Если мужчина что решил, он должен довести дело до конца. Бригитте больно от несправедливости!
Ведь в конце-то концов она спасла семейное имущество от захватчицы!
Она все еще прижимает фарфор к себе, согревает его своим телом, чувствует ответное тепло.
Не то что с Хайнцем. Тот всегда остается с Бригиттой холодным.
На скатерти образуется большое коричневое пятно — след их борьбы. Сузи несется на кухню, давая волю своему инстинкту, приказывающему ей: вытри скатерть!
На сцене появляется влажная тряпка. Сузи наслаждается личным успехом и вытирает кофейное пятно.
— Я отдам кофейник только свекрови или Хайнцу, вам я его не отдам, — говорит Бригитта, но на нее никто не обращает внимания. Восторженные зрители устраивают Сузи овацию.
Бригитты не существует. Не держи она по-прежнему кофейник в своих лапах, исколотых швейными иголками, ее бы вообще никто не увидел.
Сузи исправила неловкость, которую допустила невежественная Бригитта.
Благодарности Сузи не ждет, нет, вовсе нет.
А Бригитта ждет, что Хайнц будет принадлежать ей.
Нет, таким способом у нее ничего не выйдет.
Любовь всегда отыщет дорогу
Священник в церкви говорит, что любовь — это путь к другому человеку. Паула ищет близости с Эрихом, она ищет земной путь к другому человеку. Паула ищет почву, на которой она может встретить Эриха, чтобы потом вместе заниматься всем этим свинством.
Любая самая совершенная система имеет свои прорехи, через которые и можно будет ускользнуть. Любовь частенько в том и заключается, чтобы эти прорехи отыскать. Влюбленная Паула сразу вспомнила о продуктовом магазине. Ее будущая свекруха выпустила из виду, что Эриха посылают в магазин делать покупки на всю неделю. Ему вручают список всего необходимого. Эрих отдает этот список заведующему магазином, который складывает заказанные продукты в Эрихов рюкзак, медленно набирающий вес и скособочивающийся в сторону ближайшей пивной.
В магазине Эриха со всех сторон стеной обступают женщины. Это сплошь мамаши, у каждой, независимо от возраста, уже есть по меньшей мере один ребенок. Перед магазином роятся их чада, они гроздьями виснут на дверях и перилах, со своими самокатами запрыгивают в автобусы, на повозки и в легковушки, а иногда залетают на них под колеса мотоциклов, легковушек-комби и грузовиков с прицепами. Под трактор редко кто попадает, ведь трактор едет медленно, и они успевают отскочить в сторону. Среди чад наблюдается постоянный естественный убыток. В этом ничего страшного, ведь если одни исчезнут, нетрудно завести себе еще. Делать детей — занятие не самое приятное, вынашивать их, пожалуй, еще тяжелее, а уж рожать — совсем не удовольствие. Да и иметь детей — тоже хуже почечных колик. И все-таки — материнская роль снова оправдана и обеспечена на несколько лет вперед.
Каждый видит: это настоящая семья. Видит отец: у него, кроме жены, есть еще одна жертва, которую он вправе колотить и обзывать. Тельце у ребенка такое податливое, жаль только, что небольшое.
И жена видит: вот результат моих усилий, он должен воодушевить меня на новые усилия.
И ребенок тоже видит: он — главная персона, живое оправдание бесполезно растраченного времени, времени, которое лопается по швам, распираемое всякими бесполезными делами, делами, которые всегда делаешь не для себя, а для кого-то другого. И одна мрачная задняя мысль застряла где-то в голове: во время воскресной проповеди труды твои воссияют, и лучи их падут на тебя. Такого, правда, дожидаться бессмысленно, ведь труды если и падут на тебя, то не в виде божественного сияния, они лягут на тебя своим многотонным грузом, чтобы в конце концов оставить от тебя мокрое место. И в один прекрасный день бесформенное тело, зовущееся мамочкой, в последний раз укладывается на ложе к давно похороненному папочке.
Но самую важную персону, ребеночка, кутают в пеленки и херенки, пока он не научится ходить и кататься на самокате, потом ему навешивают оплеух, навьючивают на него хозяйственные сумки, подрезают косами во время заготовки сена, давят автомобилями, а бывает, что ребенок свалится в горный ручей, прямо в руки к перепившемуся отцу или угодит под рассыпавшуюся поленницу, а то и в лапы какого-нибудь сумасшедшего насильника. Если ребенка минуют все эти беды, остается еще возможность в пятнадцать лет напиться впервые и на мопеде врезаться в бетонную опору моста.
Иногда дети делают слабые попытки затеять игру, тогда их мгновенно хватают за шиворот, задают на орехи и награждают пинками, а потом суют в руки рюкзак и отправляют в лавку за кормом для скотины. За солью и комбикормом.
Ни о чем подобном Паула не догадывается. Она стоит на улице перед входом в магазин, и на нее недоверчиво оглядываются снующие мимо мамаши. Она надеется, что скоро поймает на себе восторженный взгляд Эриха, а пока раздает детишкам конфеты. Детям постарше конфеты есть запрещают, они обязаны приносить сласти домой, для своих маленьких или даже грудных братишек и сестричек. Если же кто-то отважится тайком сунуть конфету за щеку, ему сразу достанется такая затрещина, что зубы повылетают.
Дома эти мамаши, бросив на произвол судьбы дымящиеся на плите кастрюли, как фурии бросаются к анемичному младенцу, срывают с его тельца обкаканные ползунки и с буйной энергией вталкивают маленького глупышку в белоснежные, свежевыстиранные одеяния. Потом упакованного в ползунки младенца покрывают поцелуями и мамаша, и все присутствующие, а какашки отправляют в стиральную машину. Поистине, перед нами — вечно повторяющееся и всегда переживаемое заново чудо природы, связанное с тем, как меняют отвратительно воняющую коричневатую тряпку на сияющее белизной одеяние. Про какашки все забыли, вновь сияет солнце. Из раскрытых от умиления ртов присутствующих при этом гостей доносится: «Ах ты, свиненыш эдакий», или: «Какая аккуратная мамочка». И мамаши сияют от счастья.
Паулу влечет к Эриху. Мамашу влечет к приборке и чистоте.
А вот наконец и он, Эрих, объект влечения.
Шикарный молодой человек особенно выигрышно выглядит на фоне этих сгрудившихся теток, дряхлых пенсионеров и малолеток, согнувшихся под тяжестью сумок. Эрих раздвигает эту вонючую толпу, как кулисы, и появляется на сцене.
За прилавком сразу встрепенулись незамужние продавщицы в белых халатах, в том числе и мать-одиночка, парнишке-то ее годков немало, скоро на лесосеку пора. Химическая завивка, под халатиками — новенькие пуловеры, купленные в универмаге, на ногах с толстыми бледными икрами — туфельки на шнуровке и без каблука. Золотые зубы, золотые цепочки с золотыми крестиками. Эриха осыпают расспросами о здоровье матушки, бабушки и папочки, он отвечает медленно и с трудом. Под градом вопросов Эрих выглядит словно баран перед новыми воротами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Ведь в конце-то концов она спасла семейное имущество от захватчицы!
Она все еще прижимает фарфор к себе, согревает его своим телом, чувствует ответное тепло.
Не то что с Хайнцем. Тот всегда остается с Бригиттой холодным.
На скатерти образуется большое коричневое пятно — след их борьбы. Сузи несется на кухню, давая волю своему инстинкту, приказывающему ей: вытри скатерть!
На сцене появляется влажная тряпка. Сузи наслаждается личным успехом и вытирает кофейное пятно.
— Я отдам кофейник только свекрови или Хайнцу, вам я его не отдам, — говорит Бригитта, но на нее никто не обращает внимания. Восторженные зрители устраивают Сузи овацию.
Бригитты не существует. Не держи она по-прежнему кофейник в своих лапах, исколотых швейными иголками, ее бы вообще никто не увидел.
Сузи исправила неловкость, которую допустила невежественная Бригитта.
Благодарности Сузи не ждет, нет, вовсе нет.
А Бригитта ждет, что Хайнц будет принадлежать ей.
Нет, таким способом у нее ничего не выйдет.
Любовь всегда отыщет дорогу
Священник в церкви говорит, что любовь — это путь к другому человеку. Паула ищет близости с Эрихом, она ищет земной путь к другому человеку. Паула ищет почву, на которой она может встретить Эриха, чтобы потом вместе заниматься всем этим свинством.
Любая самая совершенная система имеет свои прорехи, через которые и можно будет ускользнуть. Любовь частенько в том и заключается, чтобы эти прорехи отыскать. Влюбленная Паула сразу вспомнила о продуктовом магазине. Ее будущая свекруха выпустила из виду, что Эриха посылают в магазин делать покупки на всю неделю. Ему вручают список всего необходимого. Эрих отдает этот список заведующему магазином, который складывает заказанные продукты в Эрихов рюкзак, медленно набирающий вес и скособочивающийся в сторону ближайшей пивной.
В магазине Эриха со всех сторон стеной обступают женщины. Это сплошь мамаши, у каждой, независимо от возраста, уже есть по меньшей мере один ребенок. Перед магазином роятся их чада, они гроздьями виснут на дверях и перилах, со своими самокатами запрыгивают в автобусы, на повозки и в легковушки, а иногда залетают на них под колеса мотоциклов, легковушек-комби и грузовиков с прицепами. Под трактор редко кто попадает, ведь трактор едет медленно, и они успевают отскочить в сторону. Среди чад наблюдается постоянный естественный убыток. В этом ничего страшного, ведь если одни исчезнут, нетрудно завести себе еще. Делать детей — занятие не самое приятное, вынашивать их, пожалуй, еще тяжелее, а уж рожать — совсем не удовольствие. Да и иметь детей — тоже хуже почечных колик. И все-таки — материнская роль снова оправдана и обеспечена на несколько лет вперед.
Каждый видит: это настоящая семья. Видит отец: у него, кроме жены, есть еще одна жертва, которую он вправе колотить и обзывать. Тельце у ребенка такое податливое, жаль только, что небольшое.
И жена видит: вот результат моих усилий, он должен воодушевить меня на новые усилия.
И ребенок тоже видит: он — главная персона, живое оправдание бесполезно растраченного времени, времени, которое лопается по швам, распираемое всякими бесполезными делами, делами, которые всегда делаешь не для себя, а для кого-то другого. И одна мрачная задняя мысль застряла где-то в голове: во время воскресной проповеди труды твои воссияют, и лучи их падут на тебя. Такого, правда, дожидаться бессмысленно, ведь труды если и падут на тебя, то не в виде божественного сияния, они лягут на тебя своим многотонным грузом, чтобы в конце концов оставить от тебя мокрое место. И в один прекрасный день бесформенное тело, зовущееся мамочкой, в последний раз укладывается на ложе к давно похороненному папочке.
Но самую важную персону, ребеночка, кутают в пеленки и херенки, пока он не научится ходить и кататься на самокате, потом ему навешивают оплеух, навьючивают на него хозяйственные сумки, подрезают косами во время заготовки сена, давят автомобилями, а бывает, что ребенок свалится в горный ручей, прямо в руки к перепившемуся отцу или угодит под рассыпавшуюся поленницу, а то и в лапы какого-нибудь сумасшедшего насильника. Если ребенка минуют все эти беды, остается еще возможность в пятнадцать лет напиться впервые и на мопеде врезаться в бетонную опору моста.
Иногда дети делают слабые попытки затеять игру, тогда их мгновенно хватают за шиворот, задают на орехи и награждают пинками, а потом суют в руки рюкзак и отправляют в лавку за кормом для скотины. За солью и комбикормом.
Ни о чем подобном Паула не догадывается. Она стоит на улице перед входом в магазин, и на нее недоверчиво оглядываются снующие мимо мамаши. Она надеется, что скоро поймает на себе восторженный взгляд Эриха, а пока раздает детишкам конфеты. Детям постарше конфеты есть запрещают, они обязаны приносить сласти домой, для своих маленьких или даже грудных братишек и сестричек. Если же кто-то отважится тайком сунуть конфету за щеку, ему сразу достанется такая затрещина, что зубы повылетают.
Дома эти мамаши, бросив на произвол судьбы дымящиеся на плите кастрюли, как фурии бросаются к анемичному младенцу, срывают с его тельца обкаканные ползунки и с буйной энергией вталкивают маленького глупышку в белоснежные, свежевыстиранные одеяния. Потом упакованного в ползунки младенца покрывают поцелуями и мамаша, и все присутствующие, а какашки отправляют в стиральную машину. Поистине, перед нами — вечно повторяющееся и всегда переживаемое заново чудо природы, связанное с тем, как меняют отвратительно воняющую коричневатую тряпку на сияющее белизной одеяние. Про какашки все забыли, вновь сияет солнце. Из раскрытых от умиления ртов присутствующих при этом гостей доносится: «Ах ты, свиненыш эдакий», или: «Какая аккуратная мамочка». И мамаши сияют от счастья.
Паулу влечет к Эриху. Мамашу влечет к приборке и чистоте.
А вот наконец и он, Эрих, объект влечения.
Шикарный молодой человек особенно выигрышно выглядит на фоне этих сгрудившихся теток, дряхлых пенсионеров и малолеток, согнувшихся под тяжестью сумок. Эрих раздвигает эту вонючую толпу, как кулисы, и появляется на сцене.
За прилавком сразу встрепенулись незамужние продавщицы в белых халатах, в том числе и мать-одиночка, парнишке-то ее годков немало, скоро на лесосеку пора. Химическая завивка, под халатиками — новенькие пуловеры, купленные в универмаге, на ногах с толстыми бледными икрами — туфельки на шнуровке и без каблука. Золотые зубы, золотые цепочки с золотыми крестиками. Эриха осыпают расспросами о здоровье матушки, бабушки и папочки, он отвечает медленно и с трудом. Под градом вопросов Эрих выглядит словно баран перед новыми воротами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45