И вот случилось так, что пока наш превосходный губернатор, подобно второму Катону, издавал свои мелкие сенатские законы и не только издавал, но и заставлял их исполнять, пока он непрерывно объезжал свою любимую провинцию, спеша из одного места в другое, чтобы разбирать жалобы, – пока он был занят в одном углу своих владений, во всей остальной части их началось брожение. Как раз в это время, говорю я, британское правительство, этот рассадник чудовищных замыслов, готовило против него ужасный тайный заговор. Известия о его подвигах на Делавэре, по сообщению одного мудрого старого историка из Нового Амстердама, вызвало при европейских дворах немало толков и удивления. И тот же глубокомысленный автор уверяет нас, что правительство Англии начало с завистью и неудовольствием взирать на растущее могущество Манхатеза и на доблесть его храброго войска.
Как нам рассказывают, за дело взялись представители восточного совета Амфиктионии, настоятельно убеждавшие английское правительство оказать им помощь в покорении свирепой и страшной маленькой провинции, и это мудрое правительство, которое всегда любило ловить рыбку в мутной воде, начало уже прислушиваться к их назойливым уговорам. В это самое время лорд Балтимор, чей воинственный ставленник, как мы уже упоминали, столь сильно встревожил мингера Бекмана, предъявил правительству свои притязания на земли по берегам Саут-Ривер, по его словам, незаконно и насильственно отнятые у него наглыми захватчиками из Новых Нидерландов.
Говорят, что его величество Карл II, который, хотя и прозывался Защитником веры, был государем-шалуном, записным бездельником и распутным бахвалом, быстро решил все дело, одним росчерком пера подарив большой кусок Северной Америки, в том числе провинцию Новые Нидерланды, своему брату, герцогу Йоркскому – дар поистине королевский, так как никто, кроме великих монархов, не имеет права отдавать то, что ему не принадлежит.
Чтобы этот щедрый подарок не остался только на бумаге, его величество 12 марта 1664 года приказал немедленно собрать доблестное войско, напасть на город Новый Амстердам с суши и с моря и ввести своего брата в полное владение пожалованными землями.
В таком затруднительном положении были дела новонидерландцев. Честные бюргеры, не помышляя об опасности, грозившей их интересам, степенно покуривают трубки и ни о чем не думают; члены провинциального тайного совета в полном составе сейчас храпят, как басовые трубы пятисот волынок, а неизменно деятельный Питер, взявший на себя тяжелую обязанность думать и действовать за всех, старательно изыскивает способ достигнуть соглашения с великим советом Амфиктионов. Тем временем зловещая туча мрачно хмурится на горизонте; скоро она разразится громом, который отдастся в ушах дремлющих нидерландцев и подвергнет грозному испытанию мужество их бесстрашного губернатора.
Но как бы ни сложились дальнейшие события, я заранее ручаюсь своей правдивостью, что во всех военных столкновениях и тонких переговорах Питер будет вести себя с благородством и с безукоризненной честностью великодушного непреклонного старого рыцаря. Итак, вперед в атаку! Да сияют благосклонные звезды над славным городом на Манхатезе, и да будет с тобой, честный Питер Стайвесант, благословение святого Николая!
ГЛАВА III
О походе Питера Стайвесанта в восточную страну, показавшем, что, хотя он и был стреляный воробей, все же его провели на мякине.
Великие народы похожи на великих людей в том отношении, что их величие редко становится известным, пока они не попадут в беду; поэтому несчастье мудро назвали испытанием истинного величия, которое, как золото, никогда не может быть оценено по достоинству, пока не пройдет сквозь горнило. Следовательно, в соответствии с теми опасностями и невзгодами, какие выпадают на долю народа, общины или отдельного человека (обладающих врожденным величием), растет и их величие, и даже погибая под тяжестью бедствия, они, как охваченный пожаром дом, являют взорам более славное зрелище, чем когда-либо во время их наивысшего процветания.
Обширная китайская империя при всей плодовитости ее населения, при том, что она поглощала и сосредоточивала в своих руках богатства других народов, на протяжении ряда дремотных столетий прозябала, и если бы в ней не произошла внутренняя революция и старое правительство не было свергнуто татарами, возможно, мы и теперь не видели бы в ней ничего, кроме никому не интересных мелочных картин скучного, однообразного благоденствия. Помпея и Геркуланум могли бы кануть в забвение вместе со множеством современных им городов, если бы они, к счастью, не были залиты лавой вулкана. Прославленная Троя приобрела известность только благодаря своим десятилетним бедствиям и завершившему их пожару. Париж вырос в своем значении в результате заговоров и кровопролитий, которые кончились восшествием на престол знаменитого Наполеона; и даже сам могущественный Лондон незаметно проходил по летописи времен, прославившись лишь такими событиями, как чума, Большой пожар и Пороховой заговор Гая Фокса! Так города и империи медленно брели в молчаливой безвестности, вырастая под пером историка, пока, наконец, над ними не разражалось какое-нибудь ужасное несчастье и они не завоевывали бессмертие!
Если читатель с готовностью примет изложенную выше теорию, столь очевидную и подтвержденную столь разительными примерами, ему не понадобится большой проницательности, чтобы понять, что город Новый Амстердам и подчиненная ему провинция находятся на прямой дороге к величию. Опасности и военные действия угрожают им со всех сторон, и я поистине могу только удивляться, – как такое маленькое государство, сумело за такой короткий срок запутаться в такой массе затруднений. С тех пор как провинция впервые получила щелчок по носу у форта Гуд-Хоп, в мирные дни Воутера Ван-Твиллера, ее историческое значение все время постепенно возрастало, и никогда не было у нее более подходящего вождя, чтобы повести ее к вершине величия, нежели Питер Стайвесант.
Это был крепкоголовый старый вояка, в пылком сердце которого царили все пять разновидностей храбрости, описанные Аристотелем. Упомяни этот философ наряду с пятью еще пятьсот, я уверен, что ими тоже обладал бы великий Стайвесант. Беда была только в том, что он был лишен лучшей части смелости, называемой осторожностью – холодной добродетели, которая не могла существовать в тропическом климате его могучей души. Поэтому-то он всегда спешил браться за те неслыханные предприятия, что придают характер рыцарской романтичности всей истории его правления, и поэтому-то он и обдумывал сейчас план, при одной мысли о котором меня бросает в дрожь, когда я пишу эти строки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122