Весь этот день он тоже провел в библиотеке. Наконец Эдварду показалось, что он нашел то, что искал. Он сделал последнюю запись и захлопнул блокнот.
* * *
Когда Эдвард вышел из душного библиотечного зала, было уже поздно. Теперь он почти наверняка знал, что найдет ответ на все мучившие его в последние дни вопросы. Все подсказки вели в старый город.
Оставив машину на стоянке, он пешком отправился в район тех мрачных извилистых улочек, которые привели его однажды к дому, где находилась мастерская Пазелли.
Он миновал небольшую площадь Феба и переулочек делла Паче, переулок делла Вольпе и переулок деи Тре Арки. Через узкий проход вышел на виа деи Коронари, а оттуда на древнюю набережную Тор ди Нона. Пройдя переулок деи Сольдати, Эдвард свернул за угол и остановился возле здания со старым облупившимся фасадом. При тусклом свете уличного фонаря он увидел на чудом уцелевшем фризе поблекший от времени орнамент. Узор не отличался разнообразием. Это было многократно повторенное изображение совы.
Он вошел в дом. В скупо освещенном подъезде можно было разглядеть следы росписи на стенах, частично осыпавшуюся лепнину на потолке. На площадке второго этажа сохранилось большое венецианское зеркало. Несколько ступенек вели в полуподвальное помещение. Эдвард достал из кармана предусмотрительно купленный фонарик и, мысленно препоручая себя силам небесным, пошел вниз.
Тяжелая дверь подалась с трудом. Луч фонарика хаотично метался по стенам и потолку довольно просторного помещения. На противоположной стене Эдвард заметил еще одну дверь, ведущую, по всей вероятности, во внутренний дворик. Теперь луч осторожно ощупывал неровный пол под ногами Эдварда.
Вдруг луч скользнул по старой, потрескавшейся плите с неясной надписью. У Эдварда перехватило дыхание. Он пригляделся. Это была надгробная плита. Кроме греческих букв «альфа» и «омега» просматривались еще три слова: «Сэр Перси Делано».
Эдвард стоял в склепе.
Подождав, пока успокоится дыхание, он принялся осматривать стены. Луч фонарика выхватил фрагменты картины. Потом картина выступила целиком. Это было покрытое паутиной и плесенью изображение распятого Спасителя. В углах отсыревшей рамы Эдвард снова увидел барельефы сов.
Луч соскользнул на пол. Несколько могильных плит лежали одна подле другой. Где-то в глубине склепа можно было различить саркофаг. И опять Эдвард осветил Распятие.
Внезапно в склепе зазвучала музыка. Органная музыка.
Звуки шли откуда-то сверху.
Эдвард вернулся в подъезд и пошел навстречу музыке, которая звучала все громче и громче. Эту мелодию Эдвард не мог спутать ни с какой другой. Мелодию «Двенадцатого псалма» Бальдассаре Витали.
Он остановился возле двери на последнем этаже. Позвонил. Слабый звон колокольчика прозвучал в недрах квартиры. Музыка тотчас смолкла. Эдвард услышал шаркающие шаги, потом чей-то глухой, надтреснутый голос спросил:
— Кто там?
Но еще прежде, чем Эдвард успел ответить, дверь отворилась. Старик лет восьмидесяти, сутулый, в вязаной кофте и вязаном же шарфе вокруг тонкой старческой шеи, стоял перед ним. Его выцветшие, почти прозрачные глаза были устремлены в пространство за плечом Эдварда.
— Вы пожаловали издалека, не так ли?
Эдвард растерялся. Он еще не знал, как объяснить цель своего визита.
— Меня зовут Эдвард Форстер. Извините, что позволил себе побеспокоить вас, но я услышал музыку, и ноги сами привели меня сюда.
— Хорошо сделали, что пришли. — Старик посторонился. — Входите, прошу вас.
Квартиру, погруженную в полумрак, освещал только идущий снизу свет уличных фонарей.
— Весьма благодарен за визит, — церемонно поблагодарил старик. — Никто не навещает меня, а так приятно поговорить с людьми.
Старик щелкнул выключателем. Эдварду показалось, что он находится в музейном зале. Комната была обставлена прекрасной старинной мебелью, подобранной с исключительным вкусом.
Эдвард не счел нужным сдерживать восхищение:
— У вас очень красивый дом.
— Вам нравится? Это мой личный маленький музей.
Эдвард подошел к шкафу, украшенному резьбой.
— Если не ошибаюсь, барокко?
— Да, немецкое, начала позапрошлого столетия. Много декора, но как величественно и элегантно! — Старик подошел к большому зеркалу. — А взгляните на это. Рама — венецианское рококо. Характер резьбы совсем иной. Посмотрите, сколько движения в этих листьях! О, люди прошлых времен умели ценить красоту.
— Поразительное зеркало!
Хозяин направился к горке из красного дерева. Там была выставлена посуда и фарфоровые статуэтки. И теперь Эдвард обратил внимание на странную, неуверенную походку и осторожно вытянутую вперед руку старика.
— Эта горка тоже венецианская, восемнадцатый век.
— И тоже полна роскоши…
— О да! Статуэтки в центре — это Севр, — пояснил старик, указывая на фарфоровые фигурки. — А те, что наверху, — китайские. Третья династия Мин.
— Никак не ожидал увидеть здесь столько чудес.
Старик моргал детскими прозрачными глазами.
— Наверное, потому, что сам дом и лестница выглядят очень скромно. Но фасад заслуживает внимания. Что может быть лучше чистых благородных линий! — Он покачал головой. — Сейчас говорят, что дом очень запущен. Но мои глаза — это моя память.
Счастливая улыбка блуждала по его лицу. Седой пух на голове шевелился от движения воздуха.
Жестом пригласив Эдварда следовать дальше, старик прошел в следующую комнату. Руки он все время держал перед собой, словно обнимал кого-то невидимого.
— Вы, мне кажется, еще молоды.
— Послезавтра мне исполнится тридцать семь. — Эдвард разглядывал комнату, в которой они оказались. В ней не было ничего, кроме небольшого органа восемнадцатого века, стула и шкафа с книгами.
— Этот дом — вся моя жизнь, — с волнением проговорил старик. — Все, что у меня осталось. И мебель, и вещи — я ведь их вижу. Прошло уже столько лет с тех пор, как я потерял зрение, но они по-прежнему стоят перед моим внутренним взором. Но не только они. Идите сюда, взгляните. Вот здесь мое самое большое сокровище. — Он подошел к окну и отдернул шторы. — Отсюда открывается один из самых прелестных видов Рима. Посмотрите, посмотрите же…
Из окна был виден городской перекресток, застройка, характерная для начала столетия. Фонари освещали красивые, но по римским меркам вполне заурядные улицы.
— Видите площадь? Слева портик — все, что осталось от греческой церкви. А в центре романский храм, видите? Какая суровая простота… А справа еще один настоящий шедевр… Фонтан с дельфинами…
Эдвард следил за рукой старика.
— Площадь, описанная Байроном!
— Вы знаете о ее существовании?
— Да, но никогда не видел. И все же сохранилось одно свидетельство… — помедлив, ответил Эдвард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
* * *
Когда Эдвард вышел из душного библиотечного зала, было уже поздно. Теперь он почти наверняка знал, что найдет ответ на все мучившие его в последние дни вопросы. Все подсказки вели в старый город.
Оставив машину на стоянке, он пешком отправился в район тех мрачных извилистых улочек, которые привели его однажды к дому, где находилась мастерская Пазелли.
Он миновал небольшую площадь Феба и переулочек делла Паче, переулок делла Вольпе и переулок деи Тре Арки. Через узкий проход вышел на виа деи Коронари, а оттуда на древнюю набережную Тор ди Нона. Пройдя переулок деи Сольдати, Эдвард свернул за угол и остановился возле здания со старым облупившимся фасадом. При тусклом свете уличного фонаря он увидел на чудом уцелевшем фризе поблекший от времени орнамент. Узор не отличался разнообразием. Это было многократно повторенное изображение совы.
Он вошел в дом. В скупо освещенном подъезде можно было разглядеть следы росписи на стенах, частично осыпавшуюся лепнину на потолке. На площадке второго этажа сохранилось большое венецианское зеркало. Несколько ступенек вели в полуподвальное помещение. Эдвард достал из кармана предусмотрительно купленный фонарик и, мысленно препоручая себя силам небесным, пошел вниз.
Тяжелая дверь подалась с трудом. Луч фонарика хаотично метался по стенам и потолку довольно просторного помещения. На противоположной стене Эдвард заметил еще одну дверь, ведущую, по всей вероятности, во внутренний дворик. Теперь луч осторожно ощупывал неровный пол под ногами Эдварда.
Вдруг луч скользнул по старой, потрескавшейся плите с неясной надписью. У Эдварда перехватило дыхание. Он пригляделся. Это была надгробная плита. Кроме греческих букв «альфа» и «омега» просматривались еще три слова: «Сэр Перси Делано».
Эдвард стоял в склепе.
Подождав, пока успокоится дыхание, он принялся осматривать стены. Луч фонарика выхватил фрагменты картины. Потом картина выступила целиком. Это было покрытое паутиной и плесенью изображение распятого Спасителя. В углах отсыревшей рамы Эдвард снова увидел барельефы сов.
Луч соскользнул на пол. Несколько могильных плит лежали одна подле другой. Где-то в глубине склепа можно было различить саркофаг. И опять Эдвард осветил Распятие.
Внезапно в склепе зазвучала музыка. Органная музыка.
Звуки шли откуда-то сверху.
Эдвард вернулся в подъезд и пошел навстречу музыке, которая звучала все громче и громче. Эту мелодию Эдвард не мог спутать ни с какой другой. Мелодию «Двенадцатого псалма» Бальдассаре Витали.
Он остановился возле двери на последнем этаже. Позвонил. Слабый звон колокольчика прозвучал в недрах квартиры. Музыка тотчас смолкла. Эдвард услышал шаркающие шаги, потом чей-то глухой, надтреснутый голос спросил:
— Кто там?
Но еще прежде, чем Эдвард успел ответить, дверь отворилась. Старик лет восьмидесяти, сутулый, в вязаной кофте и вязаном же шарфе вокруг тонкой старческой шеи, стоял перед ним. Его выцветшие, почти прозрачные глаза были устремлены в пространство за плечом Эдварда.
— Вы пожаловали издалека, не так ли?
Эдвард растерялся. Он еще не знал, как объяснить цель своего визита.
— Меня зовут Эдвард Форстер. Извините, что позволил себе побеспокоить вас, но я услышал музыку, и ноги сами привели меня сюда.
— Хорошо сделали, что пришли. — Старик посторонился. — Входите, прошу вас.
Квартиру, погруженную в полумрак, освещал только идущий снизу свет уличных фонарей.
— Весьма благодарен за визит, — церемонно поблагодарил старик. — Никто не навещает меня, а так приятно поговорить с людьми.
Старик щелкнул выключателем. Эдварду показалось, что он находится в музейном зале. Комната была обставлена прекрасной старинной мебелью, подобранной с исключительным вкусом.
Эдвард не счел нужным сдерживать восхищение:
— У вас очень красивый дом.
— Вам нравится? Это мой личный маленький музей.
Эдвард подошел к шкафу, украшенному резьбой.
— Если не ошибаюсь, барокко?
— Да, немецкое, начала позапрошлого столетия. Много декора, но как величественно и элегантно! — Старик подошел к большому зеркалу. — А взгляните на это. Рама — венецианское рококо. Характер резьбы совсем иной. Посмотрите, сколько движения в этих листьях! О, люди прошлых времен умели ценить красоту.
— Поразительное зеркало!
Хозяин направился к горке из красного дерева. Там была выставлена посуда и фарфоровые статуэтки. И теперь Эдвард обратил внимание на странную, неуверенную походку и осторожно вытянутую вперед руку старика.
— Эта горка тоже венецианская, восемнадцатый век.
— И тоже полна роскоши…
— О да! Статуэтки в центре — это Севр, — пояснил старик, указывая на фарфоровые фигурки. — А те, что наверху, — китайские. Третья династия Мин.
— Никак не ожидал увидеть здесь столько чудес.
Старик моргал детскими прозрачными глазами.
— Наверное, потому, что сам дом и лестница выглядят очень скромно. Но фасад заслуживает внимания. Что может быть лучше чистых благородных линий! — Он покачал головой. — Сейчас говорят, что дом очень запущен. Но мои глаза — это моя память.
Счастливая улыбка блуждала по его лицу. Седой пух на голове шевелился от движения воздуха.
Жестом пригласив Эдварда следовать дальше, старик прошел в следующую комнату. Руки он все время держал перед собой, словно обнимал кого-то невидимого.
— Вы, мне кажется, еще молоды.
— Послезавтра мне исполнится тридцать семь. — Эдвард разглядывал комнату, в которой они оказались. В ней не было ничего, кроме небольшого органа восемнадцатого века, стула и шкафа с книгами.
— Этот дом — вся моя жизнь, — с волнением проговорил старик. — Все, что у меня осталось. И мебель, и вещи — я ведь их вижу. Прошло уже столько лет с тех пор, как я потерял зрение, но они по-прежнему стоят перед моим внутренним взором. Но не только они. Идите сюда, взгляните. Вот здесь мое самое большое сокровище. — Он подошел к окну и отдернул шторы. — Отсюда открывается один из самых прелестных видов Рима. Посмотрите, посмотрите же…
Из окна был виден городской перекресток, застройка, характерная для начала столетия. Фонари освещали красивые, но по римским меркам вполне заурядные улицы.
— Видите площадь? Слева портик — все, что осталось от греческой церкви. А в центре романский храм, видите? Какая суровая простота… А справа еще один настоящий шедевр… Фонтан с дельфинами…
Эдвард следил за рукой старика.
— Площадь, описанная Байроном!
— Вы знаете о ее существовании?
— Да, но никогда не видел. И все же сохранилось одно свидетельство… — помедлив, ответил Эдвард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49