Причем до того послушные и исполнительные, что лучших и пожелать невозможно! Должен только предупредить, что все они питают некую благодарность и ко мне, вновь раздувшему искру жизни внутри их истлевавших костей...
Слушая вполуха хвастливую болтовню пророка, Конан заставил себя попристальнее приглядеться к ожившим мертвецам. Некоторые выглядели исключительно крепкими и полными сил. Их кожа так и блестела, – наверное, от бальзамического масла, о котором толковал Хораспес. Видимо, кожа, обработанная таким образом, действительно могла пережить одежды, клочками свисавшие с плеч. Зато другие были почти бесплотны и состояли из одних скелетов и сухожилий. Их тела горбились и сгибались – результат несовершенного бальзамирования. Кое у кого не хватало руки или ноги. Или иных, не столь жизненно важных частей тела.
Конан внутренне корчился от отвращения, но продолжал смотреть. И видел, что могильные выходцы отнюдь не сидели без дела. У многих были при себе кайла, зубила и иные инструменты, пригодные для работы по мягкому здешнему камню. Так вот, значит, откуда позвякивание, предупреждавшее о появлении неведомых тоннельщиков. Все инструменты были сильно трачены беспрестанной работой, да и сами «рабочие» были, если можно так выразиться, изрядно потрепаны и поношены. Немало пальцев, сжимавших стальные орудия, было стерто до самой кости.
– Видишь теперь, северянин, что в своих примитивных грабительских замыслах ты проглядел истинное сокровище древних гробниц – самих мертвецов! – Хораспес воодушевился, точно на проповеди. – Я начал всего-то с нескольких сотен мертвых душ, которые я вывез из Стигии: то были выжившие – странно звучит это слово в применении к мертвецам, но все же! – выжившие в моем столкновении с узколобым тамошним священством и войском, ему подчиненным. Так вот, с ними я покорил и подчинил себе все могильники Абеддраха!
Совершив это, я завладел не только сокровищами и оружием, хранившимися в усыпальницах, но и самими обитателями могил – богатыми и бедными, мужчинами, женщинами и детьми! Никакая могила не может противостоять их неустанным трудам. И даже сей Чертог, строившийся в расчете на Вечность. В этот самый момент мои послушные слуги освобождают последних из числа своих братьев, покоящихся в самых поздних, самых отдаленных могилах! Могу себе представить, как ожившие пленники могил извиваются внутри и царапают стенки гробов, стремясь скорее вырваться на свободу! Ибо к тому побуждают их мои заклинания, которые я простер надо всем городом мертвых!
Знай, северянин, что численный перевес уже на моей стороне. У меня опытные войска, не нуждающиеся в свете и к тому же один раз уже претерпевшие маленькое неудобство, именуемое смертью. Я мог бы ударить прямо теперь и в два счета взять ничего не подозревающий городишко. Но сперва я хочу распространить свое учение – и тайные сборища своих подземных сторонников – по всем городам Шема. И когда наконец я решу, что время настало, у меня будет империя, достаточная, чтобы потрясти Стигию и заставить жидко обделаться ее жирных жрецов, исполненных ложного сознания собственной правоты!
В конце концов, куда мне торопиться? Ведь каждая новая могила лишь обогащает и усиливает меня, делая еще более неотвратимым мой конечный триумф. Взять хоть эту усыпальницу, например! Сколько войск погребено здесь вместе с царем! Сколько живых людей заперто, какие запасы продовольствия!.. Они утолят голод моего войска... Ибо вам следует знать, что мертвецы чувствуют голод. Правда, они переносят его терпеливей и дольше живых...
Тут Хораспес сделал паузу, поглядывая на царевну, которая давно уже зажала пальцами уши, пытаясь не слушать, и прятала лицо у Конана на плече.
– Ах, бедненькая Эфрит! – пожалел ее пророк. – Я вижу, мои слова тебя огорчают? Уверяю, дитя, ты превратно истолковала их смысл. Я вовсе не собираюсь скармливать тебя моим алчущим подданным. Девушка царских кровей, пусть даже упрямая и волевая, для этого слишком ценна. Лучше уж я сберегу тебя в целости и сохранности, чтобы посадить на трон Абеддраха, когда горожане взвоют от Нитокар. Да и я, таким образом, буду в их глазах выглядеть не захватчиком, а освободителем!
Не бойся же, Эфрит. Мумификация, совершаемая руками мастера, безболезненна и быстра, да и смерть от удушения личика твоего не испортит. Ты будешь выглядеть почти так же, как теперь, только станешь гораздо крепче. А заодно излечишься от множества девических сомнений и недостатков, присущих тебе ныне, и смиришься с простыми и жестокими законами земного существования. Вот спроси хоть Нефрена. Это был самый первый мой опыт. Конан, я думаю, также пригодится мне в качестве телохранителя, после того как я подвергну его упомянутому преображению. Такого, как он, тоже слишком расточительно было бы использовать просто на корм...
В этот момент голос Хораспеса пресекся, он пошатнулся. Расписывая во всех подробностях незавидную судьбу Конана и царевны, он прохаживался туда и сюда. И сам не заметил, как оказался возле Арамаса. И тот, прикованный, беспомощный, из последних сил вцепился в него сзади.
Пророк обернулся, и его лицо исказила гримаса ярости. Нагнувшись, он приложил обе ладони к телу Арамаса. Таким образом, его внимание было на краткий миг отвлечено. Мертвых, толпившихся за его спиной, заметно взволновало неожиданное происшествие, но в комнату они так и не хлынули.
Зато Конан, мигом понявший, что счастливый шанс наконец-то ему подвернулся, уже несся вперед. Таща за собой царевну, он налетел на Нефрена. Тот все так же загораживал ему выход наружу. Стигиец стоял с поднятым мечом наготове, но косил глазом в сторону, на своего господина. Меч Конана, воткнувшийся ему в живот, вновь встретил отчетливое сопротивление. На сей раз киммериец даже услышал скрип песка по клинку. Одновременно Конан ударил Нефрена ногой и отшвырнул стигийца к обломкам стены.
Конан уже мчался по короткому коридору, по-прежнему таща за собою Эфрит. Царевна вдруг начала отчаянно упираться, и он услышал ее душераздирающий крик:
– Конан!.. Там же Арамас!.. Он был верен мне!.. Я не могу его бросить...
Ему пришлось остановиться и оглянуться, хотя делать этого очень не хотелось.
– Что я, по-твоему, могу один против Хораспеса и его мертвяков? О!.. Смотри!..
Оглянувшись, они увидели, как выпрямился Хораспес. Несчастный капитан неподвижно лежал на полу. Там, где его груди коснулись ладони пророка, зияли две дымящиеся дыры.
Потом Хораспес повернулся вслед беглецам, и его лицо было лицом демона. Но неожиданно между ними возник силуэт гиганта Нефрена. С поднятым мечом он ворвался за ними в проход; из прорехи в одежде вместо крови струился песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Слушая вполуха хвастливую болтовню пророка, Конан заставил себя попристальнее приглядеться к ожившим мертвецам. Некоторые выглядели исключительно крепкими и полными сил. Их кожа так и блестела, – наверное, от бальзамического масла, о котором толковал Хораспес. Видимо, кожа, обработанная таким образом, действительно могла пережить одежды, клочками свисавшие с плеч. Зато другие были почти бесплотны и состояли из одних скелетов и сухожилий. Их тела горбились и сгибались – результат несовершенного бальзамирования. Кое у кого не хватало руки или ноги. Или иных, не столь жизненно важных частей тела.
Конан внутренне корчился от отвращения, но продолжал смотреть. И видел, что могильные выходцы отнюдь не сидели без дела. У многих были при себе кайла, зубила и иные инструменты, пригодные для работы по мягкому здешнему камню. Так вот, значит, откуда позвякивание, предупреждавшее о появлении неведомых тоннельщиков. Все инструменты были сильно трачены беспрестанной работой, да и сами «рабочие» были, если можно так выразиться, изрядно потрепаны и поношены. Немало пальцев, сжимавших стальные орудия, было стерто до самой кости.
– Видишь теперь, северянин, что в своих примитивных грабительских замыслах ты проглядел истинное сокровище древних гробниц – самих мертвецов! – Хораспес воодушевился, точно на проповеди. – Я начал всего-то с нескольких сотен мертвых душ, которые я вывез из Стигии: то были выжившие – странно звучит это слово в применении к мертвецам, но все же! – выжившие в моем столкновении с узколобым тамошним священством и войском, ему подчиненным. Так вот, с ними я покорил и подчинил себе все могильники Абеддраха!
Совершив это, я завладел не только сокровищами и оружием, хранившимися в усыпальницах, но и самими обитателями могил – богатыми и бедными, мужчинами, женщинами и детьми! Никакая могила не может противостоять их неустанным трудам. И даже сей Чертог, строившийся в расчете на Вечность. В этот самый момент мои послушные слуги освобождают последних из числа своих братьев, покоящихся в самых поздних, самых отдаленных могилах! Могу себе представить, как ожившие пленники могил извиваются внутри и царапают стенки гробов, стремясь скорее вырваться на свободу! Ибо к тому побуждают их мои заклинания, которые я простер надо всем городом мертвых!
Знай, северянин, что численный перевес уже на моей стороне. У меня опытные войска, не нуждающиеся в свете и к тому же один раз уже претерпевшие маленькое неудобство, именуемое смертью. Я мог бы ударить прямо теперь и в два счета взять ничего не подозревающий городишко. Но сперва я хочу распространить свое учение – и тайные сборища своих подземных сторонников – по всем городам Шема. И когда наконец я решу, что время настало, у меня будет империя, достаточная, чтобы потрясти Стигию и заставить жидко обделаться ее жирных жрецов, исполненных ложного сознания собственной правоты!
В конце концов, куда мне торопиться? Ведь каждая новая могила лишь обогащает и усиливает меня, делая еще более неотвратимым мой конечный триумф. Взять хоть эту усыпальницу, например! Сколько войск погребено здесь вместе с царем! Сколько живых людей заперто, какие запасы продовольствия!.. Они утолят голод моего войска... Ибо вам следует знать, что мертвецы чувствуют голод. Правда, они переносят его терпеливей и дольше живых...
Тут Хораспес сделал паузу, поглядывая на царевну, которая давно уже зажала пальцами уши, пытаясь не слушать, и прятала лицо у Конана на плече.
– Ах, бедненькая Эфрит! – пожалел ее пророк. – Я вижу, мои слова тебя огорчают? Уверяю, дитя, ты превратно истолковала их смысл. Я вовсе не собираюсь скармливать тебя моим алчущим подданным. Девушка царских кровей, пусть даже упрямая и волевая, для этого слишком ценна. Лучше уж я сберегу тебя в целости и сохранности, чтобы посадить на трон Абеддраха, когда горожане взвоют от Нитокар. Да и я, таким образом, буду в их глазах выглядеть не захватчиком, а освободителем!
Не бойся же, Эфрит. Мумификация, совершаемая руками мастера, безболезненна и быстра, да и смерть от удушения личика твоего не испортит. Ты будешь выглядеть почти так же, как теперь, только станешь гораздо крепче. А заодно излечишься от множества девических сомнений и недостатков, присущих тебе ныне, и смиришься с простыми и жестокими законами земного существования. Вот спроси хоть Нефрена. Это был самый первый мой опыт. Конан, я думаю, также пригодится мне в качестве телохранителя, после того как я подвергну его упомянутому преображению. Такого, как он, тоже слишком расточительно было бы использовать просто на корм...
В этот момент голос Хораспеса пресекся, он пошатнулся. Расписывая во всех подробностях незавидную судьбу Конана и царевны, он прохаживался туда и сюда. И сам не заметил, как оказался возле Арамаса. И тот, прикованный, беспомощный, из последних сил вцепился в него сзади.
Пророк обернулся, и его лицо исказила гримаса ярости. Нагнувшись, он приложил обе ладони к телу Арамаса. Таким образом, его внимание было на краткий миг отвлечено. Мертвых, толпившихся за его спиной, заметно взволновало неожиданное происшествие, но в комнату они так и не хлынули.
Зато Конан, мигом понявший, что счастливый шанс наконец-то ему подвернулся, уже несся вперед. Таща за собой царевну, он налетел на Нефрена. Тот все так же загораживал ему выход наружу. Стигиец стоял с поднятым мечом наготове, но косил глазом в сторону, на своего господина. Меч Конана, воткнувшийся ему в живот, вновь встретил отчетливое сопротивление. На сей раз киммериец даже услышал скрип песка по клинку. Одновременно Конан ударил Нефрена ногой и отшвырнул стигийца к обломкам стены.
Конан уже мчался по короткому коридору, по-прежнему таща за собою Эфрит. Царевна вдруг начала отчаянно упираться, и он услышал ее душераздирающий крик:
– Конан!.. Там же Арамас!.. Он был верен мне!.. Я не могу его бросить...
Ему пришлось остановиться и оглянуться, хотя делать этого очень не хотелось.
– Что я, по-твоему, могу один против Хораспеса и его мертвяков? О!.. Смотри!..
Оглянувшись, они увидели, как выпрямился Хораспес. Несчастный капитан неподвижно лежал на полу. Там, где его груди коснулись ладони пророка, зияли две дымящиеся дыры.
Потом Хораспес повернулся вслед беглецам, и его лицо было лицом демона. Но неожиданно между ними возник силуэт гиганта Нефрена. С поднятым мечом он ворвался за ними в проход; из прорехи в одежде вместо крови струился песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76