55)
Мы с Гленном удалились в спальню, чтобы разок-другой прорепетировать «Оккена Бума». Гленн явно нервничал. Расслабься, Гленн (да, тебе легко говорить). Я-то свою партию знал хорошо, а вот Гленн все время слишком рано вступал с припевом. Как я пропою: «Он зовется Оккен Бум», значит, куплет кончился, сказал я. Понял-понял, сказал Гленн. Значит, так, сначала я пою куплет, там еще есть слова, что у него пиджак из сухарей, сухарей, сухарей, так вот, я пою, что у него пиджак из сухарей, а потом, что он зовется Оккен Бум, и только после этого начинается припев, все понял? Да, Гленн считал, что понял.
56)
Мы исполнили песню почти без накладок, и все сказали, что пели мы здорово. Рут была тронута до слез, увидев своего мужа поющим (ты никогда еще не пел так хорошо, Гленн). Она была влюблена и счастлива, обнаружив у мужа новый талант после тридцати пяти лет супружеской жизни. Гленн и сам был растроган. Я легко похлопал его по плечу (настолько легко, насколько одному мужчине допускается похлопать другого) и сказал, что мы имеем полное право гордиться собой. Гленн пожал мне руку. Похоже, между нами завязывается дружба. Марианна крикнула, что пора к столу.
57)
Милости прошу, угощайтесь, сказала Марианна, когда все наконец расселись, кому как понравится. Теперь оставалось только наложить еду на тарелки (может, ты начнешь первая, Рут). Раздался звонок. И на пороге появился мой сосед (Халфред), веселый и потный. К столу, к столу, и вновь небольшой ритуал знакомства с гостями. Это Халфред, говорил я, и Халфред всем пожимал руки, желал доброго вечера и искренне раскаивался, что так долго задержался, а все из-за игры в керлинг, которая имеет неприятную тенденцию затягиваться. Не переживай, Халфред, сказал я и усадил его за стол. Марианна подождала, пока все успокоится, и выразительно показала на суповую миску, отчего Рут тут же схватила половник и налила себе полную тарелку.
58)
Мы ели, я то и дело подливал гостям вина. Выпьем за здоровье присутствующих! (Выпьем, выпьем!) Какой дивный суп, сказали гости (они одобрительно закивали, узнав, что в нем много оливкового масла). Рут съела три порции и с каждой порцией чувствовала себя все моложе (по крайней мере, ей так казалось). На Бента и Рюнара произвело большое впечатление, что такой отличный результат мог быть достигнут и без мяса, а Нидар-Бергене вызвала всеобщий восторг, объявив, что в соевых бобах протеина больше, чем в мясе. И только Гленн выражал свою похвалу сдержанно, будучи убежден, что только гомики заботятся о протеинах.
А кто из вас что-нибудь знает о зимнем солнцевороте? — спросила Марианна.
59)
Оказалось, что о зимнем солнцевороте никто почти ничего не знал, и постепенно разговор завял, кто-то заговорил с соседом, а кто-то просто молчал.
60)
Наверное, на море очень ветрено, сказала Рут, узнав, что Халфред лоцман. Да, ветра хватает. И форма вам положена? Как же без формы. Халфред выезжает на катере к большим судам и проводит их через шхеры. А там эти коварные островки и шхеры у северного побережья, сама знаешь. Рут кивнула: да, она знает. И штормовка у него есть? Как не быть (еще вина, Рут? Спасибо, не откажусь), но он редко ее надевает. Ему больше нравятся шерстяные свитера. Ну хотя бы в дождь он надевает штормовку? В дождь да.
61)
Бент закурил сигарету. Он и раньше выглядел безмятежным, но с сигаретой во рту вид у него стал совсем блаженный. Еще никогда за моим столом не сидел человек с таким безмятежным и блаженным выражением лица. Бент глубоко затягивался, задерживал дыхание, слушал, прикрыв глаза, что говорит Нидар-Бергене, а потом медленно, демонстративно выпускал дым, словно был уверен, что никогда не умрет (или, по крайней мере, до этого еще очень и очень далеко). Нидар-Бергене никак не могла взять в толк, как это можно курить и в то же время чувствовать себя полноценным человеком. Смотря что понимать под словом «полноценный», сказал Бент и плеснул ей еще вина (да-да, одну каплю, сказала Нидар-Бергене с затуманенным взглядом).
62)
Марианна подошла и поцеловала меня. Ее губы были такие сладкие, мы поцеловались еще несколько раз. Она была встревожена (вдруг кому-нибудь из наших гостей у нас не нравится?). Я сказал, что, по-моему, большинство очень довольны. Мы наполнили чашу из-под глинтвейна водкой, соком, кусочками фруктов, нарезанных заранее, и еще раз поцеловались. Подошел Гленн и поинтересовался, где ему взять соломинку для пунша (прости, Гленн, кажется, мы забыли их купить).
Я попробовал пунш. Он был вкусный, и я понял, что выпью несколько бокалов.
63)
Нидар-Бергене пришвартовалась к Халфреду и спросила, чем закончилась игра в керлинг (что касается Рюнара, он всегда хотел узнать, в чем, собственно, заключается эта игра). Команда лоцманов выиграла с большим преимуществом. Мы разбили их в пух и прах, сказал Халфред. Он сам сделал немало хороших бросков. В меру сильных, в меру слабых (в этом секрет мастерства). Перестараешься — бита пролетит на полметра дальше, недостараешься — остановится за полметра до цели или отклонится в сторону. Нидар-Бергене поинтересовалась, не слишком ли тяжелы биты. Халфред только фыркнул. Нет ничего лучше, чем играть в керлинг, сказал он. На крытом катке тишина, сверкают огни, щетки шуршат по льду, а какая сосредоточенность охватывает игрока перед тем, как он запустит по льду к цели первую биту. Халфред сказал, что, как ему кажется, в спорте есть что-то от священнодействия. Нидар-Бергене сказала, что, по ее мнению, Халфред тонко чувствующий человек. Подошла Рут и выразила свое восхищение тем, что Халфред не только лоцман, но и умелый игрок в керлинг. Рюнар не сказал ничего.
64)
Марианна наполнила мой бокал, и я подсел к Рюнару. Он поведал мне о своих горестях. Каждый раз, когда ему в голову приходит что-то неожиданное, о чем он никогда раньше не думал, что-то совершенно новое, способное изменить все вокруг, то скоро обнаруживается, что все это уже кем-то описано, обозначено термином, на эту тему уже защищен ряд докторских диссертаций, за которые авторами получены ученые степени. Какая обида, сказал я. Да, ужасно обидно. Похоже, ничего нового больше не придумаешь. Рюнар считал, что это касается абсолютно всего: истории религии (если уж взять его специальность), да и вообще всей науки, а также литературы, живописи, скульптуры. И еще он считал весьма опасным, что у нашего времени нет своих эстетических принципов, которые объединяли бы всех людей. Науку и искусство так заполонила всякая чепуха, что от них ничего не осталось. Мы тщетно пытаемся открыть что-то новое, что могло бы адекватно выразить нашу эпоху, вместо того, чтобы носиться с отжившими идеями. И вдруг он спросил, разве он требует слишком многого, желая, чтобы его посетила хотя бы одна-единственная гениальная мысль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37