И Карл действительно вначале его не заметил.
Его двадцатидевятилетняя жена Барбара была не просто прелестной, а почти божественно красивой. Даже на фотографии с плаката она выглядела как романтическое, сказочное существо, но изображение далеко не отражало действительность. Невысокая, с изящной фигурой и глуховатым голосом, она говорила, растягивая слова, медленно и немного задумчиво.
Словом, ничто в этих опрятных и симпатичных молодых людях не указывало на то, что они имеют отношение к терроризму. И сами они это, очевидно, чувствовали, поскольку вели себя совершенно непринужденно.
Хорст Людвиг Хан даже шутил, разговаривая с Карлом, когда они пересекали немецко-австрийскую границу. Не играет никакой роли, что твоя фотография размножена на полицейских плакатах, считал Хорст Людвиг Хан; народ ожидает увидеть в так называемом террористе злобу и проклятие. Это предубеждение общественного мнения было их самой главной защитой, и за это они должны были быть благодарны прежде всего желтой прессе.
Большую часть поездки они вели дискуссию о развитии левого движения в Западной Европе, о его пике в 1968 году и последовавшем затем спаде. Они сравнивали Швецию и Западную Германию и нашли больше общего, чем это кажется на первый взгляд.
В обеих странах существовали консервативные коммунистические партии, мало изменившиеся с тридцатых годов. Основная часть левой молодежи продолжала упорно считать, что традиционная левая партия должна мобилизовать своего рода демократическое большинство на борьбу за социализм. А те, кто причислял себя к новым левым, измельчали в ничтожных фракционных стычках. В конце концов все устали, а зеленые и социал-демократы по-прежнему твердили, что все должно происходить внутри партий, делаться обычными пропагандистскими средствами, что важнее всего завоевать большинство во имя социальной справедливости и интернациональной солидарности с угнетенными.
А империализм тем временем никто не тревожил. США рассылали свои бомбардировщики, своих морских пехотинцев по всему миру, даже не спрашивая мнения союзников в Западной Европе. Все меньше и меньше становится демонстраций, которым полицейские уже не придают особого значения.
"Третий мир" должен победить в основном своими силами, как вьетнамцы. Лишь так можно одолеть империализм. В этом они были едины. Палестинцы, например, никогда не станут возлагать все надежды на поддержку Запада, решающей должна быть их собственная борьба. Когда США прямо или косвенно нападают на Никарагуа, народ этой страны слышит в поддержку лишь слабый ропот.
Поэтому есть только два пути. Либо смириться и прекратить сопротивление в своей собственной стране, либо присоединиться к вооруженной борьбе народов "третьего мира". И что тогда? Не записываться же добровольцем для участия в гражданских войнах в далеких странах. Хотя некоторые европейские товарищи, выбравшие этот путь, достойны уважения. Например, европейцы, участвующие в гражданских войнах в Латинской Америке.
Но все же европейцы должны действовать прежде всего в Европе. Здесь существуют два центра империализма, и они вне досягаемости для народов "третьего мира".
Карл все ждал, что разговор зайдет об эффективности военных атак в Европе. Ведь в последние годы они нарастают. Западногерманские товарищи недолго были в одиночестве. И во Франции, и в Бельгии есть организации, связанные с РАФ, и они добились больших успехов. Европейская война, возможно, только теперь становится серьезной.
Хорошо, но каковы результаты? А каков уровень морали у тех, кто сам сидит при этом сложив руки и еще заявляет, что война, в которой каждый член организации рискует жизнью, не эффективна? Вот Карл, например. У него это основная линия критики. Какие же выводы из этого следуют?
Карл сделал вид, что уступает. Это ему было не сложно. Он лишь поворчал, что не очень-то корректно упрекать его сейчас, когда он фактически ввязался в этот проект. Если операция удастся и они достанут необходимое оружие, то тогда, конечно, никому не придет в голову рассуждать о низкой эффективности их операций. По крайней мере, в ближайшем будущем.
Как только они вышли из машины и оказались в толпе, им пришлось сменить тему беседы. Хорст Людвиг Хан стал говорить почти исключительно об этнографии и археологии, о культурных параллелях между Европой и Ближним Востоком.
Карл, конечно, заметил, что во время их поездки Хан не обмолвился ни единым словом о том, как и с какими людьми он хочет вступить в контакт в Дамаске. Разумеется, сам он никаких вопросов задавать не стал. Способ работы был такой, к которому Карл привык: корпоративность, строгое разделение труда между различными отделами разведки, между разными категориями сотрудников и служащих. Каждый отвечает за свой участок, но не знает всей картины в целом. Это было испытанное и традиционное мышление, продиктованное соображениями безопасности. И оно оправдывало себя и в террористических организациях, и в разведке. Как, впрочем, и маскировка под вежливых европейских бизнесменов. Так что Карл чувствовал себя в своей тарелке.
Он перестал нервничать, хотя оказался в ситуации, кошмарной для любого агента, когда обстоятельства стремительно меняются и ты внезапно получаешь приказ действовать вслепую, оставаясь без всякой возможности установить контакт с центром. С одном стороны, это может привести к хаосу в центре, вынудить его делать поспешные выводы. С другой - такая поездка может закончиться безлюдным берегом реки, где ему издевательски будут представлены доказательства его истинной роли и где его прикончат, да еще с руганью - так, мол, и надо полицейской свинье.
Их задачей было, как понимал Карл, купить оружие, организовать его контрабандную перевозку и налегке вернуться в Европу. Все в целом могло занять несколько дней. А несколько дней его молчания, как он надеялся, не должны особенно напугать Ведомство по охране конституции. Во всяком случае, меньше, чем если б они там знали, какой серьезный оборот принимает сейчас вся операция. Вероятно, Карл будет в Гамбурге раньше, чем туда прибудет оружие. Террористы, скорее всего, полагают, что он им понадобится и в будущем. В конце концов, Карл - единственный швед в их компании и уже поэтому незаменим для шведской операции.
Карл, как это ни странно, начал привыкать быть одним из них. Он уже чувствовал себя с ними на равных, и это придавало ему уверенности. Карл так вошел в роль, что, вероятно, возмутился бы, если бы кто-нибудь даже намекнул на то, кем он является на самом деле. Это было балансирование на натянутом канате. Раз за разом он прикидывал в деталях, как должна пройти планируемая операция - разрушение верхнего этажа в американском посольстве в Стокгольме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Его двадцатидевятилетняя жена Барбара была не просто прелестной, а почти божественно красивой. Даже на фотографии с плаката она выглядела как романтическое, сказочное существо, но изображение далеко не отражало действительность. Невысокая, с изящной фигурой и глуховатым голосом, она говорила, растягивая слова, медленно и немного задумчиво.
Словом, ничто в этих опрятных и симпатичных молодых людях не указывало на то, что они имеют отношение к терроризму. И сами они это, очевидно, чувствовали, поскольку вели себя совершенно непринужденно.
Хорст Людвиг Хан даже шутил, разговаривая с Карлом, когда они пересекали немецко-австрийскую границу. Не играет никакой роли, что твоя фотография размножена на полицейских плакатах, считал Хорст Людвиг Хан; народ ожидает увидеть в так называемом террористе злобу и проклятие. Это предубеждение общественного мнения было их самой главной защитой, и за это они должны были быть благодарны прежде всего желтой прессе.
Большую часть поездки они вели дискуссию о развитии левого движения в Западной Европе, о его пике в 1968 году и последовавшем затем спаде. Они сравнивали Швецию и Западную Германию и нашли больше общего, чем это кажется на первый взгляд.
В обеих странах существовали консервативные коммунистические партии, мало изменившиеся с тридцатых годов. Основная часть левой молодежи продолжала упорно считать, что традиционная левая партия должна мобилизовать своего рода демократическое большинство на борьбу за социализм. А те, кто причислял себя к новым левым, измельчали в ничтожных фракционных стычках. В конце концов все устали, а зеленые и социал-демократы по-прежнему твердили, что все должно происходить внутри партий, делаться обычными пропагандистскими средствами, что важнее всего завоевать большинство во имя социальной справедливости и интернациональной солидарности с угнетенными.
А империализм тем временем никто не тревожил. США рассылали свои бомбардировщики, своих морских пехотинцев по всему миру, даже не спрашивая мнения союзников в Западной Европе. Все меньше и меньше становится демонстраций, которым полицейские уже не придают особого значения.
"Третий мир" должен победить в основном своими силами, как вьетнамцы. Лишь так можно одолеть империализм. В этом они были едины. Палестинцы, например, никогда не станут возлагать все надежды на поддержку Запада, решающей должна быть их собственная борьба. Когда США прямо или косвенно нападают на Никарагуа, народ этой страны слышит в поддержку лишь слабый ропот.
Поэтому есть только два пути. Либо смириться и прекратить сопротивление в своей собственной стране, либо присоединиться к вооруженной борьбе народов "третьего мира". И что тогда? Не записываться же добровольцем для участия в гражданских войнах в далеких странах. Хотя некоторые европейские товарищи, выбравшие этот путь, достойны уважения. Например, европейцы, участвующие в гражданских войнах в Латинской Америке.
Но все же европейцы должны действовать прежде всего в Европе. Здесь существуют два центра империализма, и они вне досягаемости для народов "третьего мира".
Карл все ждал, что разговор зайдет об эффективности военных атак в Европе. Ведь в последние годы они нарастают. Западногерманские товарищи недолго были в одиночестве. И во Франции, и в Бельгии есть организации, связанные с РАФ, и они добились больших успехов. Европейская война, возможно, только теперь становится серьезной.
Хорошо, но каковы результаты? А каков уровень морали у тех, кто сам сидит при этом сложив руки и еще заявляет, что война, в которой каждый член организации рискует жизнью, не эффективна? Вот Карл, например. У него это основная линия критики. Какие же выводы из этого следуют?
Карл сделал вид, что уступает. Это ему было не сложно. Он лишь поворчал, что не очень-то корректно упрекать его сейчас, когда он фактически ввязался в этот проект. Если операция удастся и они достанут необходимое оружие, то тогда, конечно, никому не придет в голову рассуждать о низкой эффективности их операций. По крайней мере, в ближайшем будущем.
Как только они вышли из машины и оказались в толпе, им пришлось сменить тему беседы. Хорст Людвиг Хан стал говорить почти исключительно об этнографии и археологии, о культурных параллелях между Европой и Ближним Востоком.
Карл, конечно, заметил, что во время их поездки Хан не обмолвился ни единым словом о том, как и с какими людьми он хочет вступить в контакт в Дамаске. Разумеется, сам он никаких вопросов задавать не стал. Способ работы был такой, к которому Карл привык: корпоративность, строгое разделение труда между различными отделами разведки, между разными категориями сотрудников и служащих. Каждый отвечает за свой участок, но не знает всей картины в целом. Это было испытанное и традиционное мышление, продиктованное соображениями безопасности. И оно оправдывало себя и в террористических организациях, и в разведке. Как, впрочем, и маскировка под вежливых европейских бизнесменов. Так что Карл чувствовал себя в своей тарелке.
Он перестал нервничать, хотя оказался в ситуации, кошмарной для любого агента, когда обстоятельства стремительно меняются и ты внезапно получаешь приказ действовать вслепую, оставаясь без всякой возможности установить контакт с центром. С одном стороны, это может привести к хаосу в центре, вынудить его делать поспешные выводы. С другой - такая поездка может закончиться безлюдным берегом реки, где ему издевательски будут представлены доказательства его истинной роли и где его прикончат, да еще с руганью - так, мол, и надо полицейской свинье.
Их задачей было, как понимал Карл, купить оружие, организовать его контрабандную перевозку и налегке вернуться в Европу. Все в целом могло занять несколько дней. А несколько дней его молчания, как он надеялся, не должны особенно напугать Ведомство по охране конституции. Во всяком случае, меньше, чем если б они там знали, какой серьезный оборот принимает сейчас вся операция. Вероятно, Карл будет в Гамбурге раньше, чем туда прибудет оружие. Террористы, скорее всего, полагают, что он им понадобится и в будущем. В конце концов, Карл - единственный швед в их компании и уже поэтому незаменим для шведской операции.
Карл, как это ни странно, начал привыкать быть одним из них. Он уже чувствовал себя с ними на равных, и это придавало ему уверенности. Карл так вошел в роль, что, вероятно, возмутился бы, если бы кто-нибудь даже намекнул на то, кем он является на самом деле. Это было балансирование на натянутом канате. Раз за разом он прикидывал в деталях, как должна пройти планируемая операция - разрушение верхнего этажа в американском посольстве в Стокгольме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94