Благодаря одному только численному превосходству по всему миру тут и там где-нибудь да торчит эта нескладная громадина, так и лезет в глаза; а вдоль рек нашего континента, в частности, они не просто оттискивают свои расплывчатые силуэты, но на самом деле зеленью врастают в сознание, даря надежду перед лицом общей дерущей горло сухости. А ежели и этого недостаточно, так массивная, обособленная, приземистая коренастость этих деревьев — древних, морёных и бородавчатых — наводит на мысль о дедах и прадедах, то есть о долгой жизни, изобилующей событиями, временами года и историями.
Любопытная штука: при том, что в Австралии красный приречный эвкалипт распространен повсеместно, в литературе впервые описан окультуренный экземпляр из обнесенного оградой сада камальдульского ордена в Неаполе. Как же так вышло?
Эллен отвели в истории несколько ролей (вроде как килю недостроенного корабля): вполне достаточно, чтобы вжиться в них, наделить их голосами и лицами. Девушка занесла в дневник возможные объяснения.
В конце девятнадцатого века некий капитан колесного парохода — ирландец, вдовец, обосновавшийся в Уэнтуорте, — поклялся убить родную дочь!
Герой сей истории в речном судоходстве был очень даже востребован. Он с неподражаемой сноровкой водил судно по реке Дарлинг, даже когда лето стояло в разгаре. К этому зрелищу привыкли: неулыбчивый капитан у штурвала, а рядом — дочурка, рот до ушей и ручкой машет. В один прекрасный день заметили, что дочери рядом нет. И почти тотчас же капитан стал маху давать; теперь пароходик стоило только нагрузить шерстью, тут-то он и сядет на мель. Капитан продолжал плавать по реке туда-сюда, и беспокоили его отнюдь не убытки и не потери выгодных контрактов, но подозрения на предмет поведения его дочери, подозрения, что всякий раз усиливались при виде того, как под Уэнтуортом река Дарлинг сливается и воссоединяется с более мощной рекой Муррей. Возможно, он ошибается… однако дочка вроде бы и внешне слегка изменилась.
По правде сказать, подозрения его были отнюдь не беспочвенны. Дочери еще двадцати не исполнилось, а она уже встречалась с сыном местного скотовода. Об этом весь город знал. Девушка забеременела. Парочка спаслась бегством за день до возвращения отца из недельного плавания по реке. Отец бросился в погоню. Возвращать блудную дочь назад он не собирался.
Спустя много лет, обзаведясь к тому времени пышными рыжими усами, он выследил-таки дочь: след уводил в неаполитанский монастырь камальдульского ордена, члены коего давали обет молчания, постились, молились и занимались тяжелым физическим трудом.
Гостя подвели к дебелой женщине: та мотыжила землю. Объехав весь мир, бедняга стоял и тер глаза. А кто бы на его месте не растерялся? Грубая одежда, спокойная безмятежность в лице; казалось, она грезила. Ребенка у нее давно забрали.
Отец принялся расспрашивать дочь.
То, что произошло дальше, — мимолетный эпизод, не более, тут и записывать-то нечего. Не то в ярости, не то в облегчении, не то чтобы вытрясти из непокорной хоть слово — как знать! — отец схватил ее за плечи. Отец и дочь принялись бороться — там, в саду, поднимая клубы пыли: они раскачивались из стороны в сторону, сцепившись намертво. Так, во всяком случае, рассказывали Эллен.
Именно тогда — как гласит рассказ — семечко красного эвкалипта, мирно дремлющее в отвороте брюк капитана, выпало на землю.
Очень может быть — собственно говоря, только такое объяснение и напрашивается, — что в ходе ритуальной схватки отца и дочери на этом самом месте семечко было вмято и втоптано в бесплодную почву. Ибо вскорости после того, как отец ушел, из земли пробился зеленый росток.
Дочь ухаживала за ростком, пока тот не превратился в здоровое молодое деревце; она прожила в камальдульском монастыре достаточно долго, чтобы своими глазами увидеть, как деревце растет, взрослеет и крепнет. И вот наконец над садом воцарился эвкалипт красный приречный, этот неохватный великан: его жадные до воды корни крушили стены и досуха высасывали огороды. Точно такие же деревья час за часом держали строй вдоль реки Дарлинг — реки, которой ей не суждено было увидеть вновь.
15
PLANCHONIANA
Эллен осталась дома. Примерно в половине десятого она заварила чай для отца с мистером Гротом (у одного ногти грязные, у второго — сияют чистотой), и мужчины ушли: их голоса, засоренные латинскими названиями, топонимами и случайными фамилиями, повибрировали в воздухе и затихли, а на землю и усадьбу снизошла глубокая тишина; снизошла, заполняя все выемки и впадины и всю комнату от угла до угла; воистину не одна только вода обретает свой уровень.
А Эллен, затворившись у себя в комнате, взялась за дневник: ей предстояло столько всего записать и обсудить! Тогда-то она и вернулась мысленно к встрече со спящим незнакомцем. Дни стояли жаркие; девушка разглядывала в зеркале свое нагое тело. И словно уносилась на восток, в Сидней, на окраину города — толпы, слепящий белый свет, синеватая зелень… В Сиднее она могла позволить себе быть просто-напросто одной из многих, влиться в непрестанное, захлестывающее скольжение, присоединиться к другим (не обязательно с ними знакомясь). Позже, тем же утром, Эллен принялась хлопотать по дому: она расхаживала туда-сюда, занимаясь делами, а мысли ее текли себе да текли неспешным потоком. В таком вот разморенном сосредоточении она и проводила день за днем.
Устроившись в гостиной, девушка штопала отцовские носки. Уколола мизинец иглой — и резко вскинула голову, точно вспугнутая лошадь.
Эллен слизнула кровь и обернула мизинец носовым платком. Вскоре платок пришлось поменять. Кровь все шла и шла.
Позади нее вырос мистер Грот — со всеми своими хрустящими складками, разгоряченный. Стало быть, добавил ко счету еще один удачный день.
Мистер Грот протянул девушке эвкалиптовый орешек.
— Это для вас, — промолвил он. — Вот, подобрал по пути. Отличный наперсток получится.
Эллен улыбнулась. В первый раз на ее памяти гость соизволил взглянуть на нее. Склонив голову, девушка примерила орешек на палец. Подошел.
— Так я и знал, — подвел итог мистер Грот.
Лучшие танцоры из толстяков получаются, говорили ей. А мистер Грот уже разматывал носовой платок — очень бережно и осторожно.
— У вас на кухне черная патока найдется? Суньте туда палец. Щипать будет чертовски, но кровь остановится. Этот трюк моя матушка у кого-то переняла. Она ж родом была из провинции.
Из соседней комнаты донесся требовательный отцовский голос.
— Ваш отец хочет мне кое-что показать.
Рассеянно надевая орешек на уколотый палец, Эллен поняла, что внезапная внимательность к ней мистера Грота — очередное свидетельство его практичности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Любопытная штука: при том, что в Австралии красный приречный эвкалипт распространен повсеместно, в литературе впервые описан окультуренный экземпляр из обнесенного оградой сада камальдульского ордена в Неаполе. Как же так вышло?
Эллен отвели в истории несколько ролей (вроде как килю недостроенного корабля): вполне достаточно, чтобы вжиться в них, наделить их голосами и лицами. Девушка занесла в дневник возможные объяснения.
В конце девятнадцатого века некий капитан колесного парохода — ирландец, вдовец, обосновавшийся в Уэнтуорте, — поклялся убить родную дочь!
Герой сей истории в речном судоходстве был очень даже востребован. Он с неподражаемой сноровкой водил судно по реке Дарлинг, даже когда лето стояло в разгаре. К этому зрелищу привыкли: неулыбчивый капитан у штурвала, а рядом — дочурка, рот до ушей и ручкой машет. В один прекрасный день заметили, что дочери рядом нет. И почти тотчас же капитан стал маху давать; теперь пароходик стоило только нагрузить шерстью, тут-то он и сядет на мель. Капитан продолжал плавать по реке туда-сюда, и беспокоили его отнюдь не убытки и не потери выгодных контрактов, но подозрения на предмет поведения его дочери, подозрения, что всякий раз усиливались при виде того, как под Уэнтуортом река Дарлинг сливается и воссоединяется с более мощной рекой Муррей. Возможно, он ошибается… однако дочка вроде бы и внешне слегка изменилась.
По правде сказать, подозрения его были отнюдь не беспочвенны. Дочери еще двадцати не исполнилось, а она уже встречалась с сыном местного скотовода. Об этом весь город знал. Девушка забеременела. Парочка спаслась бегством за день до возвращения отца из недельного плавания по реке. Отец бросился в погоню. Возвращать блудную дочь назад он не собирался.
Спустя много лет, обзаведясь к тому времени пышными рыжими усами, он выследил-таки дочь: след уводил в неаполитанский монастырь камальдульского ордена, члены коего давали обет молчания, постились, молились и занимались тяжелым физическим трудом.
Гостя подвели к дебелой женщине: та мотыжила землю. Объехав весь мир, бедняга стоял и тер глаза. А кто бы на его месте не растерялся? Грубая одежда, спокойная безмятежность в лице; казалось, она грезила. Ребенка у нее давно забрали.
Отец принялся расспрашивать дочь.
То, что произошло дальше, — мимолетный эпизод, не более, тут и записывать-то нечего. Не то в ярости, не то в облегчении, не то чтобы вытрясти из непокорной хоть слово — как знать! — отец схватил ее за плечи. Отец и дочь принялись бороться — там, в саду, поднимая клубы пыли: они раскачивались из стороны в сторону, сцепившись намертво. Так, во всяком случае, рассказывали Эллен.
Именно тогда — как гласит рассказ — семечко красного эвкалипта, мирно дремлющее в отвороте брюк капитана, выпало на землю.
Очень может быть — собственно говоря, только такое объяснение и напрашивается, — что в ходе ритуальной схватки отца и дочери на этом самом месте семечко было вмято и втоптано в бесплодную почву. Ибо вскорости после того, как отец ушел, из земли пробился зеленый росток.
Дочь ухаживала за ростком, пока тот не превратился в здоровое молодое деревце; она прожила в камальдульском монастыре достаточно долго, чтобы своими глазами увидеть, как деревце растет, взрослеет и крепнет. И вот наконец над садом воцарился эвкалипт красный приречный, этот неохватный великан: его жадные до воды корни крушили стены и досуха высасывали огороды. Точно такие же деревья час за часом держали строй вдоль реки Дарлинг — реки, которой ей не суждено было увидеть вновь.
15
PLANCHONIANA
Эллен осталась дома. Примерно в половине десятого она заварила чай для отца с мистером Гротом (у одного ногти грязные, у второго — сияют чистотой), и мужчины ушли: их голоса, засоренные латинскими названиями, топонимами и случайными фамилиями, повибрировали в воздухе и затихли, а на землю и усадьбу снизошла глубокая тишина; снизошла, заполняя все выемки и впадины и всю комнату от угла до угла; воистину не одна только вода обретает свой уровень.
А Эллен, затворившись у себя в комнате, взялась за дневник: ей предстояло столько всего записать и обсудить! Тогда-то она и вернулась мысленно к встрече со спящим незнакомцем. Дни стояли жаркие; девушка разглядывала в зеркале свое нагое тело. И словно уносилась на восток, в Сидней, на окраину города — толпы, слепящий белый свет, синеватая зелень… В Сиднее она могла позволить себе быть просто-напросто одной из многих, влиться в непрестанное, захлестывающее скольжение, присоединиться к другим (не обязательно с ними знакомясь). Позже, тем же утром, Эллен принялась хлопотать по дому: она расхаживала туда-сюда, занимаясь делами, а мысли ее текли себе да текли неспешным потоком. В таком вот разморенном сосредоточении она и проводила день за днем.
Устроившись в гостиной, девушка штопала отцовские носки. Уколола мизинец иглой — и резко вскинула голову, точно вспугнутая лошадь.
Эллен слизнула кровь и обернула мизинец носовым платком. Вскоре платок пришлось поменять. Кровь все шла и шла.
Позади нее вырос мистер Грот — со всеми своими хрустящими складками, разгоряченный. Стало быть, добавил ко счету еще один удачный день.
Мистер Грот протянул девушке эвкалиптовый орешек.
— Это для вас, — промолвил он. — Вот, подобрал по пути. Отличный наперсток получится.
Эллен улыбнулась. В первый раз на ее памяти гость соизволил взглянуть на нее. Склонив голову, девушка примерила орешек на палец. Подошел.
— Так я и знал, — подвел итог мистер Грот.
Лучшие танцоры из толстяков получаются, говорили ей. А мистер Грот уже разматывал носовой платок — очень бережно и осторожно.
— У вас на кухне черная патока найдется? Суньте туда палец. Щипать будет чертовски, но кровь остановится. Этот трюк моя матушка у кого-то переняла. Она ж родом была из провинции.
Из соседней комнаты донесся требовательный отцовский голос.
— Ваш отец хочет мне кое-что показать.
Рассеянно надевая орешек на уколотый палец, Эллен поняла, что внезапная внимательность к ней мистера Грота — очередное свидетельство его практичности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62