По Дмитровке к кольцевой подтягивались бронетранспортеры и колонны армейских грузовиков. Над низинами, как туман, стелилась дымка отработанных газов. В Москву Герман и Кузнецов добрались только через два с половиной часа. И то лишь потому, что таксист попался опытный, знал все объездные пути.
В здании Внешторгбанка на Кузнецком мосту шла мирная утренняя жизнь. Средних лет сотрудница отдела внешнеторговых операций, подтянутая, в строгом деловом костюме, типичная преуспевающая «бизнес-вумен», как стали называть таких дам позже, с удивлением посмотрела на взмыленных посетителей и еще больше удивилась, услышав от Германа, что он хочет срочно вернуть деньги на счет своей фирмы в Торонто:
— В чем срочность? Вы не предоставили никаких контрактных оснований для перевода валюты.
— Ситуация изменилась, — попытался объяснить Герман. — Вы радио слушаете? ГКЧП!
— Мало ли что по радио болтают. У них семь пятниц на неделе. Сегодня ГКЧП, завтра что-то другое. Дайте основания, перечислю.
Герман не успел ответить. Из-за окна донесся визг тормозов, отрывистые звуки команд. Гулко захлопали двери, по коридору загрохотали сапоги. Сотрудница выглянула и обомлела:
— Солдаты! Что происходит?
Герман объяснил:
— Государственный переворот. Основание?
— Господи! Только этого нам не хватало! Быстро давайте документы! Быстро, быстро!.. Государственный переворот, — бормотала она, оформляя перевод. — Все играются, играются, никак не наиграются. Хоть бы немного дали спокойно пожить!..
Деньги ушли. Герман перевел дух. Иван с медвежьей грацией облапил бизнес-вумен и влепил ей в щеку благодарственный поцелуй:
— Мадам, вы наша спасительница!
— Да ну вас, — отмахнулась она. — Лучше идите-ка, мальчики, отсюда. А то как бы чего не вышло.
В концах коридора и на лестничных клетках стояли офицеры и солдаты с «калашниковыми». Германа и Кузнецова они проводили волчьими взглядами, но не остановили.
— На Краснопресненскую, к Белому дому, — бросил Герман водителю такси, зажатому между двух тентованных армейских «Камазов».
— Не, мужики, не катит, — наотрез отказался таксист. — Танки там. По радио сейчас сказали. Я тачку недавно в аренду взял. А если что — с чего жить?
— Поехали ко мне, я переоденусь, а ты позвонишь, — предложил Иван. — Катерина там, наверное, не знает что думать.
Герман возразил:
— Связь наверняка отключили.
Но автоматическая международная связь, как ни странно, работала. Катя взяла трубку после первого же гудка:
— Ты?! Наконец-то! Тебя не арестовали?
— Нет, почему меня должны арестовать?
— По телевизору передают, что в Москве путч. Я вся извелась. Ты не звонишь. Я позвонила маме. Она сказала, что тебя скорее всего арестовали. Говорит, сейчас арестовывают всех богатых людей. По спискам.
— Дура твоя мама! — не выдержал Герман.
— Не кричи, — попросила Катя. — Пожалуйста, не кричи. Гера, я боюсь. Если с тобой что-нибудь случится… Гера, я тебя люблю, помни о нас.
Злости на тещу сразу как не бывало.
— Со мной ничего не случится, — сказал он. — Я тебя люблю. Не волнуйся, все будет хорошо. Пока мы любим друг друга, все будет хорошо.
Из спальни появился Кузнецов — в ладно пригнанном камуфляже, в спецназовских ботинках с высокой шнуровкой. На груди красовались афганские награды — медаль «За отвагу» и орден Красной звезды.
— Поговорил?
— Поговорил.
— Что-то не так? — обеспокоился Иван, глядя на необычную, как бы растерянную улыбку на лице друга.
— Все в порядке. Все так. Лучше редко когда бывает.
— Тогда поехали разбираться с этими говнюками, — заявил Кузнецов. — ГКЧП. Мы им, блядям, покажем ГКЧП! Они, суки, не знают, с кем связались!
— Поехали, — решительно кивнул Герман. Иван сразу включился в организацию обороны Белого дома, мелькал в окружении вице-президента Руцкого, а Герман вместе со всеми катал деревянные бобины из-под кабеля, таскал арматуру на баррикаду, и все время его не оставляло ощущение какой-то глубинной неправильности происходящего. Телефонная связь с заграницей не прервана. Внешторгбанк захвачен, но как-то странно, наполовину. Ельцин не арестован. Подтянутая к Белому дому бронетехника как встала, так и стоит.
Стемнело, пошел мелкий дождь. С наступлением ночи тревога усилилась. Но ничего не происходило. На рассвете возле костра, у которого грелся Герман вместе с другими защитниками Белого дома, появился Иван Кузнецов, возбужденный, с автоматом Калашникова на плече, объявил:
— Все, мужики! Пиздец котенку, не будет больше срать! А что я говорил? Они не знают, с кем связались!
— Они не читали работу Ленина «Государство и революция», — высказал Герман предположение, которое зрело в нем всю эту ночь.
— Как?! — поразился Иван. — А ты читал?
— Читал.
— На …?!
— Чтобы знать, что делать, если решу устроить государственный переворот.
— А они, выходит, не читали?
— Выходит, не читали.
Кузнецов захохотал, от восторга даже бил себя по ляжкам:
— Во, блин! А туда же! А я все думаю: чего они ни хера не делают? А они Ленина не читали!
Всю следующую ночь они раскатывали по Москве на такси, поили водкой солдат и офицеров, пили сами, пьяные не от водки, а от переполнявшего их чувства победы, молодости и свободы.
Попытка государственного переворота, предпринятая ГКЧП, хоть и закончившаяся ничем, укрепила Германа в правильности его решения переехать в Канаду. Эти Ленина не читали. Найдутся те, кто читал. И хотя после развала СССР стало ясно, что обратного хода уже не будет, Россия погрузилась в такую неразбериху, что только идиот мог планировать возвращение в Москву.
Потом Илюшка пошел в школу. Потом родился Ленчик. По настоянию Кати забрали к себе тестя и тещу. Герман согласился с условием, что он снимет для них квартиру, и они будут жить отдельно. Семья укоренялась в Торонто, как саженец в благодатной почве. И не успел Герман оглянуться, как обнаружил, что прошло уже двенадцать лет после его первого прилета в Москву.
Но воспоминание о тех днях так и осталось в самых глубинах его сознания, как озноб после долгого пребывания на морозе. Прилетая в Шереметьево, он первым делом машинально смотрел на шоссе: не выползают ли из тумана танки. И даже как бы принюхивался: туман это или чад солярки от дизелей бронетехники.
Так и теперь, перед тем как сесть в присланный за ним черный шестисотый «мерседес» с пожилым молчаливым водителем Николаем Ивановичем, Герман окинул взглядом многолюдные тротуары и забитые машинами подъезды к зданию аэропорта, чтобы убедиться, что дома все в порядке.
Шныряли таксисты и частники, вылавливая клиентов, милиция проверяла документы у лиц кавказской национальности, омоновцы и оперативники в штатском напряженными взглядами сканировали толпу, сверяя мелькающие перед ними лица с сидевшими в памяти ориентировками на преступников и потенциальных террористов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
В здании Внешторгбанка на Кузнецком мосту шла мирная утренняя жизнь. Средних лет сотрудница отдела внешнеторговых операций, подтянутая, в строгом деловом костюме, типичная преуспевающая «бизнес-вумен», как стали называть таких дам позже, с удивлением посмотрела на взмыленных посетителей и еще больше удивилась, услышав от Германа, что он хочет срочно вернуть деньги на счет своей фирмы в Торонто:
— В чем срочность? Вы не предоставили никаких контрактных оснований для перевода валюты.
— Ситуация изменилась, — попытался объяснить Герман. — Вы радио слушаете? ГКЧП!
— Мало ли что по радио болтают. У них семь пятниц на неделе. Сегодня ГКЧП, завтра что-то другое. Дайте основания, перечислю.
Герман не успел ответить. Из-за окна донесся визг тормозов, отрывистые звуки команд. Гулко захлопали двери, по коридору загрохотали сапоги. Сотрудница выглянула и обомлела:
— Солдаты! Что происходит?
Герман объяснил:
— Государственный переворот. Основание?
— Господи! Только этого нам не хватало! Быстро давайте документы! Быстро, быстро!.. Государственный переворот, — бормотала она, оформляя перевод. — Все играются, играются, никак не наиграются. Хоть бы немного дали спокойно пожить!..
Деньги ушли. Герман перевел дух. Иван с медвежьей грацией облапил бизнес-вумен и влепил ей в щеку благодарственный поцелуй:
— Мадам, вы наша спасительница!
— Да ну вас, — отмахнулась она. — Лучше идите-ка, мальчики, отсюда. А то как бы чего не вышло.
В концах коридора и на лестничных клетках стояли офицеры и солдаты с «калашниковыми». Германа и Кузнецова они проводили волчьими взглядами, но не остановили.
— На Краснопресненскую, к Белому дому, — бросил Герман водителю такси, зажатому между двух тентованных армейских «Камазов».
— Не, мужики, не катит, — наотрез отказался таксист. — Танки там. По радио сейчас сказали. Я тачку недавно в аренду взял. А если что — с чего жить?
— Поехали ко мне, я переоденусь, а ты позвонишь, — предложил Иван. — Катерина там, наверное, не знает что думать.
Герман возразил:
— Связь наверняка отключили.
Но автоматическая международная связь, как ни странно, работала. Катя взяла трубку после первого же гудка:
— Ты?! Наконец-то! Тебя не арестовали?
— Нет, почему меня должны арестовать?
— По телевизору передают, что в Москве путч. Я вся извелась. Ты не звонишь. Я позвонила маме. Она сказала, что тебя скорее всего арестовали. Говорит, сейчас арестовывают всех богатых людей. По спискам.
— Дура твоя мама! — не выдержал Герман.
— Не кричи, — попросила Катя. — Пожалуйста, не кричи. Гера, я боюсь. Если с тобой что-нибудь случится… Гера, я тебя люблю, помни о нас.
Злости на тещу сразу как не бывало.
— Со мной ничего не случится, — сказал он. — Я тебя люблю. Не волнуйся, все будет хорошо. Пока мы любим друг друга, все будет хорошо.
Из спальни появился Кузнецов — в ладно пригнанном камуфляже, в спецназовских ботинках с высокой шнуровкой. На груди красовались афганские награды — медаль «За отвагу» и орден Красной звезды.
— Поговорил?
— Поговорил.
— Что-то не так? — обеспокоился Иван, глядя на необычную, как бы растерянную улыбку на лице друга.
— Все в порядке. Все так. Лучше редко когда бывает.
— Тогда поехали разбираться с этими говнюками, — заявил Кузнецов. — ГКЧП. Мы им, блядям, покажем ГКЧП! Они, суки, не знают, с кем связались!
— Поехали, — решительно кивнул Герман. Иван сразу включился в организацию обороны Белого дома, мелькал в окружении вице-президента Руцкого, а Герман вместе со всеми катал деревянные бобины из-под кабеля, таскал арматуру на баррикаду, и все время его не оставляло ощущение какой-то глубинной неправильности происходящего. Телефонная связь с заграницей не прервана. Внешторгбанк захвачен, но как-то странно, наполовину. Ельцин не арестован. Подтянутая к Белому дому бронетехника как встала, так и стоит.
Стемнело, пошел мелкий дождь. С наступлением ночи тревога усилилась. Но ничего не происходило. На рассвете возле костра, у которого грелся Герман вместе с другими защитниками Белого дома, появился Иван Кузнецов, возбужденный, с автоматом Калашникова на плече, объявил:
— Все, мужики! Пиздец котенку, не будет больше срать! А что я говорил? Они не знают, с кем связались!
— Они не читали работу Ленина «Государство и революция», — высказал Герман предположение, которое зрело в нем всю эту ночь.
— Как?! — поразился Иван. — А ты читал?
— Читал.
— На …?!
— Чтобы знать, что делать, если решу устроить государственный переворот.
— А они, выходит, не читали?
— Выходит, не читали.
Кузнецов захохотал, от восторга даже бил себя по ляжкам:
— Во, блин! А туда же! А я все думаю: чего они ни хера не делают? А они Ленина не читали!
Всю следующую ночь они раскатывали по Москве на такси, поили водкой солдат и офицеров, пили сами, пьяные не от водки, а от переполнявшего их чувства победы, молодости и свободы.
Попытка государственного переворота, предпринятая ГКЧП, хоть и закончившаяся ничем, укрепила Германа в правильности его решения переехать в Канаду. Эти Ленина не читали. Найдутся те, кто читал. И хотя после развала СССР стало ясно, что обратного хода уже не будет, Россия погрузилась в такую неразбериху, что только идиот мог планировать возвращение в Москву.
Потом Илюшка пошел в школу. Потом родился Ленчик. По настоянию Кати забрали к себе тестя и тещу. Герман согласился с условием, что он снимет для них квартиру, и они будут жить отдельно. Семья укоренялась в Торонто, как саженец в благодатной почве. И не успел Герман оглянуться, как обнаружил, что прошло уже двенадцать лет после его первого прилета в Москву.
Но воспоминание о тех днях так и осталось в самых глубинах его сознания, как озноб после долгого пребывания на морозе. Прилетая в Шереметьево, он первым делом машинально смотрел на шоссе: не выползают ли из тумана танки. И даже как бы принюхивался: туман это или чад солярки от дизелей бронетехники.
Так и теперь, перед тем как сесть в присланный за ним черный шестисотый «мерседес» с пожилым молчаливым водителем Николаем Ивановичем, Герман окинул взглядом многолюдные тротуары и забитые машинами подъезды к зданию аэропорта, чтобы убедиться, что дома все в порядке.
Шныряли таксисты и частники, вылавливая клиентов, милиция проверяла документы у лиц кавказской национальности, омоновцы и оперативники в штатском напряженными взглядами сканировали толпу, сверяя мелькающие перед ними лица с сидевшими в памяти ориентировками на преступников и потенциальных террористов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68