Очередной Совет Ордена готовили уже несколько месяцев, и когда Томазо прибыл, там были все. И Генерал выглядел бледно.
— Мы потеряли не так много мастеров, — угнетенно отчитывался казначей.
Однако все знали, что побежали самые лучшие.
— И все они перебежали к нашим врагам, — насмешливо вставил брат Хорхе. — В Англию да Голландию.
Томазо стиснул челюсти. Он уже видел, что начинается главное — сведение счетов.
— Не торопись, Хорхе, — проронил Генерал, — ты еще успеешь высказаться.
— Я — член Совета, — с вызовом задрал благородный подбородок брат Хорхе, — я имею право слова, и я делаю свою работу. В то время как некоторые… даже с евреями управиться не сумели!
— Что ты хочешь этим сказать? — опешил Томазо. — Да мы с них взяли столько, сколько все наши плантации за несколько лет принесли!
— Ты не сумел их сломать, Томазо, — придвинулся Хорхе и швырнул через стол стопку бумаг: — На! Почитай!
Томазо прищурился, не отводя взгляда от Хорхе, взял бумаги и глянул на первую страницу. Это был донос. Некто неназванный кропотливо анализировал все допущенные с евреями промахи, и особенно то, что творилось в юдериях.
— Читай, читай, — подбодрил его Хорхе, — мы сейчас обсуждать это будем.
Томазо глянул на Генерала, и тот преувеличенно спокойно кивнул.
— Читай, Томас. Лучше знать, чем не знать.
Томазо пробежал глазами главные обвинения анонима, перевернул страницу и с облегчением выдохнул. Далее шли выдержки из разработанных евреями правил, а с ними он ознакомился намного раньше, чем Хорхе.
Для начала, выразив полную покорность Короне, раввины напоминали, что мироздание держится на правосудии, правде и согласии, и в первых же строках назначали огромный штраф тому, кто начнет вносить раздор среди своих. Да, это было плохо, но абсолютно ожидаемо.
Далее, раввины категорически запрещали своей элите нанимать христиан в качестве прислуги, дабы исключить саму возможность каких-либо спекуляций на эту тему. Это крепко било по рядовой агентуре Церкви, но лучшие агенты Ордена так и остались неуязвимы и не узнаны.
Но главное, под угрозой немыслимого штрафа в тысячу мараведи и нещадного изгнания раввины запретили не только доносить на своих, но и вообще давать показания на евреев кому-либо, кроме судей Короны.
— Ты хоть понял, что они делают? — послышался голос Хорхе.
— Разумеется, — сухо отозвался Томазо и так же небрежно швырнул бумаги через стол. — Они пытаются уйти из-под Инквизиции.
— Да не в этом же дело! — заорал Хорхе и вскочил. — Неужели ты и вправду такой тупой?!
Томазо непонимающе моргнул и глянул на Генерала. Но и старик, похоже, ничего не понимал.
— Они же восстановили у себя конституции фуэрос! — прокричал Хорхе. — Это же в каждой строке видно!
Томазо открыл рот, чтобы возразить, да так и замер.
— Ч-черт!
Это была чистая правда, но измотанный, хронически недосыпающий Томазо ее проглядел. Да, он знал, что евреи разработали свой способ защитить человека от неправедного суда. Он знал, что они наказывали даже писаря, забывшего или не успевшего положить чужое прошение на стол начальству. Он знал, что они намерены потребовать от Короны запрета права пытать человека — даже для сборщиков налогов. Но за словами чужого языка он проглядел главное — это, по сути, все те же конституции фуэрос! То, на борьбу с чем Орден потратил девять десятых своих усилий.
Похоронив единоверцев и проводив тех, кто двинулся вдоль берега на восток, Амир прошел по дороге дальше и вскоре увидел то, что и ожидал. Через каждые пятьсот-шестьсот шагов начиналось очередное кладбище. Их здесь было без числа! И на следующий день он, отпустив коня, вернулся в порт. Здесь как раз разгружалась очередная партия морисков из Гранады — с нескольких судов.
— Братья! — бегал от колонны к колонне Амир. — Никому не верьте! Наших здесь убивают!
Но понимания не находил. Да, люди пугались, но скорее его самого, чем его отдающих безумием слов, а главное, им некуда было возвращаться. А потом Амир поймал на себе пристальный взгляд одного из портовых служащих и едва ушел от мгновенно появившихся всадников. Спрятался за пропахшими тухлой рыбой бочками и до ночи сидел так, опасаясь даже высунуть голову и не зная, что теперь делать. И только к ночи, когда к пристани причалил битком набитый черными рабами, пропахший мочой и дерьмом португальский корабль, Амир осознал, что шанс есть.
— Я — врач, — подошел он к помощнику капитана.
— Ну и что? — сверху вниз поглядел работорговец.
— Возьмите меня на борт, — прямо предложил Амир. — И, думаю, три четверти заболевшего товара я для вашего хозяина сохраню.
Помощник капитана заинтересовался, отвел его к капитану, от него — к управляющему хозяина корабля, и через четверть часа Амиру дали место на полатях, выдали задаток жалованья и провели по палубе.
— Смотри, Амир, — показывал управляющий, — женщины у нас сидят в отдельном отсеке. Их немного, и с ними хлопот немного, но вот мужчины…
Амир заглянул в темный трюм и ничего не разглядел — только темнота, — В общем, будь осторожнее, доктор. Нашего языка они не понимают, и как ты объяснишь им, что ты врач, я не представляю.
Первый же день заседания Совета Ордена закончился для Томазо полным поражением. Ему припомнили все его промахи, ни словом не упомянув ни об одной из его удач. Все было предельно ясно: по уставу Ордена старый Генерал обладал исчерпывающей властью над каждым, а потому касаться его персоны было нельзя, но каждый удар по Томазо, по сути, был ударом по Генералу. А старик, как ни странно, помалкивал. И лишь когда все закончилось и они остались вдвоем, Генерал объяснил, в чем дело.
— Папа боится. А потому кое-кто в курии уже готовит замены. В том числе и мне.
— А чего именно Папа боится? — попытался уточнить Томазо.
— Австриец, — коротко пояснил Генерал, — он вот-вот войдет в Рим.
О том, что католический мир под угрозой, в Ордене понимали все, особенно когда Московия вступила-таки в общеевропейскую войну, естественно, на стороне Голландии. Дело зашло так далеко, что Папа даже попросил помощи у султана Османского. В перспективе это означало передачу Балканского полуострова в руки мусульман, однако иного способа устоять против союза англиканцев, евангелистов и православных никто не знал.
— Так что поедешь в почетную ссылку, — проронил Генерал.
— И куда на этот раз? — глотнул Томазо.
— Новый Свет, — уголком рта улыбнулся Генерал. — Будешь помогать братьям одомашнивать индейцев.
Томазо обмер. Это было самое бессмысленное задание, какое только можно было придумать. Как говорили, индейцы почти не поддавались приручению, а главное, обладали крайне слабым здоровьем и ни в поле, ни в шахте дольше восьми-девяти лет не выдерживали — дохли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101