Вы думаете, что справитесь с этим?
— Безусловно.
— Я еще вернусь, — сказал Меллас на прощанье.
Квейль нашел под передним сиденьем кое-какие инструменты и огромный рычаг. Не успел он залезть под автомобиль, как послышался гул самолетов и тотчас же началась бомбежка. Бомбовой залп был обрушен на дорогу у озера. Квейль прижался к земле, так как бомбежка была жестокая. Второй бомбовой залп был обрушен на город. Бомбардировщики подошли совсем близко, и Квейль видел сбрасываемые ими осветительные ракеты на парашютах. Он все еще лежал под автомобилем и решил оставаться там. Повернувшись на спину, он начал развинчивать сцепление.
Бомбы, сотрясая все, отмечали свой путь через город, и Квейль грубо, со злостью, выругался. Он боялся, что бомба упадет здесь, во дворе, и так как почва была твердая, сплошной камень, то взрывная волна пойдет по горизонтали, и его разорвет в клочья. Он отвинтил лапку и начал ее выпрямлять, но ему не во что было зажать ее. Он не замечал, что в городе уже стало тихо, пока не вылез из-под машины, — ему надо было отыскать что-нибудь такое, что могло бы служить наковальней. И тут он увидел пламя пожара и зарево в черном небе: горели разрушенные бомбами дома.
— О, черт! Когда же этому придет конец! — произнес он вслух.
Он рассеянно оглядывался по сторонам, ища подходящий предмет. При багровом свете зарева он увидел большой кусок плоского железа. Он положил на него лапку и начал колотить по ней большим французским ключом. Лапка понемногу выпрямлялась. Один раз он хватил себя по руке и начал высасывать кровь, посылая проклятия в огненное небо. Бомбардировщики вновь вернулись, и Квейль опять лег на землю. Бомбы падали вблизи госпиталя, и он подумал о Елене. Она, вероятно, не понимает, что с ним случилось. Мелькнула ревнивая мысль о Тэпе. Но у него не было сейчас времени для таких размышлений. Только бы наладить эту чертовщину.
Он встал и опять начал колотить ключом, чувствуя дрожь в ушибленной руке. Наконец он выпрямил лапку и, прислушиваясь к взрыву бомб, пополз на животе под машину. Ему не удавалось поставить исправленный рычаг на место. Рычаг соскакивал, потому что ушибленная рука не могла нажать на него как следует. Но, оттягивая рычаг назад другой рукой, он в конце концов поставил его куда надо. Быстро надел он барашек и крепко привернул. Потом задул фонарь и заметил, что снова наступила тишина — бомбардировщики ушли. Он дал газ и медленно стал включать передачу. Машина легко двинулась вперед.
— Ура! — тихонько воскликнул он. Он взял фонарь и пошел в штаб отыскивать Мелласа. Меллас что-то кричал по телефону. Квейль подмигнул ему.
— О'кэй, — сказал он. — Готово. Иду в госпиталь за Еленой.
— Что?
— Это моя невеста. Я беру ее с собой.
— Девушку с локонами? А другого инглизи?
— Тоже. Ничего, если я выеду сейчас со двора на машине?
— Это как удастся. Горючим вы запаслись?
— Черт возьми, нет! Хорошо, я приду за машиной позднее.
Квейль шагал по улицам разрушенного, горящего города. Весь мир горел, и Квейль вдыхал дым пожара, и он был рад, когда ветер относил дым в сторону. У подъезда госпиталя была суета и сумятица. Квейль увидел несколько больших автобусов, которые только что подъехали. Они привезли много новых раненых, и раненые кричали, когда их вносили. Квейль слышал споры и шум, и запахи, и ко всему этому примешивалась боль. В толпе он увидел маленького грека и большого, с бородой. Он совсем забыл о них.
— Инглизи! — воскликнул маленький грек. Он явно был чем-то взбешен.
— Мы все время ждем вас, — торжественно сказал второй грек.
— Ш-ш-ш! Не говорите здесь по-немецки! — сказал Квейль. — Подождите. Я сейчас вернусь.
Он прошел в госпиталь. Там был еще больший хаос, чем раньше. Раненые и умирающие валялись в коридоре, и над всем здесь носилась смерть. Он видел ее, вдыхал ее запах, чувствовал ее. Он смотрел на врачей и сестер, бегавших взад и вперед в этом хаосе, и морщился, когда слышал стоны тех, кто был не так тяжело ранен, чтобы умереть. Он прошел по коридору и открыл дверь в комнату, где работала Елена. Он вошел в ту минуту, когда она бросала в корзину измятые бинты, пропитанные грязью и кровью.
— Джон, где ты был? — Она взглянула на его испачканное лицо. — Опять ранен?
— Нет. Ш-ш-ш… Я ремонтировал автомобиль. Мы уезжаем отсюда.
— Я тут с ума сходила от беспокойства…
— Слушай, — сказал он, — мне надо видеть Тэпа. Можно пройти к нему?
— Зачем?
— Мы уедем еще до рассвета. Ты тоже, — сказал он.
— Я не могу. Разве ты не видишь, что здесь делается? Меня не отпустят.
— Ради бога, не спорь. Если мы не выберемся отсюда до утра, мы никогда не выберемся. Проводи меня к Тэпу.
Она пошла, и Квейль еще раз прошел вслед за ней через хаос. Они поднялись по лестнице. В палате Тэпа было темно. Елена ощупью нашла его койку.
— Это я, — сказал Квейль. — Слушай, мы уезжаем этой ночью. Как ты себя чувствуешь?
— А на чем ты намерен ехать?
— Я раздобыл машину, — ответил Квейль шепотом.
— Превосходно, — обрадовался Тэп. — Когда? Мне нужна какая-нибудь одежда.
— Тише! — одернул его Квейль. — Через два-три часа. Мне надо еще достать горючее. Придется отправиться на аэродром.
— Ну, для этого не нужно двух часов.
— Да ведь я должен тащиться пешком, олух несчастный.
— О'кэй, о'кэй, Джон. Не сердись. А Елена едет?
— Конечно, осел. А ты как же думал?
— Хорошо, — сказал Тэп. — Хорошо. Замечательно. Я буду готов. Мы будем готовы, правда, Елена?
Квейль сердито повернулся и вышел.
19
Маленький грек и большой грек поджидали его у входа. Когда он вышел из госпиталя, они двинулись за ним, лавируя между санитарными автомобилями и залитыми кровью носилками, нагроможденными у высокой колонны.
— Вот что, — обратился Квейль к большому греку, когда они отошли немного от госпиталя, — вы хотите попасть в Афины?
Тот помолчал с минуту. Квейль видел, что он обдумывает. Его интересовал этот человек с решительным лицом, который был моложе, чем казался с виду.
— Да, — сказал грек наконец. — Это было бы неплохо.
— Вас могут задержать. Вас не расстреляют за дезертирство? — спросил Квейль, чтобы испытать его.
— Я не дезертир. Офицеры распустили нас по домам. Мы хотели сражаться. Я до сих пор не бросил винтовку. И никому не отдам ее. Я не дезертир.
Квейль не сомневался больше в его решимости.
— А как малыш?
— Он говорит, — куда вы, туда и он. Он хочет попасть в Афины.
— На всякий случай спросите его.
Большой грек спросил маленького, тот начал взволнованно что-то объяснять, и Квейль сказал:
— Ш-ш-ш… Ради бога, тише! Что он говорит?
— Он говорит, что отправится с нами. У него жена в Афинах и двое детей. И офицер не ждет его назад.
— Нет, ждет. И я отвечаю за него.
Большой грек сказал маленькому, что ему придется вернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Безусловно.
— Я еще вернусь, — сказал Меллас на прощанье.
Квейль нашел под передним сиденьем кое-какие инструменты и огромный рычаг. Не успел он залезть под автомобиль, как послышался гул самолетов и тотчас же началась бомбежка. Бомбовой залп был обрушен на дорогу у озера. Квейль прижался к земле, так как бомбежка была жестокая. Второй бомбовой залп был обрушен на город. Бомбардировщики подошли совсем близко, и Квейль видел сбрасываемые ими осветительные ракеты на парашютах. Он все еще лежал под автомобилем и решил оставаться там. Повернувшись на спину, он начал развинчивать сцепление.
Бомбы, сотрясая все, отмечали свой путь через город, и Квейль грубо, со злостью, выругался. Он боялся, что бомба упадет здесь, во дворе, и так как почва была твердая, сплошной камень, то взрывная волна пойдет по горизонтали, и его разорвет в клочья. Он отвинтил лапку и начал ее выпрямлять, но ему не во что было зажать ее. Он не замечал, что в городе уже стало тихо, пока не вылез из-под машины, — ему надо было отыскать что-нибудь такое, что могло бы служить наковальней. И тут он увидел пламя пожара и зарево в черном небе: горели разрушенные бомбами дома.
— О, черт! Когда же этому придет конец! — произнес он вслух.
Он рассеянно оглядывался по сторонам, ища подходящий предмет. При багровом свете зарева он увидел большой кусок плоского железа. Он положил на него лапку и начал колотить по ней большим французским ключом. Лапка понемногу выпрямлялась. Один раз он хватил себя по руке и начал высасывать кровь, посылая проклятия в огненное небо. Бомбардировщики вновь вернулись, и Квейль опять лег на землю. Бомбы падали вблизи госпиталя, и он подумал о Елене. Она, вероятно, не понимает, что с ним случилось. Мелькнула ревнивая мысль о Тэпе. Но у него не было сейчас времени для таких размышлений. Только бы наладить эту чертовщину.
Он встал и опять начал колотить ключом, чувствуя дрожь в ушибленной руке. Наконец он выпрямил лапку и, прислушиваясь к взрыву бомб, пополз на животе под машину. Ему не удавалось поставить исправленный рычаг на место. Рычаг соскакивал, потому что ушибленная рука не могла нажать на него как следует. Но, оттягивая рычаг назад другой рукой, он в конце концов поставил его куда надо. Быстро надел он барашек и крепко привернул. Потом задул фонарь и заметил, что снова наступила тишина — бомбардировщики ушли. Он дал газ и медленно стал включать передачу. Машина легко двинулась вперед.
— Ура! — тихонько воскликнул он. Он взял фонарь и пошел в штаб отыскивать Мелласа. Меллас что-то кричал по телефону. Квейль подмигнул ему.
— О'кэй, — сказал он. — Готово. Иду в госпиталь за Еленой.
— Что?
— Это моя невеста. Я беру ее с собой.
— Девушку с локонами? А другого инглизи?
— Тоже. Ничего, если я выеду сейчас со двора на машине?
— Это как удастся. Горючим вы запаслись?
— Черт возьми, нет! Хорошо, я приду за машиной позднее.
Квейль шагал по улицам разрушенного, горящего города. Весь мир горел, и Квейль вдыхал дым пожара, и он был рад, когда ветер относил дым в сторону. У подъезда госпиталя была суета и сумятица. Квейль увидел несколько больших автобусов, которые только что подъехали. Они привезли много новых раненых, и раненые кричали, когда их вносили. Квейль слышал споры и шум, и запахи, и ко всему этому примешивалась боль. В толпе он увидел маленького грека и большого, с бородой. Он совсем забыл о них.
— Инглизи! — воскликнул маленький грек. Он явно был чем-то взбешен.
— Мы все время ждем вас, — торжественно сказал второй грек.
— Ш-ш-ш! Не говорите здесь по-немецки! — сказал Квейль. — Подождите. Я сейчас вернусь.
Он прошел в госпиталь. Там был еще больший хаос, чем раньше. Раненые и умирающие валялись в коридоре, и над всем здесь носилась смерть. Он видел ее, вдыхал ее запах, чувствовал ее. Он смотрел на врачей и сестер, бегавших взад и вперед в этом хаосе, и морщился, когда слышал стоны тех, кто был не так тяжело ранен, чтобы умереть. Он прошел по коридору и открыл дверь в комнату, где работала Елена. Он вошел в ту минуту, когда она бросала в корзину измятые бинты, пропитанные грязью и кровью.
— Джон, где ты был? — Она взглянула на его испачканное лицо. — Опять ранен?
— Нет. Ш-ш-ш… Я ремонтировал автомобиль. Мы уезжаем отсюда.
— Я тут с ума сходила от беспокойства…
— Слушай, — сказал он, — мне надо видеть Тэпа. Можно пройти к нему?
— Зачем?
— Мы уедем еще до рассвета. Ты тоже, — сказал он.
— Я не могу. Разве ты не видишь, что здесь делается? Меня не отпустят.
— Ради бога, не спорь. Если мы не выберемся отсюда до утра, мы никогда не выберемся. Проводи меня к Тэпу.
Она пошла, и Квейль еще раз прошел вслед за ней через хаос. Они поднялись по лестнице. В палате Тэпа было темно. Елена ощупью нашла его койку.
— Это я, — сказал Квейль. — Слушай, мы уезжаем этой ночью. Как ты себя чувствуешь?
— А на чем ты намерен ехать?
— Я раздобыл машину, — ответил Квейль шепотом.
— Превосходно, — обрадовался Тэп. — Когда? Мне нужна какая-нибудь одежда.
— Тише! — одернул его Квейль. — Через два-три часа. Мне надо еще достать горючее. Придется отправиться на аэродром.
— Ну, для этого не нужно двух часов.
— Да ведь я должен тащиться пешком, олух несчастный.
— О'кэй, о'кэй, Джон. Не сердись. А Елена едет?
— Конечно, осел. А ты как же думал?
— Хорошо, — сказал Тэп. — Хорошо. Замечательно. Я буду готов. Мы будем готовы, правда, Елена?
Квейль сердито повернулся и вышел.
19
Маленький грек и большой грек поджидали его у входа. Когда он вышел из госпиталя, они двинулись за ним, лавируя между санитарными автомобилями и залитыми кровью носилками, нагроможденными у высокой колонны.
— Вот что, — обратился Квейль к большому греку, когда они отошли немного от госпиталя, — вы хотите попасть в Афины?
Тот помолчал с минуту. Квейль видел, что он обдумывает. Его интересовал этот человек с решительным лицом, который был моложе, чем казался с виду.
— Да, — сказал грек наконец. — Это было бы неплохо.
— Вас могут задержать. Вас не расстреляют за дезертирство? — спросил Квейль, чтобы испытать его.
— Я не дезертир. Офицеры распустили нас по домам. Мы хотели сражаться. Я до сих пор не бросил винтовку. И никому не отдам ее. Я не дезертир.
Квейль не сомневался больше в его решимости.
— А как малыш?
— Он говорит, — куда вы, туда и он. Он хочет попасть в Афины.
— На всякий случай спросите его.
Большой грек спросил маленького, тот начал взволнованно что-то объяснять, и Квейль сказал:
— Ш-ш-ш… Ради бога, тише! Что он говорит?
— Он говорит, что отправится с нами. У него жена в Афинах и двое детей. И офицер не ждет его назад.
— Нет, ждет. И я отвечаю за него.
Большой грек сказал маленькому, что ему придется вернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99