— спросила она напевным голосом.
Я натянула краешки губ и выпрямилась. Она безумно улыбалась. Неужели она думала, что я собираюсь играть с ней в эти шарады? Я не стала повторять свой вопрос, но вместо этого развернулась и понесла поднос с тарелками к двери.
— Она сказала, что у них нет мороженого, — сказала Алисия своему воображаемому сыну. — Но не переживай. Возможно, мы найдем кафе-мороженое в парке, поэтому мы уже никогда больше не вернемся в этот ресторан, не правда ли?
Я услышала ее смех за своей спиной, когда я закрывала за собой дверь. Сумасшедшая, подумала я, и впервые с того времени, когда она появилась в Фок-сворт Холле, мне нестерпимо захотелось, чтобы она уехала скорее.
Представление продолжалось. Комната в самом конце северного крыла стала сценической площадкой для Алисии. Иногда, придя туда, я заставала ее вместе с сыном в машине; иногда они ехали на пароме. Несколько раз они поднимались на чердак. Там она слушала пластинки и изображала кукольный спектакль. Она изготовила двух кукол из своих носков и ставила кукольные спектакли. Всякий раз при моем появлении она обращалась ко мне по-разному. Либо я была официанткой, либо билетершей в кукольном театре, инженером на пароме… кем угодно, но только не Оливией. Я уже не видела больше страха в ее глазах при наших встречах. Она смотрела на меня с улыбкой ожидания, очевидно, желая узнать мою реакцию на ее представления.
Так продолжалось довольно долго, пока, наконец, однажды, зайдя к ней, я увидела, что она сняла простыню с зеркала. Она уже не боялась смотреть на себя в зеркало и гладить воздух, словно ощущая свои прежние роскошные пряди.
По иронии судьбы к ней вернулся ее прежний очаровательный персико-кремовый цвет лица. Я знала, что некоторые женщины хорошеют во время беременности. Я не относилась к числу таких женщин, но Алисия оставалась по-прежнему очаровательной во время всей беременности, как прежней, так и нынешней.
— Что ты делаешь? — спросила я ее, и она повернулась ко мне, оторвавшись от зеркала. Видимо, она не слышала, как я вошла.
— О, Оливия. Гарланд как-то говорил, что у Венеры не было столь роскошных волос, как у меня. Можешь себе представить? Мужчины иногда нелепы в своих комплиментах. Они и не представляют, как это может испортить женщин. Я позволила ему говорить и дальше. Почему бы и нет? А что в этом плохого? Венере, во всяком случае, хуже от этого не будет.
Она засмеялась. Также весело, как и в ту пору, когда Гарланд был жив. Она сходит с ума, подумала я. Просидев в заточении столько времени в период беременности, она не могла не сойти с ума. Но в этом не было моей вины. Этот грех лежал на Малькольме, как и многие другие.
Она должна была родить ему дочь, и он ее получит. Возможно, он предвидел, что все произойдет именно так и даже ожидал этого. Она родит ему ребенка, и это будет его ребенок. Но это не принесет ей большого состояния. Ее можно было бы заставить пойти на уступки. У него будет все — ребенок, деньги и свобода от Алисии. Мы усыновим Кристофера.
Такая перспектива напугала меня. Снова Малькольм Нил Фоксворт добьется своего, победит всех, даже меня. Я не могла этого допустить.
— Алисия, Гарланд умер. Он уже не сможет отвечать тебе. Прекрати этот спектакль, пока ты не сошла с ума. Ты меня слышишь? Понимаешь?
Она стояла передо мной с улыбкой на губах. Она слышала лишь то, что хотела слышать.
— Нет ничего, чего бы он не мог купить мне или; сделать для меня, — сказала она. — Это ужасно, я знаю; но от меня требуется лишь сказать, что мне нужно, и на следующий день эта вещь будет у меня. Я ужасно испорчена, но этому ничем помочь нельзя.
Как бы то ни было, Гарланд утверждает, что ему нравится портить меня, — добавила Алисия, поворачиваясь к зеркалу и проводя гребешком по воздуху. — Он говорит, что ему доставляет удовольствие портить меня, и я не могу отбирать у него это удовольствие. Ну, не чудо ли это?
— Я принесла тебе одежду на время беременности, Алисия, — сказала я, стараясь вернуть ее к реальности, и положила одежды на кровать. — Посмотри и отбери, что тебе нужно. Эти платья не следует больше носить. Она не шелохнулась.
— Алисия!
— Прошлой ночью Гарланд сказал, что… Алисия, не проси у меня луну, иначе я сойду с ума, пытаясь достать ее для тебя. — Она рассмеялась. — Мне попросить у него луну, Оливия?
— Вот одежда на время беременности, — еще раз напомнила я.
Она меня не слышала и не замечала. Я вышла из комнаты, ожидая, что она сама увидит одежду и решит, что с ней делать. Вечером, лежа в кровати, я размышляла над ее безумными похождениями. Конечно, она стремилась изобразить, будто эти события происходят в настоящее время. Но в ее высказываниях о Гарланде было нечто большее, нежели безумие; это был суеверный страх, что он действительно приходит к ней по ночам.
Вдруг в голову мне пришла отчаянная мысль, что, если Малькольм нарушил мое распоряжение и тайно посещал се? А она, глядя на него, продолжала считать, что это — Гарланд? И он, воспользовавшись ее психи-ческим расстройством, тайно приходил к ней по ночам, когда я ложилась спать? Она не смогла бы понять, что человек, которого она обнимала, не Гарланд, а Малькольм. Эта мысль не дала мне заснуть спокойно.
Как-то ночью мне послышались шаги в коридоре. Когда я выглянула, Малькольма не было видно. Но он мог легко спрятаться за углом, а затем убежать в северное крыло. Я надела ночную сорочку, шлепанцы и тихо вышла из комнаты. Я хотела пройти в северное крыло, открыть дверь к ней в комнату, но тут мне в голову пришла куда более интересная мысль. Если он там, то наверняка услышит мои шаги в коридоре и быстро спрячется, я не успею сунуть ключ в замочную скважину.
Я решила начать свой осмотр с чердака. Я включила слабое освещение, осторожно прикрыла за собой дверь, убедившись в том, что ни Малькольм, ни слуги не слышали меня, и поднялась по лестнице. Я собиралась пройти по чердаку и спуститься по малой лестнице, которая вела прямо к комнате Алисии. Тогда бы я смогла увидеть их вместе в постели и засвидетельствовать это.
Однако, оказавшись на чердаке, слабо освещенном лестничной лампой, я вдруг оказалась без света, в кромешной темноте. Я остановилась в нерешительности, стоит ли продолжать путь. Но, движимая естественным любопытством, я пошла вперед, нащупывая свою дорогу.
Я считала, что умею ориентироваться в темноте. Но внезапно справа от себя я услышала, как кто-то бежал. Страх зашевелился во мне. Я была уверена, что это крысы, вот они уже бегут по моим ногам, и вот я падаю, а они окружают меня со всех сторон. Я почувствовала, что могу упасть в обморок. Бежали, казалось, прямо у меня над головой. Мне необходимо было вырваться отсюда.
Внезапно я наткнулась на человека, стоявшего в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Я натянула краешки губ и выпрямилась. Она безумно улыбалась. Неужели она думала, что я собираюсь играть с ней в эти шарады? Я не стала повторять свой вопрос, но вместо этого развернулась и понесла поднос с тарелками к двери.
— Она сказала, что у них нет мороженого, — сказала Алисия своему воображаемому сыну. — Но не переживай. Возможно, мы найдем кафе-мороженое в парке, поэтому мы уже никогда больше не вернемся в этот ресторан, не правда ли?
Я услышала ее смех за своей спиной, когда я закрывала за собой дверь. Сумасшедшая, подумала я, и впервые с того времени, когда она появилась в Фок-сворт Холле, мне нестерпимо захотелось, чтобы она уехала скорее.
Представление продолжалось. Комната в самом конце северного крыла стала сценической площадкой для Алисии. Иногда, придя туда, я заставала ее вместе с сыном в машине; иногда они ехали на пароме. Несколько раз они поднимались на чердак. Там она слушала пластинки и изображала кукольный спектакль. Она изготовила двух кукол из своих носков и ставила кукольные спектакли. Всякий раз при моем появлении она обращалась ко мне по-разному. Либо я была официанткой, либо билетершей в кукольном театре, инженером на пароме… кем угодно, но только не Оливией. Я уже не видела больше страха в ее глазах при наших встречах. Она смотрела на меня с улыбкой ожидания, очевидно, желая узнать мою реакцию на ее представления.
Так продолжалось довольно долго, пока, наконец, однажды, зайдя к ней, я увидела, что она сняла простыню с зеркала. Она уже не боялась смотреть на себя в зеркало и гладить воздух, словно ощущая свои прежние роскошные пряди.
По иронии судьбы к ней вернулся ее прежний очаровательный персико-кремовый цвет лица. Я знала, что некоторые женщины хорошеют во время беременности. Я не относилась к числу таких женщин, но Алисия оставалась по-прежнему очаровательной во время всей беременности, как прежней, так и нынешней.
— Что ты делаешь? — спросила я ее, и она повернулась ко мне, оторвавшись от зеркала. Видимо, она не слышала, как я вошла.
— О, Оливия. Гарланд как-то говорил, что у Венеры не было столь роскошных волос, как у меня. Можешь себе представить? Мужчины иногда нелепы в своих комплиментах. Они и не представляют, как это может испортить женщин. Я позволила ему говорить и дальше. Почему бы и нет? А что в этом плохого? Венере, во всяком случае, хуже от этого не будет.
Она засмеялась. Также весело, как и в ту пору, когда Гарланд был жив. Она сходит с ума, подумала я. Просидев в заточении столько времени в период беременности, она не могла не сойти с ума. Но в этом не было моей вины. Этот грех лежал на Малькольме, как и многие другие.
Она должна была родить ему дочь, и он ее получит. Возможно, он предвидел, что все произойдет именно так и даже ожидал этого. Она родит ему ребенка, и это будет его ребенок. Но это не принесет ей большого состояния. Ее можно было бы заставить пойти на уступки. У него будет все — ребенок, деньги и свобода от Алисии. Мы усыновим Кристофера.
Такая перспектива напугала меня. Снова Малькольм Нил Фоксворт добьется своего, победит всех, даже меня. Я не могла этого допустить.
— Алисия, Гарланд умер. Он уже не сможет отвечать тебе. Прекрати этот спектакль, пока ты не сошла с ума. Ты меня слышишь? Понимаешь?
Она стояла передо мной с улыбкой на губах. Она слышала лишь то, что хотела слышать.
— Нет ничего, чего бы он не мог купить мне или; сделать для меня, — сказала она. — Это ужасно, я знаю; но от меня требуется лишь сказать, что мне нужно, и на следующий день эта вещь будет у меня. Я ужасно испорчена, но этому ничем помочь нельзя.
Как бы то ни было, Гарланд утверждает, что ему нравится портить меня, — добавила Алисия, поворачиваясь к зеркалу и проводя гребешком по воздуху. — Он говорит, что ему доставляет удовольствие портить меня, и я не могу отбирать у него это удовольствие. Ну, не чудо ли это?
— Я принесла тебе одежду на время беременности, Алисия, — сказала я, стараясь вернуть ее к реальности, и положила одежды на кровать. — Посмотри и отбери, что тебе нужно. Эти платья не следует больше носить. Она не шелохнулась.
— Алисия!
— Прошлой ночью Гарланд сказал, что… Алисия, не проси у меня луну, иначе я сойду с ума, пытаясь достать ее для тебя. — Она рассмеялась. — Мне попросить у него луну, Оливия?
— Вот одежда на время беременности, — еще раз напомнила я.
Она меня не слышала и не замечала. Я вышла из комнаты, ожидая, что она сама увидит одежду и решит, что с ней делать. Вечером, лежа в кровати, я размышляла над ее безумными похождениями. Конечно, она стремилась изобразить, будто эти события происходят в настоящее время. Но в ее высказываниях о Гарланде было нечто большее, нежели безумие; это был суеверный страх, что он действительно приходит к ней по ночам.
Вдруг в голову мне пришла отчаянная мысль, что, если Малькольм нарушил мое распоряжение и тайно посещал се? А она, глядя на него, продолжала считать, что это — Гарланд? И он, воспользовавшись ее психи-ческим расстройством, тайно приходил к ней по ночам, когда я ложилась спать? Она не смогла бы понять, что человек, которого она обнимала, не Гарланд, а Малькольм. Эта мысль не дала мне заснуть спокойно.
Как-то ночью мне послышались шаги в коридоре. Когда я выглянула, Малькольма не было видно. Но он мог легко спрятаться за углом, а затем убежать в северное крыло. Я надела ночную сорочку, шлепанцы и тихо вышла из комнаты. Я хотела пройти в северное крыло, открыть дверь к ней в комнату, но тут мне в голову пришла куда более интересная мысль. Если он там, то наверняка услышит мои шаги в коридоре и быстро спрячется, я не успею сунуть ключ в замочную скважину.
Я решила начать свой осмотр с чердака. Я включила слабое освещение, осторожно прикрыла за собой дверь, убедившись в том, что ни Малькольм, ни слуги не слышали меня, и поднялась по лестнице. Я собиралась пройти по чердаку и спуститься по малой лестнице, которая вела прямо к комнате Алисии. Тогда бы я смогла увидеть их вместе в постели и засвидетельствовать это.
Однако, оказавшись на чердаке, слабо освещенном лестничной лампой, я вдруг оказалась без света, в кромешной темноте. Я остановилась в нерешительности, стоит ли продолжать путь. Но, движимая естественным любопытством, я пошла вперед, нащупывая свою дорогу.
Я считала, что умею ориентироваться в темноте. Но внезапно справа от себя я услышала, как кто-то бежал. Страх зашевелился во мне. Я была уверена, что это крысы, вот они уже бегут по моим ногам, и вот я падаю, а они окружают меня со всех сторон. Я почувствовала, что могу упасть в обморок. Бежали, казалось, прямо у меня над головой. Мне необходимо было вырваться отсюда.
Внезапно я наткнулась на человека, стоявшего в тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82