Утром простился с ним и обещал наведываться, и адрес записал. Зачем?
Пишу, между прочим, в каком-то попутном заводе, не то молочном, не то сахарном. Ничего не разобрал на табличке. На почте ни одна ручка не пишет, кроме этой, которую выпросил у бухгалтера. Будет смех, если не окажется у них конверта.
Твой Андрей.
– Ничего не писал Андрей про то, что провел ночь у чужих людей скверно; задыхался, кашлял, часто вскакивал во сне, и одеяло камнями давило его. Ему приснился огромный разбойный медведь в мохнатом рыжем треухе. С силою колотил он его по спине и приговаривал, чтобы Андрей убирался восвояси. Мордою был выкопанный кум Даниленко, что играет на свадьбах и поет тоненьким тенорком, только усиков не хватало для полной схожести. Извините, дорогой кум, таково было видение, я тут совершенно ни при чем. – Рассказывал Василий Игнатович Шиш, покашливая в кулак.
– У меня такой обычай, и я, должен вам сказать, никому поблажек не допускаю. Никаких и ни за что! Так заведено. Вот хоть режьте, хоть кричите. Если уж попали ко мне на праздник или хотя бы даже мимо проходили и заглянули в окошко, или хотя бы даже из соседней улицы услыхали далекий отзвук музыки, то караул! Хватать вас за ноги и за руки и к нам за стол! Да еще на самое почетное место, да еще и всю музыку прекратить и разные там и сям разговоры, чтобы было полное внимание. Это ж святой обычай! И горилки наливать, чтобы за шиворот лилась, и всяких блюд подавать, чтобы и за ушами трещало! А? Каково? Не нравится? А! – Рассказывала супруга Василия Игнатовича Шиша, Надежда Петровна.
– Я уж сколько раз ему говорила: «Василь, не мучай ты людей, оставь в покое. Пусть идут с богом, куда своя дорога ведет». Ведь никому спуску не дает, ни молодому, ни старому. – Василий Игнатович Шиш.
– Никому! – Надежда Петровна.
– Я его корила, я ему объясняла. Он совершенно в этом смысле не управляемый. Мне никак с ним не сладить. Говорят, и отец у него был с характером, и дед. – Василий Игнатович Шиш.
– А мне ничего не жалко! Гуляем, так уж напропалую! – Надежда Петровна мужу.
– Ну а у людей свои дела есть, им тоже куда-то спешить нужно. – Василий Игнатович Шиш.
– Все! Если у меня торжество, если у меня дочка выдается замуж, все другие дела умерли! Все умерло! Полетело в тартарары! Это же дочка моя, наша дочурка. Это же какой святой праздник! Все должны веселиться. – Надежда Петровна.
– Да, у нас как раз было торжество. Много гостей понаехало, и из соседних сел, и из дальних. Брат с Камчатки приехал. – Василий Игнатович Шиш.
– Слыхали? С Камчатки! – Надежда Петровна.
– Гости у нас все не поместились, пришлось в несколько заходов праздновать. Расставили столы в комнатах, да еще и на веранду буквой «г» завернули. Музыкантов вызвали. Много было закусок и выпивки. Я варила, и Самохвалка варила, и баба Нина Логвинша варила, и еще цистерну спирту развели. Много, много пили. А еще больше ели. А гостей по соседям распределили, когда стали падать от усталости. – Василий Игнатович Шиш.
– А главное, проверка для зятя, жениха нашего, была. Ему я доверяю дочь, так уж и спрошу по-нашему. Но ничего, выдержал, все три дня продержался, ел и пил, как на убой. А другого я бы и на пушечный выстрел к дому не подпустил. – Надежда Петровна.
– Что вы говорите? Хлопец молодой? Да может, и был, кто ж там разберет. Он же всех без разбору в дом тащил. Я так не скажу сразу. Может, и был у нас. Сколько лиц перед глазами промелькнуло. У соседей надо узнать, к кому попадался незнакомый на ночлег. Отшумела свадьба, так хоть немного приотдохнуть можно. – Рассказывал комбайнер Гузик, один из гостей.
– Эх, ничего не видел, никого не замечал! Земля под ногами ушла куда-то, столы и стулья разбежались, а я весь в музыку окунулся. Что за музыка! Вы не поверите! С рождения, с детских лет не слышал я таких мелодий! Всю душу мне измозолили. Я ж и так выстукивал каблуками и этак. Я как пошел кружиться, как пошел! Черт бы их всех побрал, кто мне под ноги попадался. А тот, толстенький, голосом выпевает, да так жалобно. Вы б послушали! Потом на мороз, под деревья и в кусты! Звезды хороводы водят. Собака мне лапу дает и мы с ней танцуем! Черт ее подери, как она вальсы танцевала! Потом чей-то сапог, снег, грохот барабанов. Потом ничего не помню. – Рассказывал Михайло Михайлович Здоренко.
– Да, был молодой хлопчик, был. Каким ветром его к нам занесло? – бог один ведает. Пешком пришел, автобусы к тому времени уже не ходили. Я сам с ним не говорил, а только подметил, как Шиш под руки его прихватывал. Тот спрашивает, как лучше пройти, а этот ничего слышать не желает, принуждает идти на торжество. А потом, далеко за полночь, его, этого хлопца, увел к себе старик Дуля. А только скажу вам, что это зря. Зря, зря, все зря. Нет! И не возражайте даже! Зря жених польстился на Шишову дочку. Она же худосочная. Вот у меня две дочки – Голливуд плачет! Со всех сторон крепкие, сладкие, как две дыньки спелые! У них и плечи, и груди, и сзади много всего, и по бокам. А глаза так и блестят, как бриллианты, так и сочатся блестками, хоть сейчас забирай. – Рассказывала баба Дулиха, тихо, чтоб дед не слышал.
– Привел его среди ночи, а я и не стала мешать, а не то раскричится, заругается. Я прилегла, а сама в полглаза наблюдала, хотя он мне приказал спать и не отсвечивать. Ой боюсь, плохо было хлопчику, толи перепоили его Шиши, толи лихорадка изводила, – ну такую чушь нес, такую бессмыслицу. А мой дед все поддакивал. Он ведь такой же, без царя в голове. Вот у них был разговор:
– Ты рано вышел, до срока, – говорил дед, – Вот теперь и поплатишься здоровьем.
– Я терпеть больше не мог. Все изнутри наружу просилось, – отвечал хлопец.
– Эх, Андрюша, – говорил мой, точно родному, а сам его первый раз видел. – Не хочу тебя отпускать. Отлежись, отдохни, а затем с новыми силами в путь.
– Да мне не далеко осталось. Укажите только как пройти, где из вашего села моя дорога?
– И куда тебе нужно?
– К весне.
– Эк куда хватил. Эту дорогу у нас никто не знает. Она самая тайная. Я сам когда-то искал, но потом отчаялся. А потом и примирился. А теперь ее, наверно, и вовсе снегом замело, и искать бесполезно.
– А я найду.
– Ты найдешь. Это у тебя на лице написано. Но не сразу отыщешь. А давай, Андрюша, останешься у меня. Ведь там холода, пурга, лихие люди шатаются. Зачем рисковать? Мне как раз такой, как ты нужен, чтобы мудрость свою в наследство передать.
– Нет, дедушка, мне завтра уже в путь надо.
– Что с тобой поделать. А то, может, остался бы? Я бы тебе порассказал, чего ни одна живая душа не знает. Всем им невдомек, а тебе как раз по росту пришлось бы, как раз по адресу. Все скрытые смыслы, все верные мысли.
– Нет, мне одна она – весна нужна.
Дед укрывал его потеплее, а потом приговаривал:
– Ждал я, ждал, а теперь собственными руками упущу желанное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17