— У Оливии не было причин расставаться с жизнью, — уверенно возразил Эдвард. — Она всегда умела ценить ее, даже в худшие минуты. Пауэл, это не мог быть просто несчастный случай, банальная неосторожность в обращении с газом. Слишком простое объяснение.
Пауэл с иронией посмотрел на Эдварда:
— О! Вы же у нас теперь общаетесь с духами… Что, есть достоверная информация? — Но, увидев вспыхнувшее обидой лицо Эдварда, поспешил извиниться: — Ну, простите, простите старого дурака.
— А знаете, что сказал мне Салливан тогда по телефону? — зло проговорил Эдвард. — Он сказал, что смерть полковника Тальяферри только выглядит естественной…
— Полноте, Эдвард! Салливан хотел напугать вас. И похоже, это ему удалось.
Эдвард испытующе взглянул на Пауэла:
— А вы? Пауэл, поведайте мне наконец, на чьей вы стороне? Какую роль вы играете во всей этой истории?
Атташе задумался. Потом тяжело вздохнул:
— Пожалуй, придется сознаться. Я работаю на разведку… — Лицо Пауэла приняло неожиданно жесткое выражение. — Но с этой минуты я вынужден полагаться на вашу порядочность и лояльность британского подданного. Давайте пройдемся еще немного.
16
На маленьком экранчике диаскопа перед Эдвардом один за другим быстро следовали кадры микрофильма — страницы неизданной второй части дневника Байрона. Яркость и увеличение позволяли отчетливо рассмотреть английский текст. А почерк автора дневника Эдвард давно научился понимать.
Эдвард без пиджака сидел в гостиной квартиры Барбары, за столом, заваленным книгами. Оторвавшись от экранчика, он взял карандаш и, освободив узел галстука, принялся что-то записывать в блокнот. Глаза его покраснели. Напряженное лицо выглядело усталым. Он поднял голову и потер рукой затекшую шею. Взгляд его машинально упал на календарь, висевший возле камина. 27 марта. Он вздохнул и опять уткнулся в экран диаскопа. Потом что-то записал и снова принялся читать.
В это время вернулась Барбара с сумкой, полной разных продуктов. Взглянув на Эдварда, склонившегося над диаскопом, она тихо прошла на кухню, потом заглянула в гостиную.
— Уже? Так скоро? — Эдвард очнулся от работы, поднял голову и улыбнулся девушке.
— Магазин внизу. А как движутся ваши дела?
Слабая улыбка Эдварда погасла.
— Движутся, но с огромным трудом. Трудно сосредоточиться. Смотрю в диаскоп, а перед мной стоит лицо Оливии из того моего кошмарного сна, когда она звала на помощь.
Барбара принялась вынимать из сумки снедь, поставила в холодильник две бутылки белого вина. Потом безразличным голосом спросила через кухонную перегородку:
— Кем она была для вас, эта Оливия?
— Кем была? Да я и сам хотел бы это знать. — Эдвард откинулся на спинку кресла. — Когда мы с ней познакомились, это была прелестная молодая женщина, веселая, добрая и немного взбалмошная. Можно сказать, что мы были друзьями. Романтически настроенными друзьями… Хотя пребывание в этом качестве, похоже, не слишком ее устраивало. Оливия была максималистка. Ну, потом она вышла замуж. Мы виделись все реже. Потом ее муж умер и откуда-то появился этот подозрительный тип — Салливан.
Барбара молча готовила ужин. Эдвард вздохнул и склонился к диаскопу. Но через несколько минут он окликнул ее:
— Взгляните, Барбара! — Девушка поспешила в гостиную. Эдвард посторонился, уступая ей место у диаскопа. — Прочтите!
— Где? С какого места?
— Вот этот абзац… Он начинается словами: «Божественная музыка в доме О».
— «Божественная музыка в доме О»… — медленно прочитала Барбара. — «Будь я проклят, если еще хоть раз приму это приглашение».
— Несомненно, «О» — это начальная буква чьего-то имени. И появляется оно только в этой части дневника, летом 1823 года.
— Может быть, лорд Огилви? — предположила Барбара. — Байрон некоторое время жил в его доме здесь, в Риме.
— Знаю. Но это может быть и граф Омиччоли.
— А слова «Будь я проклят, если еще хоть раз приму это приглашение»… Не исключено, что тут замешана женщина, от которой Байрон хочет уйти. С буквы «О» могло начинаться ее имя.
— Не думаю, не думаю. Имена женщин, о которых пишет поэт, обычно названы полностью. — Эдвард поднялся и, рассуждая, начал ходить по комнате. — «О»… Кем может быть этот «О»? Единственный персонаж, который не идентифицирован. — Он растирал ноющие виски. — «Божественная музыка в доме О»… Барбара, мне кажется, что именно тут и скрыт ключ ко всей этой истории. — Он вышел на террасу, подставил разгоряченное лицо ветерку, дующему от реки, и задумчиво посмотрел на парящего бронзового ангела.
Сзади тихонько подошла Барбара и, прикоснувшись рукой к его плечу, спросила:
— Почему вы не хотите рассказать, что им от вас нужно? Не доверяете мне?
— Да я и сам довольно смутно представляю, что им от меня нужно. Абсурд какой-то… И отчего-то никто не обращается ко мне ни с какими просьбами. Одно очевидно. Сегодня двадцать седьмое марта. И теперь у меня осталось совсем мало времени.
* * *
Времени действительно оставалось все меньше. Но Эдвард не думал об этом, поглощенный лихорадочными поисками. Он переезжал из одного конца города в другой, за день успевая побывать в нескольких библиотеках и архивах. Он не замечал римских красот, и руины, ради которых люди ехали с другого края земли, сейчас не останавливали его внимания.
В библиотеке музея Консерваторов он листал древний фолиант со старинными планами Рима — старик библиотекарь с трудом донес его до стола. Эдвард вглядывался в потускневшие ксилографии и акварели и переносился мысленно на улицы Рима восемнадцатого века.
В библиотеке «Анджелика», где было тихо и малолюдно, он тоже перелистал немало книг и сделал множество выписок. Здесь к нему присоединилась Барбара: она тщательно изучила анаграфический регистр — перечень имен, написанный от руки каллиграфическим почерком, характерным для позапрошлого столетия. Но ничего существенного найдено так и не было.
Тогда они отправились дальше, в один из дворов Замка Святого Ангела. И библиотекарь Исторического архива с сожалением покачала головой:
— Мне очень жаль, профессор, но в Риме вы этой нужной вам книги не найдете. Единственный экземпляр хранится в Париже…
Трудно сказать, сколько альбомов они перелистали, сколько перебрали каталожных карточек. Наконец Эдвард отправил вконец измученную Барбару домой. Чутье охотника подсказало ему, что он напал на след. Теперь он знал, что справится один.
Уверенность в успехе придала ему сил.
На другой день Эдвард отправился в библиотеку «Корсиниана» в Академии деи Линчей. Здесь он нашел еще одну карту Рима, показавшуюся ему интересной. С помощью лупы Эдвард бродил по центральной части города, такой, какой была она в начале прошлого века.
Между тем на календаре уже было 29 марта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49