Харди попросил ее взять на себя заботы о разводе и прислать ему его вещи.
Жена проплакала два дня и занялась разводом. А что она еще могла сделать? Оставить человека, которого она полюбила, ради больной оболочки мужчины, которого она любила в прошлом? Превратить себя в сиделку? А поправится ли он когда-нибудь? Хочет ли он этого?
Ответы на все эти вопросы были отрицательными. Сын считал, что его отец, которого он никогда не знал, умер, и относился к адвокату, как к своему настоящему отцу. Она хотела иметь еще одного ребенка, и с этим следовало поторопиться. А если она вернется к Харди, то о ребенке надо будет забыть, и если даже его здоровье восстановится, то на это уйдут годы. Она сомневалась, что сможет спасти жизнь Харди, но если бы даже смогла, разве можно было платить за это жизнью ее неродившегося ребенка?
Она написала Харди длинное письмо, в котором все объяснила, и просила понять ее и простить. Джи даже не дочитал его до конца, в середине второго абзаца оно выскользнуло у него из рук. Медсестра подняла письмо и положила на ночной столик, но Джи больше не притрагивался к нему. В конце концов, его по ошибке выбросили в мусорный ящик. Медсестра очень рассердилась, но Харди это не трогало. Больше он никогда не слышал о своей жене. Когда пришли бумаги о разводе, он подписал их даже не читая.
А потом его выписали из госпиталя.
Харди не понимал, что его мучило. Все говорили, что ему повезло, он остался жив и не стал калекой. Рана на плече зажила, но совсем не потому, что вьетконговцы оказали ему медицинскую помощь, она просто зажила сама по себе. Вьетконговский доктор осмотрел его и сказал, что они не собираются расходовать свои скудные запасы пенициллина на убийц. Если рана загноится, то он умрет от заражения. С этими словами Доктор удалился, надеясь в душе, что этот американец все равно умрет.
Но он не умер. Он все-таки вернулся домой, и это обернулось для него самой сильной болью. После долгих споров, которых Харди не слышал, врачебная комиссия морской пехоты пришла к выводу, что его психическое состояние не позволяет ему оставаться на военной службе. Из высказываний майора медицинской службы Джи понял, о чем думали врачи. Да, он был согласен, с такими нервами делать в морской пехоте было нечего.
Харди получил документы и уехал. Он стал подыскивать себе работу пилота, но в то время бывших летчиков было более чем достаточно. Авиакомпании интересовали только летчики, летавшие на транспортных самолетах.
И Харди уехал из Соединенных Штатов. Он отправился в Африку с первой же командой, которая сделала ему предложение, и в течение последующих пяти лет участвовал там в различных локальных войнах. Это было каким-то сумасшествием, но он не боялся джунглей, не боялся воевать, а боялся только дома. Это было очень странно, но так оно и было.
Воевал Харди успешно, завоевав прочную репутацию отличного летчика. Да и как эти люди, на стороне которых он сражался, смогли бы выигрывать свои войны без помощи старушки Америки.
Постепенно Джи окончательно излечился и принял решение вернуться домой. Он прекрасно понимал, что Америка насквозь пронизана лицемерием, как Лос-Анджелес смогом, но все-таки это была его страна. «Пошли они к черту, – думал он. – Они считают, что могут отнять у меня эту страну, но пошли они к черту». Домой он вернулся, имея в голове план.
По приезде Джи навестил в Вирджинии родителей Фредди Мейсона, и они сообщили ему, что Фредди жив, но довольно плох. Он жил вместе с сестрой во взятом напрокат трейлере на окраине маленького городка в пятидесяти милях отсюда. Харди долго боролся с собой прежде чем решил, что сможет пережить новую встречу с Фредди. Направляясь в машине на встречу с Мейсоном, Джи не мог думать ни о чем, кроме тех полных крика дней и недель, когда их с Фредди держали в клетке на деревенской площади, и мальчишки длинными палками били Фредди по раздробленным ногам.
Харди застал друга одного, и, так как в холодильнике осталось всего две бутылки пива, Джи съездил в город, привез несколько упаковок, и они уселись за стол. Фредди дал волю своим чувствам и рассказал о своих мытарствах. Он пролежал в госпитале почти год, и в конце концов врачи были вынуждены ампутировать ему обе ноги. С тех пор он жил на пособие по инвалидности, и бывали моменты, когда он помышлял о самоубийстве. Фредди понял, что без ног он мало что может. Конечно, он мог поступить в колледж или в какую-нибудь юридическую школу, как все советовали ему, но он не стал этого делать. Фредди опустился до того, что начал собирать отбросы, валявшиеся вокруг фургона, он жалел себя и вместе с тем терял над собой контроль, не видя никакого выхода.
Харди изложил ему свою идею, и Фредди воспрянул духом, но не сразу. Сначала он смотрел на Джи опустошенным взглядом и отрицательно качал головой. Нет, он не сможет делать это, он вообще ничего не может делать.
Но постепенно, по мере того как Харди говорил, он перестал качать головой, начал внимательно прислушиваться, и наконец в глазах засверкали искорки.
Как раз в этот момент хлопнула дверь, и в трейлер вошла его сестра.
– У нас гости? Возле трейлера стоит чья-то машина. Джи! – воскликнула она.
Элисон все еще выглядела подростком, чертовски очаровательным подростком, каким он ее помнил. Сестренка Фредди Мейсона. Она всегда хотела быть мальчишкой, всегда увязывалась за ними, пытаясь участвовать в их играх. И они не прогоняли ее, потому что она была ужасно мила, всегда улыбалась и была счастлива. Харди удивленно потряс головой и рассмеялся.
– Продолжаешь водиться со взрослой мужской компанией, детка?
Джи быстро прикинул в уме: сейчас ей, по крайней мере, должно быть двадцать пять. Как всегда, очаровательна.
– А не пора тебе выйти замуж и обзавестись детишками?
Элисон застенчиво улыбнулась.
– Ты же знаешь меня, Джи. Мне до сих пор нравится играть со старшими мальчишками.
– Ты живешь здесь? – Харди обвел глазами трейлер. Элисон кивнула.
Он все понимал, но это ему не нравилось. Девушка не должна целиком посвящать свою жизнь брату, как бы он ни нуждался в ней. Если уж этого не делают жены, то и сестры не должны.
– Мы как раз говорим о делах, – сказал Харди. – Не могла бы ты пойти немного прогуляться, пока мы договорим?
– Я все еще слишком маленькая, чтобы играть в ваши игры? – спросила Элисон.
– Только не со взрослыми ребятами. Иди погуляй, детка.
Элисон взглянула на брата и увидела в его глазах возбужденный блеск. Это были те глаза, которые так много повидали, а в последнее время постепенно умирали. Чуть не расплакавшись, Элисон быстро подошла к Харди, положила руки ему на плечи и поцеловала в щеку.
– Благослови тебя Бог, Джи, – прошептала она, повернулась и вышла из трейлера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Жена проплакала два дня и занялась разводом. А что она еще могла сделать? Оставить человека, которого она полюбила, ради больной оболочки мужчины, которого она любила в прошлом? Превратить себя в сиделку? А поправится ли он когда-нибудь? Хочет ли он этого?
Ответы на все эти вопросы были отрицательными. Сын считал, что его отец, которого он никогда не знал, умер, и относился к адвокату, как к своему настоящему отцу. Она хотела иметь еще одного ребенка, и с этим следовало поторопиться. А если она вернется к Харди, то о ребенке надо будет забыть, и если даже его здоровье восстановится, то на это уйдут годы. Она сомневалась, что сможет спасти жизнь Харди, но если бы даже смогла, разве можно было платить за это жизнью ее неродившегося ребенка?
Она написала Харди длинное письмо, в котором все объяснила, и просила понять ее и простить. Джи даже не дочитал его до конца, в середине второго абзаца оно выскользнуло у него из рук. Медсестра подняла письмо и положила на ночной столик, но Джи больше не притрагивался к нему. В конце концов, его по ошибке выбросили в мусорный ящик. Медсестра очень рассердилась, но Харди это не трогало. Больше он никогда не слышал о своей жене. Когда пришли бумаги о разводе, он подписал их даже не читая.
А потом его выписали из госпиталя.
Харди не понимал, что его мучило. Все говорили, что ему повезло, он остался жив и не стал калекой. Рана на плече зажила, но совсем не потому, что вьетконговцы оказали ему медицинскую помощь, она просто зажила сама по себе. Вьетконговский доктор осмотрел его и сказал, что они не собираются расходовать свои скудные запасы пенициллина на убийц. Если рана загноится, то он умрет от заражения. С этими словами Доктор удалился, надеясь в душе, что этот американец все равно умрет.
Но он не умер. Он все-таки вернулся домой, и это обернулось для него самой сильной болью. После долгих споров, которых Харди не слышал, врачебная комиссия морской пехоты пришла к выводу, что его психическое состояние не позволяет ему оставаться на военной службе. Из высказываний майора медицинской службы Джи понял, о чем думали врачи. Да, он был согласен, с такими нервами делать в морской пехоте было нечего.
Харди получил документы и уехал. Он стал подыскивать себе работу пилота, но в то время бывших летчиков было более чем достаточно. Авиакомпании интересовали только летчики, летавшие на транспортных самолетах.
И Харди уехал из Соединенных Штатов. Он отправился в Африку с первой же командой, которая сделала ему предложение, и в течение последующих пяти лет участвовал там в различных локальных войнах. Это было каким-то сумасшествием, но он не боялся джунглей, не боялся воевать, а боялся только дома. Это было очень странно, но так оно и было.
Воевал Харди успешно, завоевав прочную репутацию отличного летчика. Да и как эти люди, на стороне которых он сражался, смогли бы выигрывать свои войны без помощи старушки Америки.
Постепенно Джи окончательно излечился и принял решение вернуться домой. Он прекрасно понимал, что Америка насквозь пронизана лицемерием, как Лос-Анджелес смогом, но все-таки это была его страна. «Пошли они к черту, – думал он. – Они считают, что могут отнять у меня эту страну, но пошли они к черту». Домой он вернулся, имея в голове план.
По приезде Джи навестил в Вирджинии родителей Фредди Мейсона, и они сообщили ему, что Фредди жив, но довольно плох. Он жил вместе с сестрой во взятом напрокат трейлере на окраине маленького городка в пятидесяти милях отсюда. Харди долго боролся с собой прежде чем решил, что сможет пережить новую встречу с Фредди. Направляясь в машине на встречу с Мейсоном, Джи не мог думать ни о чем, кроме тех полных крика дней и недель, когда их с Фредди держали в клетке на деревенской площади, и мальчишки длинными палками били Фредди по раздробленным ногам.
Харди застал друга одного, и, так как в холодильнике осталось всего две бутылки пива, Джи съездил в город, привез несколько упаковок, и они уселись за стол. Фредди дал волю своим чувствам и рассказал о своих мытарствах. Он пролежал в госпитале почти год, и в конце концов врачи были вынуждены ампутировать ему обе ноги. С тех пор он жил на пособие по инвалидности, и бывали моменты, когда он помышлял о самоубийстве. Фредди понял, что без ног он мало что может. Конечно, он мог поступить в колледж или в какую-нибудь юридическую школу, как все советовали ему, но он не стал этого делать. Фредди опустился до того, что начал собирать отбросы, валявшиеся вокруг фургона, он жалел себя и вместе с тем терял над собой контроль, не видя никакого выхода.
Харди изложил ему свою идею, и Фредди воспрянул духом, но не сразу. Сначала он смотрел на Джи опустошенным взглядом и отрицательно качал головой. Нет, он не сможет делать это, он вообще ничего не может делать.
Но постепенно, по мере того как Харди говорил, он перестал качать головой, начал внимательно прислушиваться, и наконец в глазах засверкали искорки.
Как раз в этот момент хлопнула дверь, и в трейлер вошла его сестра.
– У нас гости? Возле трейлера стоит чья-то машина. Джи! – воскликнула она.
Элисон все еще выглядела подростком, чертовски очаровательным подростком, каким он ее помнил. Сестренка Фредди Мейсона. Она всегда хотела быть мальчишкой, всегда увязывалась за ними, пытаясь участвовать в их играх. И они не прогоняли ее, потому что она была ужасно мила, всегда улыбалась и была счастлива. Харди удивленно потряс головой и рассмеялся.
– Продолжаешь водиться со взрослой мужской компанией, детка?
Джи быстро прикинул в уме: сейчас ей, по крайней мере, должно быть двадцать пять. Как всегда, очаровательна.
– А не пора тебе выйти замуж и обзавестись детишками?
Элисон застенчиво улыбнулась.
– Ты же знаешь меня, Джи. Мне до сих пор нравится играть со старшими мальчишками.
– Ты живешь здесь? – Харди обвел глазами трейлер. Элисон кивнула.
Он все понимал, но это ему не нравилось. Девушка не должна целиком посвящать свою жизнь брату, как бы он ни нуждался в ней. Если уж этого не делают жены, то и сестры не должны.
– Мы как раз говорим о делах, – сказал Харди. – Не могла бы ты пойти немного прогуляться, пока мы договорим?
– Я все еще слишком маленькая, чтобы играть в ваши игры? – спросила Элисон.
– Только не со взрослыми ребятами. Иди погуляй, детка.
Элисон взглянула на брата и увидела в его глазах возбужденный блеск. Это были те глаза, которые так много повидали, а в последнее время постепенно умирали. Чуть не расплакавшись, Элисон быстро подошла к Харди, положила руки ему на плечи и поцеловала в щеку.
– Благослови тебя Бог, Джи, – прошептала она, повернулась и вышла из трейлера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134