Я взяла Джефферсона за руку, а Гейвин – меня. Он взял чемоданы и повел нас в ресторан. Сделав заказ, Гейвин рассказал, как он сразу же, после моего отчаянного звонка, поехал к нам.
– Я оставил записку на холодильнике и уехал. Папа расстроится, но мама его успокоит. Я пообещал позвонить им, как только смогу. Я не сказал, что вы убежали, – быстро добавил он, – но Филип может позвонить им сам, или они ему. Ты не расскажешь мне подробнее о том, что произошло, – попросил он, – и почему вам пришлось убежать?
Я показала взглядом на Джефферсона и отрицательно покачала головой.
– Позже.
Гейвин понимающе кивнул. Теперь, когда Джефферсону принесли еду, он снова оживился. Он рассказывал о нашей поездке, подробно описывая людей в автобусе, то, что он видел, нашу поездку на такси по Нью-Йорку, и полицейского, который поругал его за то, что он ушел далеко от меня.
Ближе к концу нашей трапезы, Гейвин задал самый важный вопрос.
– Что вы собираетесь делать теперь?
– Я не вернусь в Катлерз Коув, Гейвин, – твердо и решительно заявила я.
Некоторое время Гейвин изучающе смотрел на меня, а затем облокотился на спинку стула.
– Так, у меня с собой все деньги, которые я накопил для поездки, но нам их надолго не хватит, – рассудил он. – Куда вы хотите поехать? Что вы собираетесь предпринять?
Я задумалась на мгновение. Тетя Триша была далеко, мой отец находился в бедственном положении, но было еще одно место. Я была там всего один раз с моими родителями, но я тогда была такой маленькой, что едва помню, что там было. Время от времени я украдкой слышала разговоры мамы с папой об этом месте и о милой тете Шарлотте.
– Я могу поехать в Лингбург, в Вирджинию, а оттуда – в Мидоуз, – сказала я.
– Мидоуз?
Гейвин с интересом поднял брови.
– Это старое фамильное имение, помнишь? Я упоминала о нем в письмах. Это там, где та самая старшая сестра старухи Катлер – Эмили, так ужасно обошлась с мамой. Я там родилась. Ну, вспомнил? – спросила я.
Гейвин задумчиво кивнул.
– После смерти отвратительной старой Эмили, мои родители ездили туда навестить тетю Шарлотту. Один раз я тоже ездила с ними. Я едва помню этот визит, но я звонила тете Шарлотте и ее мужу, Лютеру. Она подарила мне цветную вышивку, на которой изображена канарейка в клетке, я ее до сих пор храню. Она сама ее вышила. Это самое лучшее место для нас, Гейвин. Никто не додумается искать нас там.
– Лингбург, гм, – проговорил Гейвин.
– Мидоуз находится на расстоянии пятидесяти миль от маленькой деревушки под названием Апленд Стейшн. Но я не помню, чтобы там ходили автобусы. Это очень глухое местечко. Как ты думаешь, хватит ли твоих денег на билеты до Лингбурга? А потом, может быть, такси довезет нас до места.
– Я не знаю. Я узнаю, сколько стоят билеты, но ведь у вас с Джефферсоном нет ни одежды, ни других вещей. Не думаешь ли ты, что…
– Я не вернусь в Катлерз Коув, – повторила я, и на моем лице застыло выражение гнева и решимости. – У нас получится. Мы найдем выход. Я пойду работать, и у нас будут деньги. Я сделаю все, что угодно, лишь бы не возвращаться, – уверенно добавила я. – Я буду посудомойкой, буду мыть полы, все, что угодно.
Гейвин пожал плечами, пораженный моей решимостью и твердостью.
– Хорошо, пошли к кассе и узнаем, сколько будет это нам стоить, – сказал он.
– А мне купите игрушку? – спросил Джефферсон. Он залпом выпил остатки молока и доел крошки, оставшиеся от куска яблочного пирога на его тарелке.
– Посмотрим, – ответил Гейвин.
Ему хватило денег на билеты до Лингбурга, но после этого у него осталось только 27 долларов. Джефферсон захныкал, когда мы начали ему объяснять, что нам нужно беречь каждый пенни для покупки еды и такси до Мидоуз.
Наконец, Гейвин успокоил его, купив недорогую колоду игральных карт и пообещав научить его десяткам разных игр во время поездки.
Нам пришлось прождать еще час до отправления автобуса. После того, как Гейвин сводил Джефферсона в туалет, мы снова расположились на скамейках в зале. Пока Джефферсон был занят, забавляясь с картами, я рассказала Гейвину о том, что сделал со мной дядя Филип, опуская ужасные подробности. Он слушал, и глаза его с каждой секундой темнели все больше и больше. Я видела, как выражение его лица из изумленного и жалеющего стало гневным, когда из моих глаз снова полились слезы, они так и жгли глаза.
– Нам нужно обратиться в полицию, вот что, – решил он, и его черные глаза так вспыхнули, что в это мгновение больше походили на отполированный черный мрамор.
– Я не хочу, Гейвин. Я не хочу больше иметь дело ни с дядей, ни с моей тетей, ни с их ужасными детьми, – простонала я. – Кроме того, они всегда найдут способ все запутать и во всем обвинить меня и Джефферсона. Я просто хочу быть от них подальше. Все будет хорошо, пока я с тобой, – добавила я.
Он покраснел на мгновение, а затем снова принял прежний уверенный вид, который напомнил мне папу, особенно его манеру расправлять плечи и грудь.
– Никто больше тебя не обидит, Кристи, никогда, и не только пока ты со мной, – пообещал он.
Я улыбнулась и пожала ему руку. Затем я прижалась щекой к его плечу.
– Я так рада, что ты приехал к нам на помощь, Гейвин. Я больше ничего не боюсь. – Я закрыла глаза и, почувствовав его дыхание, улыбнулась и расслабилась.
Каким-то чудом я снова обрела надежду. Гейвин ехал с нами и развлекал Джефферсона, пересчитывая с ним игральные карты или считая телеграфные столбы, поэтому наше путешествие в Лингбург показалось нам короче, чем оно было на самом деле. Дождь, сопровождавший нас в Нью-Йорке, кончился, и почти на протяжении всего нашего путешествия над нами было голубое небо и белоснежные облака. Однако, несмотря на то, что мы отправились в путь рано утром, из-за многочисленных остановок и задержек мы должны были прибыть в Лингбург не раньше вечера. Мы старались потратить как можно меньше на ланч, чтобы сэкономить деньги. Гейвин заявил, что не так уж голоден, и съел только конфету, но когда мы приехали в Лингбург, у нас осталось только восемнадцать долларов и тридцать центов.
Рядом с автовокзалом стояли два такси, водители которых разговаривали, облокотившись на свои машины. Один был высокий и худой, с длинным лицом и острым носом. Другой же был ниже ростом и более дружелюбный.
– Апланд Стейшн? – переспросил высокий. – Да это почти пятьдесят миль. Платите пятьдесят долларов, – объявил он.
– Пятьдесят? У нас столько нет, – печально сказала я.
– А сколько у вас есть? – спросил он.
– Только восемнадцать, – ответил Гейвин.
– Восемнадцать! Вы не сможете нанять машину до Апланд Стейшн за такие деньги.
Я чуть было не расплакалась от отчаяния. Что нам теперь делать?
– Ладно, – махнул рукой другой, увидев, что мы уходим. – Я живу в двадцати пяти милях по тому направлению и сейчас собираюсь домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98