Штандартенфюрер согласился.
Медленно шли по вымершим переулкам. Герд крепко держал Галю под руку, потом схватил ее в охапку и поцеловал.
— Как не стыдно! — сказала она. — В первый же вечер… У меня очень ревнивый муж. Давайте простимся… Мы ведь встречаемся не последний раз!
Она думала, что он ее не отпустит, но штандартенфюрер, поцеловав ей руку, сел в машину и уехал.
В этот же вечер на лестнице, пока Герд одевался, Валентина сунула Гале записку с фамилиями и адресами надзирателей. Она достала эти адреса по приказу Игоря. Фамилию третьего надзирателя, которого звали Яков Юрьевич, так и не удалось установить, но Азарова выяснила, что он живет на Житомирской улице, недалеко от базара.
К нему первому и решил отправиться Игорь.
Надзиратель жил в крепком пятистенном доме. Это был рослый, представительный мужчина с черной бородкой, придававшей ему сходство с Пугачевым.
В комнате стояло пианино. На стене висели фотокарточки, вставленные в затейливые рамки.
Надзиратель смотрел на Игоря с преувеличенным вниманием. Чернышу показалось, что он встречался с этим человеком когда-то, давным-давно.
— Вы ко мне? По какому делу?
Игорь взглянул случайно на одну из фотокарточек и почувствовал толчок в сердце. Он обернулся к надзирателю и тихо сказал:
— Ах, Яков Юрьевич, Яков Юрьевич, вот как довелось встретиться! Не узнаете?
— Узнать мудрено, — хмуро ответил надзиратель. — Не Игорем ли тебя зовут?
— Значит, все-таки помнишь мое имя… Что же ты, так и не женился второй раз? До сих пор хранишь материну фотокарточку?
— Биография моя сложная и пестрая, — подумав, ответил Веледницкий. — Ах ты, черт подери, ну и оказия! Какой же ветер занес тебя ко мне? Погоди, я поллитровочку соображу, чтоб разговор пошел веселее.
Выпили по стакану водки. Игорь давно не брал в рот спиртного и быстро опьянел. Боясь наговорить лишнего, он стал прощаться:
— Спасибо за угощение. Завтра еще забегу, а сейчас некогда…
— Зачем приходил-то? По делу небось?
— Дело не спешное, подождет…
— С кем живешь? Жена, дети есть? Холостяк? Так ты приходи ко мне. Совсем приходи, места хватит. На работу могу тебя устроить, если нуждаешься.
— В тюрьму, что ли? Не подходит!
— Отчего же? — тихо спросил Яков Юрьевич.
— Оттого, что я русским людям не враг, а немцам не помощник! — Игорь не хотел заходить слишком далеко, но должен был тем не менее произвести разведку.
— А я, значит, немецкий холуй?
— Тебе виднее, кто ты… Об этом я не знаю…
— То-то, что не знаешь… Видать, издалека приехал. Люди рассказали бы тебе, кто я такой…
Спохватившись, Веледницкий умолк.
— Ты меня не бойся, — мягко сказал Черныш. — — Если на уме у тебя зла нет, то я твой друг, запомни… До завтра.
Игорь поспешил к Мотовилову.
— История, — озабоченно сказал художник. — То, что он твой отец, по-моему, никакого значения не имеет. Веди себя с ним, как с чужим. Да он и есть чужой. Будь осторожен.
Вернувшись домой, Игорь спустился в подвал и принялся за работу. Подземный ход был почти готов. К утру Игорь рассчитывал закончить его. На рассвете, усталый, выпачканный мокрой землей, он выбрался на поверхность метрах в пятнадцати от дома и, сидя на краю ямы, с облегчением вдохнул морозный воздух.
Черныш замаскировал яму ветками и вернулся в дом.
Гали не было. Еще днем она пошла к Валентине и до сих пор не вернулась. Обеспокоенный, Игорь отодвинул занавеску и стал вглядываться в пустынную улицу. Что с ней могло случиться? Внезапно он поймал себя на том, что к его тревоге примешивается чувство, очень похожее на ревность… Ему представилась Галя, вынужденная терпеть ухаживания Герда… Кто знает, как далеко он попытается зайти?
Галя пришла, когда было уже светло, а возле колодца женщины гремели ведрами. Она оперлась рукой о стол и пошатнулась. От нее пахло вином.
— Мы были в ресторане с Гердом, — сказала Галя. — Он заставлял меня пить, танцевать, пытался увезти к себе… Боже, как я измучилась! — Она закрыла лицо руками и вдруг разрыдалась так горько, что Игорь растерялся.
— Успокойся, — сказал он, погладив ее по плечу. — — Не надо, слышишь? Не надо… Этот Герд еще расплатится за твои слезы!
Он презирал себя за те мысли, которые недавно не давали ему покоя. Как он посмел ревновать ее? То, что досталось на его долю, — детская игра по сравнению с тем, что приходится переносить ей! Что может быть ужаснее, чем эти ухаживания матерого палача!
Галя вытерла слезы платком и обычным тоном сказала:
— Я видела Лагутенко.
— Здорово! — вырвалось у Игоря.
— Из ресторана Герд повез меня и Валентину в тюрьму… Мы зашли в камеру к Георгию Александровичу. Он очень похудел. Одни глаза… Герд и Шререр разговаривали с ним. Лагутенко узнал меня, но не подал вида…
— Что они от него хотят?
— Ваши сведения верны, они рассчитывают «переубедить» его, доказать, что национал-социалистская идеология более жизненна и реалистична, чем марксизм. Не знаю, всерьез они надеются его «перевоспитать» или ломают комедию, во всяком случае, сегодняшний разговор стоило бы послушать. Герд и Шререр ушли из камеры взбешенные. Дал им жизни Георгий Александрович! Положил их на обе лопатки. Он прямо назвал гитлеровские законы бредом шизофреника… Завтра в камеру явится доктор Бартш, известный фашистский «теоретик», специально приехавший из Берлина. Я намекнула Герду, что была бы не прочь присутствовать при этой исторической встрече.
— Ложись-ка спать, — прервал Игорь ласково. — На тебе лица нет. Завтра расскажешь.
Не успела Галя прикоснуться к подушке, как глаза ее закрылись, а дыхание стало ровным.
Укрыв ее одеялом, Игорь отправился к Якову Юрьевичу. Пора было наметить план спасения секретаря горкома.
— Говори о деле, — потребовал Веледницкий, как только Игорь поздоровался. — Хочу я знать, кто ты есть и с чем явился!
— Не спеши, — ответил Черныш. — Мы друг друга не знаем и оба опасаемся, вот в чем загвоздка. Давай я тебя спрошу кое о чем, потом ты задашь пару вопросов, а тогда уж видно станет, как дальше разговаривать.
— Согласен, — ответил отец. — Только я постарше, мне первому и спрашивать… Почему ты в пиджаке ходишь? Здоровье не позволяет гимнастерку надеть или как?
— История обычная, попал в окружение, еле от смерти спасся… Дело не в гимнастерке, а в том, что под нею.
— Местный ты или издалека?
— Прибельский.
— Ко мне специально прибыл?
— Просто надзирателя тюремного искал.
— Для чего?
— Погоди… Дай сперва мне свои вопросы задать… Ты-то почему не в армии?
— Грыжа у меня. Белобилетчик.
— Кем работал до войны?
— Электроосветителем в драмтеатре.
— Эвакуироваться не захотел?
— Домик бросить было жалко… Знаешь, что я скажу? Допрос твой — чепуха на постном масле! Что на языке;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Медленно шли по вымершим переулкам. Герд крепко держал Галю под руку, потом схватил ее в охапку и поцеловал.
— Как не стыдно! — сказала она. — В первый же вечер… У меня очень ревнивый муж. Давайте простимся… Мы ведь встречаемся не последний раз!
Она думала, что он ее не отпустит, но штандартенфюрер, поцеловав ей руку, сел в машину и уехал.
В этот же вечер на лестнице, пока Герд одевался, Валентина сунула Гале записку с фамилиями и адресами надзирателей. Она достала эти адреса по приказу Игоря. Фамилию третьего надзирателя, которого звали Яков Юрьевич, так и не удалось установить, но Азарова выяснила, что он живет на Житомирской улице, недалеко от базара.
К нему первому и решил отправиться Игорь.
Надзиратель жил в крепком пятистенном доме. Это был рослый, представительный мужчина с черной бородкой, придававшей ему сходство с Пугачевым.
В комнате стояло пианино. На стене висели фотокарточки, вставленные в затейливые рамки.
Надзиратель смотрел на Игоря с преувеличенным вниманием. Чернышу показалось, что он встречался с этим человеком когда-то, давным-давно.
— Вы ко мне? По какому делу?
Игорь взглянул случайно на одну из фотокарточек и почувствовал толчок в сердце. Он обернулся к надзирателю и тихо сказал:
— Ах, Яков Юрьевич, Яков Юрьевич, вот как довелось встретиться! Не узнаете?
— Узнать мудрено, — хмуро ответил надзиратель. — Не Игорем ли тебя зовут?
— Значит, все-таки помнишь мое имя… Что же ты, так и не женился второй раз? До сих пор хранишь материну фотокарточку?
— Биография моя сложная и пестрая, — подумав, ответил Веледницкий. — Ах ты, черт подери, ну и оказия! Какой же ветер занес тебя ко мне? Погоди, я поллитровочку соображу, чтоб разговор пошел веселее.
Выпили по стакану водки. Игорь давно не брал в рот спиртного и быстро опьянел. Боясь наговорить лишнего, он стал прощаться:
— Спасибо за угощение. Завтра еще забегу, а сейчас некогда…
— Зачем приходил-то? По делу небось?
— Дело не спешное, подождет…
— С кем живешь? Жена, дети есть? Холостяк? Так ты приходи ко мне. Совсем приходи, места хватит. На работу могу тебя устроить, если нуждаешься.
— В тюрьму, что ли? Не подходит!
— Отчего же? — тихо спросил Яков Юрьевич.
— Оттого, что я русским людям не враг, а немцам не помощник! — Игорь не хотел заходить слишком далеко, но должен был тем не менее произвести разведку.
— А я, значит, немецкий холуй?
— Тебе виднее, кто ты… Об этом я не знаю…
— То-то, что не знаешь… Видать, издалека приехал. Люди рассказали бы тебе, кто я такой…
Спохватившись, Веледницкий умолк.
— Ты меня не бойся, — мягко сказал Черныш. — — Если на уме у тебя зла нет, то я твой друг, запомни… До завтра.
Игорь поспешил к Мотовилову.
— История, — озабоченно сказал художник. — То, что он твой отец, по-моему, никакого значения не имеет. Веди себя с ним, как с чужим. Да он и есть чужой. Будь осторожен.
Вернувшись домой, Игорь спустился в подвал и принялся за работу. Подземный ход был почти готов. К утру Игорь рассчитывал закончить его. На рассвете, усталый, выпачканный мокрой землей, он выбрался на поверхность метрах в пятнадцати от дома и, сидя на краю ямы, с облегчением вдохнул морозный воздух.
Черныш замаскировал яму ветками и вернулся в дом.
Гали не было. Еще днем она пошла к Валентине и до сих пор не вернулась. Обеспокоенный, Игорь отодвинул занавеску и стал вглядываться в пустынную улицу. Что с ней могло случиться? Внезапно он поймал себя на том, что к его тревоге примешивается чувство, очень похожее на ревность… Ему представилась Галя, вынужденная терпеть ухаживания Герда… Кто знает, как далеко он попытается зайти?
Галя пришла, когда было уже светло, а возле колодца женщины гремели ведрами. Она оперлась рукой о стол и пошатнулась. От нее пахло вином.
— Мы были в ресторане с Гердом, — сказала Галя. — Он заставлял меня пить, танцевать, пытался увезти к себе… Боже, как я измучилась! — Она закрыла лицо руками и вдруг разрыдалась так горько, что Игорь растерялся.
— Успокойся, — сказал он, погладив ее по плечу. — — Не надо, слышишь? Не надо… Этот Герд еще расплатится за твои слезы!
Он презирал себя за те мысли, которые недавно не давали ему покоя. Как он посмел ревновать ее? То, что досталось на его долю, — детская игра по сравнению с тем, что приходится переносить ей! Что может быть ужаснее, чем эти ухаживания матерого палача!
Галя вытерла слезы платком и обычным тоном сказала:
— Я видела Лагутенко.
— Здорово! — вырвалось у Игоря.
— Из ресторана Герд повез меня и Валентину в тюрьму… Мы зашли в камеру к Георгию Александровичу. Он очень похудел. Одни глаза… Герд и Шререр разговаривали с ним. Лагутенко узнал меня, но не подал вида…
— Что они от него хотят?
— Ваши сведения верны, они рассчитывают «переубедить» его, доказать, что национал-социалистская идеология более жизненна и реалистична, чем марксизм. Не знаю, всерьез они надеются его «перевоспитать» или ломают комедию, во всяком случае, сегодняшний разговор стоило бы послушать. Герд и Шререр ушли из камеры взбешенные. Дал им жизни Георгий Александрович! Положил их на обе лопатки. Он прямо назвал гитлеровские законы бредом шизофреника… Завтра в камеру явится доктор Бартш, известный фашистский «теоретик», специально приехавший из Берлина. Я намекнула Герду, что была бы не прочь присутствовать при этой исторической встрече.
— Ложись-ка спать, — прервал Игорь ласково. — На тебе лица нет. Завтра расскажешь.
Не успела Галя прикоснуться к подушке, как глаза ее закрылись, а дыхание стало ровным.
Укрыв ее одеялом, Игорь отправился к Якову Юрьевичу. Пора было наметить план спасения секретаря горкома.
— Говори о деле, — потребовал Веледницкий, как только Игорь поздоровался. — Хочу я знать, кто ты есть и с чем явился!
— Не спеши, — ответил Черныш. — Мы друг друга не знаем и оба опасаемся, вот в чем загвоздка. Давай я тебя спрошу кое о чем, потом ты задашь пару вопросов, а тогда уж видно станет, как дальше разговаривать.
— Согласен, — ответил отец. — Только я постарше, мне первому и спрашивать… Почему ты в пиджаке ходишь? Здоровье не позволяет гимнастерку надеть или как?
— История обычная, попал в окружение, еле от смерти спасся… Дело не в гимнастерке, а в том, что под нею.
— Местный ты или издалека?
— Прибельский.
— Ко мне специально прибыл?
— Просто надзирателя тюремного искал.
— Для чего?
— Погоди… Дай сперва мне свои вопросы задать… Ты-то почему не в армии?
— Грыжа у меня. Белобилетчик.
— Кем работал до войны?
— Электроосветителем в драмтеатре.
— Эвакуироваться не захотел?
— Домик бросить было жалко… Знаешь, что я скажу? Допрос твой — чепуха на постном масле! Что на языке;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39