения.
Ответила секретарша.
— Могу я поговорить с мистером Джеймсом Вебстером? — спросила я дрожащим голосом. Губы у меня онемели.
Послышалось несколько щелчков.
Я затаила дыхание.
Снова раздался голос секретарши:
— Извините, но на этой неделе мистера Вебстера не будет. Кто-нибудь другой не может вам помочь?
Разочарование причинило мне почти физическую боль. Я с трудом сумела пробормотать:
— Нет, все в порядке, спасибо.
Повесив трубку, я осталась сидеть на маминой кровати. Теперь я точно не знала, что делать. Я с таким трудом заставила себя позвонить ему, и, несмотря ни на что, мне хотелось с ним поговорить. А его даже нет на месте!
И тут мне пришла в голову другая мысль: а где же он?
Пожалуйста, не подсказывайте мне, что он мог уехать в отпуск.
В отпуск!
Как мог он уехать в отпуск, когда распадается наш брак?! Вернее, уже распался.
Я даже подумала, не перезвонить ли и не спросить, куда подевался Джеймс, но вовремя остановилась. Капелька гордости еще во мне осталась.
Может, он заболел? Может, у него грипп?.. Весьма вероятно, что я обрадовалась бы, узнав, что у него рак в последней стадии. Мне ужасно неприятна была мысль, что у него есть какая-то жизнь без меня и что он радуется этой жизни.
С другой стороны, я и так знала, что у него есть жизнь без меня. Он жил с другой женщиной, он ни разу не позвонил мне, хотя бы чтобы спросить про Кейт. Наверное, я все еще продолжала надеяться, что он скучает по мне и обязательно рано или поздно вернется. Но если он уехал в отпуск, надеяться больше не на что.
Джеймс наверняка сейчас беззаботно живет со своей новой женщиной на каком-нибудь экзотическом курорте. Пьет вино из ее туфельки. Жизнь его проходит под аккомпанемент хлопков пробок от шампанского, фейерверка и музыки, среди счастливых людей в праздничных нарядах, танцующих танго.
Я не сомневалась, что, пока я мерзну в Ирландии, он греется на берегу Карибского моря, на дорогом курорте, где его обслуживают четырнадцать слуг и где у него есть бассейн, в котором плавают цветочные лепестки.
— Господи, — вздохнула я.
Я никак не ожидала, что буду так себя чувствовать. Что же делать мне?..
В комнату вошла мама с огромной стопкой только что выглаженного белья в руках.
— Что с тобой? — спросила она при виде моего бледного, несчастного лица.
— Я звонила Джеймсу, — призналась я и расплакалась.
— О господи. — Мама положила стопку белья на кресло, потом подошла и села рядом со мной. — Что он сказал? — спросила она.
— Ничего, — прорыдала я. — Его нет. Готова поспорить, он уехал в отпуск с этой толстой сукой! Уверена, они летели первым классом. И не сомневаюсь, что у них в ванной есть джакузи…
Мама обняла меня, и немного погодя я перестала рыдать.
— Хочешь, помогу тебе убрать белье? — спросила я, шмыгая носом.
Вот тут она забеспокоилась всерьез.
— Ты в порядке? — озабоченно спросила она.
— Да, — ответила я, — все нормально.
— Ты уверена? — все еще беспокоилась она.
— Уверена, — подтвердила я уже несколько раздраженно.
«Мне надо привыкать расстраиваться, — решила я. — Потому что теперь это будет случаться постоянно. По крайней мере, до тех пор, пока я окончательно не смирюсь с мыслью, что с Джеймсом все кончено».
Ладно, сейчас я чувствую себя ужасно — обиженной и брошенной. Но со временем мне уже не будет так больно. Значит, просто надо на недельку залечь в койку. А в понедельник я ему снова позвоню. Как раз самое удачное время, чтобы поговорить! Он должен будет чувствовать себя несчастным, потому что пришлось вернуться к работе, отпуск в прошлом, да еще не удалось выспаться после перелета.
Я старалась взбодрить себя мыслью, что обрадуюсь, если ему будет плохо.
А если я не буду все время думать об этом, все как-нибудь утрясется.
— Ладно, мам, — сказала я, — давай разложим это белье по шкафам.
Я решительно направилась к стопке свежевыглаженного белья на стуле. Мама опасливо смотрела, как я начала быстро сортировать белье.
— Я положу это в шкаф к Анне, — сказала я, взяв одну стопку.
— Но… — начала мама.
— Никаких «но», — ласкова сказала я ей.
— Но, Клэр… — забеспокоилась она.
— Мам, — настаивала я, тронутая ее заботой, но решив взять себя в руки и быть послушной дочерью, — со мной все в порядке.
Я вышла из ее комнаты и направилась к Анне.
Дверь за мной захлопнулась, поэтому ее голос донесся до меня приглушенно:
— Клэр! Ради всего святого, как я объясню твоему отцу, почему его трусы оказались в шкафу Анны?
Я как раз стояла на коленях у выдвинутого ящика в комнате Анны.
Разве я положила туда отцовские трусы?
Положила.
Мне стало ясно, что лучше их оттуда убрать. Так как нельзя надеяться, что Анна заметит что-то необычное в своем ящике и не наденет огромные семейные трусы отца.
Разумеется, если она вообще меняет белье. Или, если подумать, носит трусы…
Я припомнила, как она однажды распространялась насчет белья, считая его формой фашизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Я бы ни за что не смогла так помочь, так поддержать и простить, как это сделал Джеймс. По сути дела, он ничего и не прощал, так как ни на секунду не дал мне понять, что я сделала что-то плохое.
Так или иначе, когда меня в следующий раз арестуют, некому будет держать меня за руку в суде и смешить.
Да и чертов штраф мне придется платить самой…
Я выключила душ и вытерлась.
«Мне надо ему позвонить», — решила я.
Вернувшись в комнату, я начала одеваться и параллельно вела с собой такой разговор:
— Позвони ему! — сердито говорила я себе. — Ты что, хочешь, чтобы ребенок голодал?
И сама же отвечала:
— Вот покормлю Кейт и позвоню.
— Нет, не позвонишь. Звони НЕМЕДЛЕННО!
Я снова взялась за свое: тянула, откладывала, пыталась избавиться от ответственности, пряталась от неприятностей. Но мне было страшно! Я понимала, что следует поговорить с Джеймсом о деньгах и квартире. Но все никак не могла решиться. Ведь стоит мне заговорить с Джеймсом об этих проблемах, они станут реальностью. А это будет значить, что моему браку конец.
— О господи! — вздохнула я.
Я смотрела на Кейт, лежащую в корзинке, такую мягкую, толстенькую и ароматную в розовых ползунках. И понимала, что нужно позвонить Джеймсу.
Если бы дело касаюсь только меня, я могла бы позволить себе быть трусихой, но я должна позаботиться о будущем этого чудесного ребенка.
— Ладно, — решительно сказала я. — Ты своего добилась. Я ему позвоню.
Я пошла в мамину комнату, чтобы поговорить оттуда, начала набирать номер лондонского офиса Джеймса и вдруг почувствовала, что у меня закружилась голова. Я одновременно испытывала испуг и возбуждение. Через несколько секунд я услышу его голос. Меня трясло и бросало в жар. Стало трудно дышать, мне не хватало воздуха. Когда в трубке раздались длинные гудки, я испугалась, что меня стошнит от волнения.
Ответила секретарша.
— Могу я поговорить с мистером Джеймсом Вебстером? — спросила я дрожащим голосом. Губы у меня онемели.
Послышалось несколько щелчков.
Я затаила дыхание.
Снова раздался голос секретарши:
— Извините, но на этой неделе мистера Вебстера не будет. Кто-нибудь другой не может вам помочь?
Разочарование причинило мне почти физическую боль. Я с трудом сумела пробормотать:
— Нет, все в порядке, спасибо.
Повесив трубку, я осталась сидеть на маминой кровати. Теперь я точно не знала, что делать. Я с таким трудом заставила себя позвонить ему, и, несмотря ни на что, мне хотелось с ним поговорить. А его даже нет на месте!
И тут мне пришла в голову другая мысль: а где же он?
Пожалуйста, не подсказывайте мне, что он мог уехать в отпуск.
В отпуск!
Как мог он уехать в отпуск, когда распадается наш брак?! Вернее, уже распался.
Я даже подумала, не перезвонить ли и не спросить, куда подевался Джеймс, но вовремя остановилась. Капелька гордости еще во мне осталась.
Может, он заболел? Может, у него грипп?.. Весьма вероятно, что я обрадовалась бы, узнав, что у него рак в последней стадии. Мне ужасно неприятна была мысль, что у него есть какая-то жизнь без меня и что он радуется этой жизни.
С другой стороны, я и так знала, что у него есть жизнь без меня. Он жил с другой женщиной, он ни разу не позвонил мне, хотя бы чтобы спросить про Кейт. Наверное, я все еще продолжала надеяться, что он скучает по мне и обязательно рано или поздно вернется. Но если он уехал в отпуск, надеяться больше не на что.
Джеймс наверняка сейчас беззаботно живет со своей новой женщиной на каком-нибудь экзотическом курорте. Пьет вино из ее туфельки. Жизнь его проходит под аккомпанемент хлопков пробок от шампанского, фейерверка и музыки, среди счастливых людей в праздничных нарядах, танцующих танго.
Я не сомневалась, что, пока я мерзну в Ирландии, он греется на берегу Карибского моря, на дорогом курорте, где его обслуживают четырнадцать слуг и где у него есть бассейн, в котором плавают цветочные лепестки.
— Господи, — вздохнула я.
Я никак не ожидала, что буду так себя чувствовать. Что же делать мне?..
В комнату вошла мама с огромной стопкой только что выглаженного белья в руках.
— Что с тобой? — спросила она при виде моего бледного, несчастного лица.
— Я звонила Джеймсу, — призналась я и расплакалась.
— О господи. — Мама положила стопку белья на кресло, потом подошла и села рядом со мной. — Что он сказал? — спросила она.
— Ничего, — прорыдала я. — Его нет. Готова поспорить, он уехал в отпуск с этой толстой сукой! Уверена, они летели первым классом. И не сомневаюсь, что у них в ванной есть джакузи…
Мама обняла меня, и немного погодя я перестала рыдать.
— Хочешь, помогу тебе убрать белье? — спросила я, шмыгая носом.
Вот тут она забеспокоилась всерьез.
— Ты в порядке? — озабоченно спросила она.
— Да, — ответила я, — все нормально.
— Ты уверена? — все еще беспокоилась она.
— Уверена, — подтвердила я уже несколько раздраженно.
«Мне надо привыкать расстраиваться, — решила я. — Потому что теперь это будет случаться постоянно. По крайней мере, до тех пор, пока я окончательно не смирюсь с мыслью, что с Джеймсом все кончено».
Ладно, сейчас я чувствую себя ужасно — обиженной и брошенной. Но со временем мне уже не будет так больно. Значит, просто надо на недельку залечь в койку. А в понедельник я ему снова позвоню. Как раз самое удачное время, чтобы поговорить! Он должен будет чувствовать себя несчастным, потому что пришлось вернуться к работе, отпуск в прошлом, да еще не удалось выспаться после перелета.
Я старалась взбодрить себя мыслью, что обрадуюсь, если ему будет плохо.
А если я не буду все время думать об этом, все как-нибудь утрясется.
— Ладно, мам, — сказала я, — давай разложим это белье по шкафам.
Я решительно направилась к стопке свежевыглаженного белья на стуле. Мама опасливо смотрела, как я начала быстро сортировать белье.
— Я положу это в шкаф к Анне, — сказала я, взяв одну стопку.
— Но… — начала мама.
— Никаких «но», — ласкова сказала я ей.
— Но, Клэр… — забеспокоилась она.
— Мам, — настаивала я, тронутая ее заботой, но решив взять себя в руки и быть послушной дочерью, — со мной все в порядке.
Я вышла из ее комнаты и направилась к Анне.
Дверь за мной захлопнулась, поэтому ее голос донесся до меня приглушенно:
— Клэр! Ради всего святого, как я объясню твоему отцу, почему его трусы оказались в шкафу Анны?
Я как раз стояла на коленях у выдвинутого ящика в комнате Анны.
Разве я положила туда отцовские трусы?
Положила.
Мне стало ясно, что лучше их оттуда убрать. Так как нельзя надеяться, что Анна заметит что-то необычное в своем ящике и не наденет огромные семейные трусы отца.
Разумеется, если она вообще меняет белье. Или, если подумать, носит трусы…
Я припомнила, как она однажды распространялась насчет белья, считая его формой фашизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99