По дороге следовали бычьи повозки, груженные мехами и фруктами, и окованные серебром колесницы, влекомые легконогими лошадьми. По каналам двигались баржи. Они везли кипы тростника и громадные камни, предназначенные для строительства.
Вскоре по сторонам дороги потянулись первые городские постройки. В основном это были глинобитные развалюхи, а то и вовсе палатки из обдрызганных одеял, растянутые веревками по берегам каналов. Голые грязные дети задорно галдели, выскакивая прямо из-под копыт лошадей. Их родители бродили по мелководью, пытаясь поймать угрей или раков на ужин. В нескольких шагах от людей дремали и грелись на вечернем солнышке здоровенные обленившиеся крокодилы.
При виде этих последних у Конана заурчало в животе, а перед мысленным взором пронеслись картины недавней схватки в подземелье.
И вот наконец неудачливые могильные воры достигли главных ворот города. Это было весьма впечатляющее сооружение с мощной укрепленной аркой, выложенной цветными плитками и причудливо подсвеченной факелами, разгонявшими сумерки. К немалому удивлению Конана, Осгар направил свой маленький отряд мимо ворот. Пришлось ограничиться лишь заманчивым зрелищем товаров, которые как раз осматривала таможня, да поглазеть издали на пеструю толпу, сновавшую туда и обратно.
Проехав некоторое расстояние вдоль стены, путешественники добрались до перекрестка.
– Вон тот северный тракт, – пояснил Конану Исайаб, – ведет на Ирук и далее в Хайборийские страны. А тот, что уходит на запад, тянется до самого Асгалана и упирается в море. Вдоль этих-то дорог и расположены великие города-государства Шема. Я отважился бы сравнить их с самоцветами, вставленными в ожерелье. Нигде больше в мире нет такой богатой торговли!
У дальнего от них угла перекрестка стояло обширное, приземистое строение из высушенного солнцем кирпича – наполовину укрепление, наполовину жилье. Ворота в обнесенный стенами двор стояли распахнутые, внутри было видно мерцание факелов и слышался гомон, в котором переплетались голоса людей и животных. Осгар первым въехал во двор и оглушительно проревел:
– Эй, слуги, проснитесь! Гости, навострите уши! Ваш хозяин приехал!..
Глава пятаяТанец Зефрити
В воздухе, напоенном ароматами постоялого двора, витала музыка. Рокот струн, звон цимбалов, густой дух жарящейся баранины, сладость медовых тянучек – от всего, вместе взятого, голова шла кругом. А если к тому же обоняние и слух постояльцев не были слишком притуплены неумеренным питием, они могли насладиться разговорами и серебряными колокольчиками женского смеха, не говоря уже о неисповедимой смеси благовоний, курений и дурманящего дымка, – смотря чем были заряжены курительные трубки и кальяны в темных уголках помещения.
Главная комната, объемистая и просторная, была разделена на небольшие альковы невысокими изящными арками, прикрепленными к колоннам, на которые опирался потолок. В альковах и вне их пол был разного уровня, но повсюду лежали подушки и стояли низенькие столики с едой и питьем. За столиками возлежали постояльцы и посетители. На потолках альковов поблескивала замысловатая мозаика. Она, впрочем, не могла равняться со звездным небом, которое служило единственной крышей многим гостям караван-сарая в эту знойную шемскую ночь. Двор украшали цветущие лозы, карабкавшиеся по стенам, а посередине плескался фонтан.
– Вот уж не ожидал, что главарь вашей воровской шайки так богато живет, – за бокалом желтоватого пальмового вина сознался Исайабу Конан. Он сидел, скрестив ноги, в освещенном лампами алькове, и усталости от завершенной накануне дальней дороги не было и в помине. Великан-киммериец красовался во взятых поносить шелковых штанах и шелковой же безрукавке. Жесткую черную гриву покрывал неплотно намотанный полосатый тюрбан. Конан добавил: – Прямо царский пир задал нам твой ванир.
– Да, живет он не бедно. Здесь, в Абеддрахе, он почти вельможа... – Шемит кивком головы указал на светлобородого северянина: тот, разодетый и увешанный драгоценностями, стоял на пороге, принимая увенчанных тюрбанами гостей. – В его постоялом дворе, – продолжал Исайаб, – ты не встретишь каких-нибудь вечно ссорящихся паршивцев, что ездят по пустыням с западными караванами. Здесь селятся лишь богатейшие торговцы, те, что торгуют всякой роскошью. Иногда им случается подзадержаться в дороге, и они прибывают к воротам, когда те уже заперты на ночь... – Исайаб подмигнул киммерийцу. – Ну, мы-то с тобой понимаем, что каждому хочется немножко поторговать, обойдясь без никому не нужных заморочек с таможней...
– М-да, Осгар, конечно, умница, – проворчал Конан. Опустошив свой бокал, он потянулся к кувшину на столе. – Как добычу делить, он прямо сирота и вот-вот по миру пойдет под бременем общих расходов. И добыча-то ничтожная, и камни дешевые, и золото с примесью. А как продавать, так прямо произведениями искусства торгует.
– Да... – Исайаб глубокомысленно поболтал в чаше остатки вина. – Абеддрах часто напоминает мне глубокий пруд из тех, что остаются, когда отступает разлив. Сверху блестит, как хрусталь, зато внизу – ил непроглядный. Чтобы свободно плавать в обоих слоях, надо быть рыбкой особой породы. Такой, например, как Осгар... – Исайаб посмотрел на Конана и сказал: – Чужеземцам это иногда удается лучше, чем местным.
– Судя по всему, ваш город вообще местечко небезынтересное, – протянул киммериец. Потом наклонился поближе к Исайабу и продолжал более доверительным тоном: – Я сегодня потолкался на рыночной площади... Я видел там брускй чистого золота по футу длиной. Целые горшки самоцветов. Глыбы нефрита, которые я, пожалуй, не поднял бы... Сколько богатств переходит из рук в руки, но все так охраняется, что лучше и не подходить! И повсюду только разговора, что о роскоши и сокровищах гробницы Ибнизаба...
– Верно, – кивнул шемит. – Царь нынче первый и самый выгодный покупатель всего, чем богат западный мир. Думаешь, почему Осгар так помешался на побрякушках? Потому самому. Царский гроб, как я слышал, должен быть из алебастра и белого золота. Все Ибнизабовы украшения и личные вещи – самоцвет на самоцвете, кто ж этого не знает! – будут зарыты с ним вместе, а потолок похоронного чертога выложат сверкающими камешками, повторив рисунок созвездий... – Исайаб ткнул пальцем в небеса, горевшие алмазами над фонтаном.
– Да уж... – Конан задумчиво почесал подбородок. – При том, что все это можно было раздать беднякам, небось ни один бы не отказался. Вот так и задумаешься, а не многовато ли с собой в могилу одному человеку? Особенно если учесть, что его подданные бродят по улицам босиком, бездомные и босые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Вскоре по сторонам дороги потянулись первые городские постройки. В основном это были глинобитные развалюхи, а то и вовсе палатки из обдрызганных одеял, растянутые веревками по берегам каналов. Голые грязные дети задорно галдели, выскакивая прямо из-под копыт лошадей. Их родители бродили по мелководью, пытаясь поймать угрей или раков на ужин. В нескольких шагах от людей дремали и грелись на вечернем солнышке здоровенные обленившиеся крокодилы.
При виде этих последних у Конана заурчало в животе, а перед мысленным взором пронеслись картины недавней схватки в подземелье.
И вот наконец неудачливые могильные воры достигли главных ворот города. Это было весьма впечатляющее сооружение с мощной укрепленной аркой, выложенной цветными плитками и причудливо подсвеченной факелами, разгонявшими сумерки. К немалому удивлению Конана, Осгар направил свой маленький отряд мимо ворот. Пришлось ограничиться лишь заманчивым зрелищем товаров, которые как раз осматривала таможня, да поглазеть издали на пеструю толпу, сновавшую туда и обратно.
Проехав некоторое расстояние вдоль стены, путешественники добрались до перекрестка.
– Вон тот северный тракт, – пояснил Конану Исайаб, – ведет на Ирук и далее в Хайборийские страны. А тот, что уходит на запад, тянется до самого Асгалана и упирается в море. Вдоль этих-то дорог и расположены великие города-государства Шема. Я отважился бы сравнить их с самоцветами, вставленными в ожерелье. Нигде больше в мире нет такой богатой торговли!
У дальнего от них угла перекрестка стояло обширное, приземистое строение из высушенного солнцем кирпича – наполовину укрепление, наполовину жилье. Ворота в обнесенный стенами двор стояли распахнутые, внутри было видно мерцание факелов и слышался гомон, в котором переплетались голоса людей и животных. Осгар первым въехал во двор и оглушительно проревел:
– Эй, слуги, проснитесь! Гости, навострите уши! Ваш хозяин приехал!..
Глава пятаяТанец Зефрити
В воздухе, напоенном ароматами постоялого двора, витала музыка. Рокот струн, звон цимбалов, густой дух жарящейся баранины, сладость медовых тянучек – от всего, вместе взятого, голова шла кругом. А если к тому же обоняние и слух постояльцев не были слишком притуплены неумеренным питием, они могли насладиться разговорами и серебряными колокольчиками женского смеха, не говоря уже о неисповедимой смеси благовоний, курений и дурманящего дымка, – смотря чем были заряжены курительные трубки и кальяны в темных уголках помещения.
Главная комната, объемистая и просторная, была разделена на небольшие альковы невысокими изящными арками, прикрепленными к колоннам, на которые опирался потолок. В альковах и вне их пол был разного уровня, но повсюду лежали подушки и стояли низенькие столики с едой и питьем. За столиками возлежали постояльцы и посетители. На потолках альковов поблескивала замысловатая мозаика. Она, впрочем, не могла равняться со звездным небом, которое служило единственной крышей многим гостям караван-сарая в эту знойную шемскую ночь. Двор украшали цветущие лозы, карабкавшиеся по стенам, а посередине плескался фонтан.
– Вот уж не ожидал, что главарь вашей воровской шайки так богато живет, – за бокалом желтоватого пальмового вина сознался Исайабу Конан. Он сидел, скрестив ноги, в освещенном лампами алькове, и усталости от завершенной накануне дальней дороги не было и в помине. Великан-киммериец красовался во взятых поносить шелковых штанах и шелковой же безрукавке. Жесткую черную гриву покрывал неплотно намотанный полосатый тюрбан. Конан добавил: – Прямо царский пир задал нам твой ванир.
– Да, живет он не бедно. Здесь, в Абеддрахе, он почти вельможа... – Шемит кивком головы указал на светлобородого северянина: тот, разодетый и увешанный драгоценностями, стоял на пороге, принимая увенчанных тюрбанами гостей. – В его постоялом дворе, – продолжал Исайаб, – ты не встретишь каких-нибудь вечно ссорящихся паршивцев, что ездят по пустыням с западными караванами. Здесь селятся лишь богатейшие торговцы, те, что торгуют всякой роскошью. Иногда им случается подзадержаться в дороге, и они прибывают к воротам, когда те уже заперты на ночь... – Исайаб подмигнул киммерийцу. – Ну, мы-то с тобой понимаем, что каждому хочется немножко поторговать, обойдясь без никому не нужных заморочек с таможней...
– М-да, Осгар, конечно, умница, – проворчал Конан. Опустошив свой бокал, он потянулся к кувшину на столе. – Как добычу делить, он прямо сирота и вот-вот по миру пойдет под бременем общих расходов. И добыча-то ничтожная, и камни дешевые, и золото с примесью. А как продавать, так прямо произведениями искусства торгует.
– Да... – Исайаб глубокомысленно поболтал в чаше остатки вина. – Абеддрах часто напоминает мне глубокий пруд из тех, что остаются, когда отступает разлив. Сверху блестит, как хрусталь, зато внизу – ил непроглядный. Чтобы свободно плавать в обоих слоях, надо быть рыбкой особой породы. Такой, например, как Осгар... – Исайаб посмотрел на Конана и сказал: – Чужеземцам это иногда удается лучше, чем местным.
– Судя по всему, ваш город вообще местечко небезынтересное, – протянул киммериец. Потом наклонился поближе к Исайабу и продолжал более доверительным тоном: – Я сегодня потолкался на рыночной площади... Я видел там брускй чистого золота по футу длиной. Целые горшки самоцветов. Глыбы нефрита, которые я, пожалуй, не поднял бы... Сколько богатств переходит из рук в руки, но все так охраняется, что лучше и не подходить! И повсюду только разговора, что о роскоши и сокровищах гробницы Ибнизаба...
– Верно, – кивнул шемит. – Царь нынче первый и самый выгодный покупатель всего, чем богат западный мир. Думаешь, почему Осгар так помешался на побрякушках? Потому самому. Царский гроб, как я слышал, должен быть из алебастра и белого золота. Все Ибнизабовы украшения и личные вещи – самоцвет на самоцвете, кто ж этого не знает! – будут зарыты с ним вместе, а потолок похоронного чертога выложат сверкающими камешками, повторив рисунок созвездий... – Исайаб ткнул пальцем в небеса, горевшие алмазами над фонтаном.
– Да уж... – Конан задумчиво почесал подбородок. – При том, что все это можно было раздать беднякам, небось ни один бы не отказался. Вот так и задумаешься, а не многовато ли с собой в могилу одному человеку? Особенно если учесть, что его подданные бродят по улицам босиком, бездомные и босые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76