– Кто первый? – спросил стажер.
– Давайте я, – вызвалась Джоан. – Он в этом деле новичок.
– Джоан – это по-нашему, вообще-то она Жанна, Жанна д'Арк, – просветил его Ричард, взбешенный ее предательством, безупречным в своем бескорыстии и самодовольстве.
Стажер, почуяв бунт в собственных владениях, уперся недоуменным взглядом в пол где-то посредине между ними и распорядился:
– Снимайте обувь и ложитесь оба, вы на ту кровать, вы на эту, – потом добавил: – Пожалуйста.
Все трое рассмеялись, один за другим, стажер в последнюю очередь.
Кровати стояли вдоль стен, образуя прямой угол. Джоан улеглась, и муж впервые увидел ее в совершенно новом, непривычном ракурсе. Он никогда раньше не смотрел на нее именно под таким углом зрения – чтобы ему так бросались в глаза ее собранные на затылке волосы, чтобы ее голая рука казалась такой серебристой и длинной, а ее обтянутые чулками ступни были развернуты так по-детски трогательно и послушно. Подушек на кроватях не было, и, хотя они с Джоан лежали совершенно плоско, ему казалось, что голова у него запрокинута; иллюзия, будто он безвольно плывет по течению, подогревала его надежду на то, что эта нереальная затея скоро сама собой рассеется наподобие сна.
– Ты как, нормально?
– А ты? – Голос ее звучал негромко, приглушенно. Пробор был ровный-ровный – казалось, над ним потрудилась материнская рука. Он смотрел, как длинная игла погружается в плоско вытянутую ладонью вверх руку и как потом это место наспех протирают раз-другой влажным комочком ваты. Он воображал, что их кровь будет собираться в какие-нибудь банки-бутылки, но стажер, чье дыхание в пределах этой комнаты осталось теперь единственным звуком, поднес к кровати Джоан что-то вроде миниатюрного полиэтиленового ранца, кое-как свернутого и перетянутого жгутами. Его фигура скрывала производимые им манипуляции. Когда он отступил в сторону, гибкая пластиковая трубочка – прозрачная жила – была уже подсоединена к распрямленному сгибу вытянутой руки Джоан, там, где кожа словно просвечивает и вены разбегаются бледными голубоватыми ручейками совсем близко к поверхности. Нежное, беззащитное место, и на романтической стадии их отношений ей нравилось, чтобы он ее там гладил. И вот без всякого заметного глазу перехода всаженная в это место бледная жила стала сплошь темно-красной. Ричард чуть не вскрикнул.
Готовность, с какой ее кровь молниеносно устремилась прочь из ее тела, поразила его, как внезапная боль. Хотя он смотрел во все глаза, можно сказать не мигая, он все-таки упустил момент, когда первая порция крови ринулась в трубку. Он ожидал, что ток крови можно будет распознать по каким-то видимым приметам, но если не знать, в чем дело, и просто посмотреть на этот тоненький, в петлях, шланг, вполне можно было подумать, что кровь по нему бежит в ее тело или что это просто ничего не значащая кривая линия вроде полоски усов под носом, добавленная по чьей-то прихоти к уже готовому портрету. Из-за того, что голова его находилась в более или менее неподвижном положении, представшая его глазам картина казалась лишенной объема.
Теперь стажер взялся за него – комариный укус новокаиновой иглы, а затем грубое, хотя только наполовину ощущаемое вторжение чего-то толщиной с хороший гвоздь. Юнец дважды по ошибке ткнул мимо вены, на третий раз попал и зафиксировал соединение лейкопластырем. Все это время сознание Ричарда отстраненно блуждало меж созвездиями потолка, разукрашенного потеками и трещинами. Когда стажер отошел и, что-то напевая себе под нос, принялся перебирать позвякивающие инструменты, Джоан, изловчившись, вывернула шею, чтобы обратить лицо к мужу, и на этом опрокинутом, как ему виделось со своего места, лице возникла гротескная улыбка.
Не так уж много минут лежали они там под прямым углом друг к другу, но время текло как нечто находящееся за пределами этих стен, нечто такое, к чему примешивался отдаленный перестук каких-то металлических посудин, приближающиеся или удаляющиеся шаги в коридоре, открывающиеся и закрывающиеся двери. А здесь, отмечая настойчивую безболезненную пульсацию на внутренней стороне локтевого сустава, но совершенно не испытывая желания полюбопытствовать, как все там выглядит, он тихо плыл куда-то и представлял себе, как поплывет, освободившись, его душа, когда вся его кровь стечет под кровать. Его кровь смешивалась на полу с кровью Джоан, а его и ее дух скользил от трещины к трещине, от звезды к звезде на потолке.
Вот она слегка откашлялась, и звук поцарапал тишину – словно камень отскочил из-под башмака альпиниста.
Дверь открылась. Ричард повернул голову и увидел старика, лысого и невзрачного, который вошел и опустился в кресло. Почти в каждом учреждении имеется такой старикан, исполняющий никому толком не известные, но освященные традицией обязанности. Молоденький доктор был с ним, по-видимому, знаком, и они заговорили вполголоса, не боясь потревожить мистическое единение супружеской пары, возлежащей на жертвенных ложах. Разговор их вертелся вокруг людей и событий, которые для постороннего были не более чем пустой звук: Айрис, доктор Гринстейн, четвертое отделение, снова Айрис, от которой старику досталось ни за что, и какая жалость, что нет подогревателя – чашки кофе не сделать, и неужели правду говорят, будто чернокожие телохранители с кривыми ятаганами наголо денно и нощно несут вахту у постели страдающего глаукомой шаха. Сквозь отрешенное полузабытье и неведение Ричарда обрывки их разговора проходили словно разрозненные облака невнятных впечатлений, окрашенных в разные цвета, обретших плоть: вот доктор Гринстейн с острым носом и миндалевидными глазами цвета старого плюща, вот Айрис-громовержица, ростом футов восемьдесят, мечет вокруг себя стерильные громы и молнии. Подобно тому как в иных религиозных учениях многочисленные божества не более чем ничтожные колебания на поверхности непознаваемой твердыни Бога, так и эти мимолетные образы невесомо накладывались на его неотвязные мысли о том, что Джоан, как и он сам, истекает кровью. Связанные этой общей потерей, они словно слились в непорочном соитии; у него возникла идея, что отходящие от них обоих трубочки где-то там, вне поля их зрения, друг с другом соединяются. Желая убедиться в своей догадке, он глянул вниз и увидел, что пластиковая жила, закрепленная пластырем на тыльной стороне локтевого сгиба, у него и правда точно такого же темно-красного цвета, как у нее. Он перевел взгляд на потолок, чтобы ощущение дурноты рассеялось.
И тут юный стажер вдруг прервал свою сумбурную беседу со стариком и подошел к Джоан. По-птичьи защелкали зажимы. Когда он отошел от Джоан, она лежала, вытянув обнаженную руку вверх, а другой прижимая к ней ватку.
1 2 3 4 5