Но не ощутил его веса. Пустота. Колебание воздуха.
— Значит, ты позвал меня сюда, чтобы я раскрыла тебе будущее? — Голос Летиции задрожал от обиды. — Ты все время думаешь о своих важных государственных делах. Даже когда со мной здесь наедине! — Она вдруг заплакала. Легко, по-детски, как прежде смеялась. — Я знаю, ты презираешь меня, считаешь развратной, потому что я легла с тобой в постель! .Потому что сама попросила об этом! Да, я шлюха! Я целую твой портрет и ласкаю себя и воображаю, что занимаюсь с тобой любовью. Я не могу ни о чем думать — только о тебе. Каждую минуту, каждую секунду. Сижу одна в комнате и шепч: «Элий, Элий…» Я просто-напросто сошла с ума. Только и всего! — Она не знала, что заставило ее признаться в подобном. Ей хотелось вывернуться наизнанку, лишь бы приблизиться к нему.
Элий не знал, что ответить.
— Мы должны быть рядом, чтобы было не так страшно. — Это все, что он мог сказать.
— Рядом или вместе?
Он обнял ее за плечи, привлек к себе. Она прижалась к нему так порывисто, что повалила на ложе, будто собиралась устроить веселую детскую возню. Ребенок, совсем еще ребенок.
— Почему ты ко мне так относишься, а? Почему? Он хотел ответить шутливо и не смог. Вместо ответа положил ее ладонь себе на грудь. Хотел сказать что-нибудь нежное. Сказать нетрудно. А слова обрадуют Летти, как погремушка ребенка. Но напрасно он набирал раз за разом в легкие воздух — произнести не мог ни звука, только губы беззвучно шевелились.
— Считай, что ты все сказал, — засмеялась она и стала целовать его в губы.
— За что ты меня любишь, Летти? Ведь я калека, настоящий антиганимед. Ты должна испытывать ко мне отвращение.
Летиция покосилась на его изуродованные ноги. Да, наперегонки с Элием не побегаешь. Но при этом Цезарь надел на пир тунику без рукавов, будто невзначай желал покрасоваться мускулатурой плеч и рук.
Летти погрозила ему пальцем:
— Ты кокетничаешь, как девчонка! Ты позировал Марции для ее Аполлона, и все знают об этом. Так кокетничать даже неприлично.
Элий смутился:
— Мне кажется, что ты старше меня, Летти. И одновременно ты — ребенок. Но знаешь ли ты меня? Ты клялась, что любишь. Я верю. Но не знаешь — это уж точно.
— Зачем мне знать тебя, если я тебя люблю? — Ей и самой хотелось узнать его и понять, но сейчас она принялась ему противоречить. Каждую минуту она чувствовала себя другой. Не могла нащупать нужный тон. Хотелось все время говорить, неважно что — лишь бы слова звучали напевно, лишь бы фразы были особенно музыкальны.
Она погладила его волосы. Он перехватил ее руку и прижал к щеке. Физически он желал ее. А сердцем? Она не знает, каков он. А он знает — какова она? Что у нее на душе? Он видит юную девчонку, прежде — испуганную, ныне — самоуверенную. И только. Но кто она? Пророчица, наполовину гений, наполовину человек. Порой ему казалось, что ее детская наивность и кокетство — лишь неумелое притворство. А на самом деле она в тысячу раз умнее его. Но это предположение его не оскорбляло. Отнюдь. Ему нравилось думать так.
— Считаешь меня капризным ребенком? — вызывающе спросила она. — А я не капризная, нет. И не избалована. Да, я росла в богатстве. Но мама никогда не исполняла того, что я хотела. Если я просила подарок, я его не получала. Если выбирала платье, Сервилия тут же покупала другое, самое безобразное, какое только имелось в лавке, но при этом непременно крикливое, заметное. Чтобы все обращали на меня внимание и видели, как я безобразна. Меня заставляли чинить электрическую проводку в доме и прибирать в комнатах. Поэтому я ненавижу метелки, а еще больше — электроприборы, а они непременно ломаются у меня в руках. У нас, так сказать, взаимная вражда. А еще меня заставляли прясть шерсть.
— Прясть шерсть? — переспросил Элий. — Разве этим еще кто-то занимается?
— Конечно же нет! Но ты помнишь старинные эпитафии? «Матрона была добродетельна и пряла». Так вот — я тоже пряла. По теории Сервилии человек должен учиться преодолевать невзгоды, занимаясь неинтересным, унизительным делом. Именно так рождается воля к жизни. Умение постоять за себя. А я не желаю больше прясть шерсть! Ясно?
— Бедная моя, — шутливо вздохнул Элий и погладил ее по голове. — Я не буду заставлять тебя прясть шерсть.
У Летиции вспыхнули щеки. Намек Элия был более чем прозрачен. И все же он был так далек от нее… Как пробиться к нему? Как? Вновь принадлежать ему и ни на йоту не приблизиться. Вот только зачем? Разве может любовь удовлетвориться нелюбовью? Лучше не искать ответа на вопросы. По крайней мере в эту ночь. Лишь прикасаться губами к коже, и впитывать в себя тепло, и дышать теплом, и дарить тепло. Потому что скоро, очень скоро наступит холод и поглотит весь мир.
Фабия отыскала их в полутемной аллее. Они шли рядом вполне целомудренно и чуточку старомодно — Элий, хромая, опирался на руку Летти. Если Фабия хотела обмануться, то у нее была такая возможность. Но Фабия даже не заметила их соединенных рук и того, как они смотрели друг на друга. Впрочем, было. темно. Но даже не это было причиной. Фабия вся кипела от возмущения.
— Руфин женится на Криспине! Это решено. О боги! Он разводится с женой, с которой прожил столько лет, ради смазливой дуры. Элий, ты должен предотвратить это безумие!
— Зачем? С бесноватыми надо бесноваться, разве ты не знаешь старой поговорки?
— Мы сейчас же уезжаем! Летти, я иду за авто. Жду тебя у ворот.
Летти вздохнула, глядя ей вслед.
— Бедная бабушка. Она слишком близко к сердцу воспринимает каждое событие в Риме. Надо посоветовать ей исполнить какое-нибудь желание. Пусть пожелает безумной любви или невероятных приключений. Это отвлекло бы ее от реальности. Правда, Элий?
— Летти, я тебя попрошу сейчас об одном.
— О чем, милый?.. — он провела ладонью по его лицу. Пальцы замерли на его подбородке. О боги, неужели пора расставаться? Летти готова была упасть на колени и умолять Элия позволить ей остаться. Служанкой, любовницей — неважно кем. Лишь бы рядом с ним.
— Не бери гладиаторских клейм.
Летиция его не слушала. Она сейчас уедет — ни о чем другом Летти не могла думать. Пока они рядом… как хорошо! Быть все время рядом и ни на миг не расставаться — вот счастье! Неужели он не чувствует, как сильно она влюблена!
— Обещай мне не брать клейм.
— Ладно. Я маленькая девочка и не могу взять клеймо. Или ты забыл? Клейма предоставляются лицам, достигшим двадцати лет, — и она захихикала, старательно пытаясь убедить его в том, что она глупа.
Еще минута! Еще минута вместе! Она не выдержала, обвила его шею руками и прильнула к его губам. Пусть видят. Ей плевать. Быть мудрой — невыносимо!
Элий смотрел, как гости покидают поместье. Летти сидела в последнем авто. Когда машина уже выехала за ворота, девочка обернулась и махнула рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Значит, ты позвал меня сюда, чтобы я раскрыла тебе будущее? — Голос Летиции задрожал от обиды. — Ты все время думаешь о своих важных государственных делах. Даже когда со мной здесь наедине! — Она вдруг заплакала. Легко, по-детски, как прежде смеялась. — Я знаю, ты презираешь меня, считаешь развратной, потому что я легла с тобой в постель! .Потому что сама попросила об этом! Да, я шлюха! Я целую твой портрет и ласкаю себя и воображаю, что занимаюсь с тобой любовью. Я не могу ни о чем думать — только о тебе. Каждую минуту, каждую секунду. Сижу одна в комнате и шепч: «Элий, Элий…» Я просто-напросто сошла с ума. Только и всего! — Она не знала, что заставило ее признаться в подобном. Ей хотелось вывернуться наизнанку, лишь бы приблизиться к нему.
Элий не знал, что ответить.
— Мы должны быть рядом, чтобы было не так страшно. — Это все, что он мог сказать.
— Рядом или вместе?
Он обнял ее за плечи, привлек к себе. Она прижалась к нему так порывисто, что повалила на ложе, будто собиралась устроить веселую детскую возню. Ребенок, совсем еще ребенок.
— Почему ты ко мне так относишься, а? Почему? Он хотел ответить шутливо и не смог. Вместо ответа положил ее ладонь себе на грудь. Хотел сказать что-нибудь нежное. Сказать нетрудно. А слова обрадуют Летти, как погремушка ребенка. Но напрасно он набирал раз за разом в легкие воздух — произнести не мог ни звука, только губы беззвучно шевелились.
— Считай, что ты все сказал, — засмеялась она и стала целовать его в губы.
— За что ты меня любишь, Летти? Ведь я калека, настоящий антиганимед. Ты должна испытывать ко мне отвращение.
Летиция покосилась на его изуродованные ноги. Да, наперегонки с Элием не побегаешь. Но при этом Цезарь надел на пир тунику без рукавов, будто невзначай желал покрасоваться мускулатурой плеч и рук.
Летти погрозила ему пальцем:
— Ты кокетничаешь, как девчонка! Ты позировал Марции для ее Аполлона, и все знают об этом. Так кокетничать даже неприлично.
Элий смутился:
— Мне кажется, что ты старше меня, Летти. И одновременно ты — ребенок. Но знаешь ли ты меня? Ты клялась, что любишь. Я верю. Но не знаешь — это уж точно.
— Зачем мне знать тебя, если я тебя люблю? — Ей и самой хотелось узнать его и понять, но сейчас она принялась ему противоречить. Каждую минуту она чувствовала себя другой. Не могла нащупать нужный тон. Хотелось все время говорить, неважно что — лишь бы слова звучали напевно, лишь бы фразы были особенно музыкальны.
Она погладила его волосы. Он перехватил ее руку и прижал к щеке. Физически он желал ее. А сердцем? Она не знает, каков он. А он знает — какова она? Что у нее на душе? Он видит юную девчонку, прежде — испуганную, ныне — самоуверенную. И только. Но кто она? Пророчица, наполовину гений, наполовину человек. Порой ему казалось, что ее детская наивность и кокетство — лишь неумелое притворство. А на самом деле она в тысячу раз умнее его. Но это предположение его не оскорбляло. Отнюдь. Ему нравилось думать так.
— Считаешь меня капризным ребенком? — вызывающе спросила она. — А я не капризная, нет. И не избалована. Да, я росла в богатстве. Но мама никогда не исполняла того, что я хотела. Если я просила подарок, я его не получала. Если выбирала платье, Сервилия тут же покупала другое, самое безобразное, какое только имелось в лавке, но при этом непременно крикливое, заметное. Чтобы все обращали на меня внимание и видели, как я безобразна. Меня заставляли чинить электрическую проводку в доме и прибирать в комнатах. Поэтому я ненавижу метелки, а еще больше — электроприборы, а они непременно ломаются у меня в руках. У нас, так сказать, взаимная вражда. А еще меня заставляли прясть шерсть.
— Прясть шерсть? — переспросил Элий. — Разве этим еще кто-то занимается?
— Конечно же нет! Но ты помнишь старинные эпитафии? «Матрона была добродетельна и пряла». Так вот — я тоже пряла. По теории Сервилии человек должен учиться преодолевать невзгоды, занимаясь неинтересным, унизительным делом. Именно так рождается воля к жизни. Умение постоять за себя. А я не желаю больше прясть шерсть! Ясно?
— Бедная моя, — шутливо вздохнул Элий и погладил ее по голове. — Я не буду заставлять тебя прясть шерсть.
У Летиции вспыхнули щеки. Намек Элия был более чем прозрачен. И все же он был так далек от нее… Как пробиться к нему? Как? Вновь принадлежать ему и ни на йоту не приблизиться. Вот только зачем? Разве может любовь удовлетвориться нелюбовью? Лучше не искать ответа на вопросы. По крайней мере в эту ночь. Лишь прикасаться губами к коже, и впитывать в себя тепло, и дышать теплом, и дарить тепло. Потому что скоро, очень скоро наступит холод и поглотит весь мир.
Фабия отыскала их в полутемной аллее. Они шли рядом вполне целомудренно и чуточку старомодно — Элий, хромая, опирался на руку Летти. Если Фабия хотела обмануться, то у нее была такая возможность. Но Фабия даже не заметила их соединенных рук и того, как они смотрели друг на друга. Впрочем, было. темно. Но даже не это было причиной. Фабия вся кипела от возмущения.
— Руфин женится на Криспине! Это решено. О боги! Он разводится с женой, с которой прожил столько лет, ради смазливой дуры. Элий, ты должен предотвратить это безумие!
— Зачем? С бесноватыми надо бесноваться, разве ты не знаешь старой поговорки?
— Мы сейчас же уезжаем! Летти, я иду за авто. Жду тебя у ворот.
Летти вздохнула, глядя ей вслед.
— Бедная бабушка. Она слишком близко к сердцу воспринимает каждое событие в Риме. Надо посоветовать ей исполнить какое-нибудь желание. Пусть пожелает безумной любви или невероятных приключений. Это отвлекло бы ее от реальности. Правда, Элий?
— Летти, я тебя попрошу сейчас об одном.
— О чем, милый?.. — он провела ладонью по его лицу. Пальцы замерли на его подбородке. О боги, неужели пора расставаться? Летти готова была упасть на колени и умолять Элия позволить ей остаться. Служанкой, любовницей — неважно кем. Лишь бы рядом с ним.
— Не бери гладиаторских клейм.
Летиция его не слушала. Она сейчас уедет — ни о чем другом Летти не могла думать. Пока они рядом… как хорошо! Быть все время рядом и ни на миг не расставаться — вот счастье! Неужели он не чувствует, как сильно она влюблена!
— Обещай мне не брать клейм.
— Ладно. Я маленькая девочка и не могу взять клеймо. Или ты забыл? Клейма предоставляются лицам, достигшим двадцати лет, — и она захихикала, старательно пытаясь убедить его в том, что она глупа.
Еще минута! Еще минута вместе! Она не выдержала, обвила его шею руками и прильнула к его губам. Пусть видят. Ей плевать. Быть мудрой — невыносимо!
Элий смотрел, как гости покидают поместье. Летти сидела в последнем авто. Когда машина уже выехала за ворота, девочка обернулась и махнула рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108