Мы уже знали эту скалу, видели её на аэрофотографиях и разглядывали снизу в бинокли из Тьянгбоче. Теперь вставал вопрос: как перебраться через скалу или обойти её? Оказалось, что имеется только один возможный проход — крутая узкая расщелина между самой скалой и прилегающим карнизом. Хиллари пошёл первым; медленно и осторожно он выбрался на широкий уступ. При этом ему приходилось подниматься спиной вперёд, упираясь ногами в карниз, и я напрягал все силы, страхуя его, так как очень боялся, что карниз не выдержит. К счастью, все обошлось. Хиллари благополучно выбрался на вершину скалы; затем поднялся и я с помощью верёвки, которую он держал.
Здесь я снова должен сказать по чести, что не считаю его рассказ, приведённый в книге «Восхождение на Эверест», совершенно точным. Во-первых, Хиллари определяет высоту скальной стенки примерно в двенадцать метров, я же думаю, что она не превышала пяти. Далее, из рассказа Хиллари следует, будто по-настоящему лез, собственно, только он, а меня он буквально втащил наверх, причём я свалился, «задыхаясь, обессиленный, подобно огромной рыбе, вытащенной из моря после ожесточённой борьбы». С тех пор мне не раз приходилось глотать эту «рыбу», и должен сказать, что мне это ничуть не нравится. Истина заключается в том, что никто не тащил и не волочил меня. Как и Хиллари, я лез по расщелине сам; а если он страховал меня в это время, так ведь и я сделал то же для него. Говоря обо всем этом, я должен объяснить одну вещь. Хиллари мой друг. Он превосходный альпинист и прекрасный человек, и я горжусь тем, что взошёл вместе с ним на вершину Эвереста. Однако мне кажется, что в своём рассказе о нашем завершающем восхождении Хиллари не совсем справедлив ко мне. Все время он даёт понять, что когда дело шло хорошо, то исключительно благодаря ему, если же были затруднения, то только из-за меня. Между тем это просто неправда. Никогда я не стану утверждать, будто мог бы взять Эверест в одиночку. Мне думается, что и Хиллари не следовало намекать, будто он мог совершить штурм один и я не дошёл бы до вершины без его помощи. Всю дорогу туда и обратно мы взаимно помогали друг другу — так оно и должно быть. Но мы не были ведомым и ведущим. Мы были равноправными партнёрами.
Одолев скалу, мы снова отдохнули. Естественно, мы дышим тяжело, поднявшись по расщелине, однако, вдохнув несколько раз кислород, я чувствую себя превосходно. Смотрю наверх — вершина совсем рядом; сердце бьётся в радостном волнении. Восхождение продолжается. Все те же карнизы справа и пропасть слева, но гребень уже не так крут. Теперь он представляет собой ряд покрытых снегом выступов, один за другим, один выше другого. Мы по-прежнему опасаемся карнизов и, вместо того чтобы следовать по самому гребню, уклоняемся чуть влево — здесь вдоль края пропасти тянется снежный откос. Метрах в тридцати от вершины нам попадается последний участок голой скалы. Видим ровную площадку, достаточную для разбивки двух палаток, и я спрашиваю себя: может быть, здесь, совсем рядом с наивысшей точкой земного шара, когда-нибудь будет разбит лагерь? Подбираю два камешка и кладу в карман; они спустятся со мной в тот мир, внизу. Но вот скала позади, мы снова окружены белыми выступами. Они уклоняются вправо; пройдя очередной выступ, я каждый раз спрашиваю себя: может быть, следующий выступ будет последним? Когда же последний? Наконец мы выбираемся на такое место, откуда видно то, что находится за выступами — голубой небесный простор и бурые равнины. Вдали раскинулся Тибет. А впереди — всего один выступ, последний. Гора не увенчана острым пиком. Нас отделяет от последнего выступа лёгкий для восхождения снежный откос, достаточно широкий, чтобы два человека могли идти рядом. Пройдя по нему метров десять, мы на миг останавливаемся, чтобы взглянуть наверх. Затем шагаем дальше…
Я много думал о том, что собираюсь рассказать сейчас: как мы с Хиллари достигли вершины Эвереста. Позднее, когда мы вернулись с горы, было много глупых разговоров о том, кто же ступил на вершину первым. Одни говорили — я, другие — Хиллари. Говорили, что дошёл только один из нас или даже никто. Говорили, что один из нас дотащил другого до вершины. Все это чепуха. Чтобы прекратить эту болтовню, мы с Хиллари подписали в Катманду заявление, в котором говорится, что мы «достигли вершины почти одновременно». Мы надеялись, что наше заявление положит конец всем толкам. Но нет, на этом не кончилось. Люди продолжали допытываться и сочинять истории. Они указывали на слово «почти» и спрашивали: «Как это понимать?» Восходители понимают всю бессмысленность такого вопроса, они знают, что связка представляет собой одно целое, и все тут. Но другие люди этого не понимают. Должен с сожалением признать, что в Индии и в Непале меня всячески побуждали заявить, будто я достиг вершины раньше Хиллари. По всему свету меня спрашивают: «Кто ступил на вершину первым? Кто был первым?»
Повторяю ещё раз: это глупый вопрос, отвечать на него нет никакого смысла. И вместе с тем вопрос этот задают так часто, он вызвал столько кривотолков, пересудов и недоразумений, что я теперь, после долгих раздумий, считаю себя вынужденным дать ответ. Отвечаю не ради себя и не ради Хиллари, а ради Эвереста и ради будущих поколений. «Почему, — спросят они, — вокруг этого вопроса устроили тайну? Разве тут есть чего стыдиться? Есть что скрывать? Почему мы не должны знать истину?..» Итак, пусть знают истину. Слишком велик Эверест, чтобы в отношении него можно было допустить неправду.
Немного не доходя вершины, мы с Хиллари остановились. Мы глянули вверх, пошли дальше. Нас соединяла верёвка длиной около десяти метров, однако я держал большую часть её смотанной в руке, так что нас разделяло не более двух метров. Я не думал о «первом» и «втором». Я не говорил себе: «Там лежит золотое яблоко. Сейчас оттолкну Хиллари в сторону и схвачу яблоко первый». Мы шли медленно, но верно. И вот мы достигли вершины. Хиллари ступил на неё первый, я за ним.
Итак, вот он, ответ на «великую загадку». И если после всех разнотолков и споров ответ покажется мирным и простым, то могу только сказать, что иначе и быть не могло. Знаю, многие мои соотечественники будут разочарованы. Они ошибочно придавали большое значение тому, чтобы я был «первым». Они относятся ко мне хорошо, даже замечательно, и я им многим обязан. Но ещё большим я обязан Эвересту и истине. Если это позор для меня, что я оказался на шаг позади Хиллари, — что ж, буду жить с этим позором. Однако сам я этого позором не считаю. И я не думаю, чтобы в конечном счёте на меня навлекло позор то обстоятельство, что я рассказываю все, как было. Снова и снова я спрашиваю себя: «Что будут думать о нас грядущие поколения, если мы оставим обстоятельства нашего подвига скрытыми в таинственной мгле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Здесь я снова должен сказать по чести, что не считаю его рассказ, приведённый в книге «Восхождение на Эверест», совершенно точным. Во-первых, Хиллари определяет высоту скальной стенки примерно в двенадцать метров, я же думаю, что она не превышала пяти. Далее, из рассказа Хиллари следует, будто по-настоящему лез, собственно, только он, а меня он буквально втащил наверх, причём я свалился, «задыхаясь, обессиленный, подобно огромной рыбе, вытащенной из моря после ожесточённой борьбы». С тех пор мне не раз приходилось глотать эту «рыбу», и должен сказать, что мне это ничуть не нравится. Истина заключается в том, что никто не тащил и не волочил меня. Как и Хиллари, я лез по расщелине сам; а если он страховал меня в это время, так ведь и я сделал то же для него. Говоря обо всем этом, я должен объяснить одну вещь. Хиллари мой друг. Он превосходный альпинист и прекрасный человек, и я горжусь тем, что взошёл вместе с ним на вершину Эвереста. Однако мне кажется, что в своём рассказе о нашем завершающем восхождении Хиллари не совсем справедлив ко мне. Все время он даёт понять, что когда дело шло хорошо, то исключительно благодаря ему, если же были затруднения, то только из-за меня. Между тем это просто неправда. Никогда я не стану утверждать, будто мог бы взять Эверест в одиночку. Мне думается, что и Хиллари не следовало намекать, будто он мог совершить штурм один и я не дошёл бы до вершины без его помощи. Всю дорогу туда и обратно мы взаимно помогали друг другу — так оно и должно быть. Но мы не были ведомым и ведущим. Мы были равноправными партнёрами.
Одолев скалу, мы снова отдохнули. Естественно, мы дышим тяжело, поднявшись по расщелине, однако, вдохнув несколько раз кислород, я чувствую себя превосходно. Смотрю наверх — вершина совсем рядом; сердце бьётся в радостном волнении. Восхождение продолжается. Все те же карнизы справа и пропасть слева, но гребень уже не так крут. Теперь он представляет собой ряд покрытых снегом выступов, один за другим, один выше другого. Мы по-прежнему опасаемся карнизов и, вместо того чтобы следовать по самому гребню, уклоняемся чуть влево — здесь вдоль края пропасти тянется снежный откос. Метрах в тридцати от вершины нам попадается последний участок голой скалы. Видим ровную площадку, достаточную для разбивки двух палаток, и я спрашиваю себя: может быть, здесь, совсем рядом с наивысшей точкой земного шара, когда-нибудь будет разбит лагерь? Подбираю два камешка и кладу в карман; они спустятся со мной в тот мир, внизу. Но вот скала позади, мы снова окружены белыми выступами. Они уклоняются вправо; пройдя очередной выступ, я каждый раз спрашиваю себя: может быть, следующий выступ будет последним? Когда же последний? Наконец мы выбираемся на такое место, откуда видно то, что находится за выступами — голубой небесный простор и бурые равнины. Вдали раскинулся Тибет. А впереди — всего один выступ, последний. Гора не увенчана острым пиком. Нас отделяет от последнего выступа лёгкий для восхождения снежный откос, достаточно широкий, чтобы два человека могли идти рядом. Пройдя по нему метров десять, мы на миг останавливаемся, чтобы взглянуть наверх. Затем шагаем дальше…
Я много думал о том, что собираюсь рассказать сейчас: как мы с Хиллари достигли вершины Эвереста. Позднее, когда мы вернулись с горы, было много глупых разговоров о том, кто же ступил на вершину первым. Одни говорили — я, другие — Хиллари. Говорили, что дошёл только один из нас или даже никто. Говорили, что один из нас дотащил другого до вершины. Все это чепуха. Чтобы прекратить эту болтовню, мы с Хиллари подписали в Катманду заявление, в котором говорится, что мы «достигли вершины почти одновременно». Мы надеялись, что наше заявление положит конец всем толкам. Но нет, на этом не кончилось. Люди продолжали допытываться и сочинять истории. Они указывали на слово «почти» и спрашивали: «Как это понимать?» Восходители понимают всю бессмысленность такого вопроса, они знают, что связка представляет собой одно целое, и все тут. Но другие люди этого не понимают. Должен с сожалением признать, что в Индии и в Непале меня всячески побуждали заявить, будто я достиг вершины раньше Хиллари. По всему свету меня спрашивают: «Кто ступил на вершину первым? Кто был первым?»
Повторяю ещё раз: это глупый вопрос, отвечать на него нет никакого смысла. И вместе с тем вопрос этот задают так часто, он вызвал столько кривотолков, пересудов и недоразумений, что я теперь, после долгих раздумий, считаю себя вынужденным дать ответ. Отвечаю не ради себя и не ради Хиллари, а ради Эвереста и ради будущих поколений. «Почему, — спросят они, — вокруг этого вопроса устроили тайну? Разве тут есть чего стыдиться? Есть что скрывать? Почему мы не должны знать истину?..» Итак, пусть знают истину. Слишком велик Эверест, чтобы в отношении него можно было допустить неправду.
Немного не доходя вершины, мы с Хиллари остановились. Мы глянули вверх, пошли дальше. Нас соединяла верёвка длиной около десяти метров, однако я держал большую часть её смотанной в руке, так что нас разделяло не более двух метров. Я не думал о «первом» и «втором». Я не говорил себе: «Там лежит золотое яблоко. Сейчас оттолкну Хиллари в сторону и схвачу яблоко первый». Мы шли медленно, но верно. И вот мы достигли вершины. Хиллари ступил на неё первый, я за ним.
Итак, вот он, ответ на «великую загадку». И если после всех разнотолков и споров ответ покажется мирным и простым, то могу только сказать, что иначе и быть не могло. Знаю, многие мои соотечественники будут разочарованы. Они ошибочно придавали большое значение тому, чтобы я был «первым». Они относятся ко мне хорошо, даже замечательно, и я им многим обязан. Но ещё большим я обязан Эвересту и истине. Если это позор для меня, что я оказался на шаг позади Хиллари, — что ж, буду жить с этим позором. Однако сам я этого позором не считаю. И я не думаю, чтобы в конечном счёте на меня навлекло позор то обстоятельство, что я рассказываю все, как было. Снова и снова я спрашиваю себя: «Что будут думать о нас грядущие поколения, если мы оставим обстоятельства нашего подвига скрытыми в таинственной мгле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71