Для многих караванов это был последний населенный пункт Британской Индии перед китайской границей. Утром, как только экспедиция вышла в путь, Рерих заметил местных жителей, ремонтировавших мост под наблюдением колониального британского чиновника и солдат. Представитель власти заинтересовался документами «американцев». Англичанин с явным неудовольствием просмотрел экспедиционный паспорт и спросил о здоровье ученых.
«Таинственная починка пути встречалась нами и в других пограничных местах», — отметил художник в путевом дневнике. Хотя он знал: ничего таинственного в спешном ремонте не было. Просто переправы, мосты и дороги подготавливались к проходу регулярных войск. Это должен был быть второй поток, который с юга поддержит северную группировку, двигавшуюся по долине реки Сарыкол. Так шла обычная подготовка к наступлению. В противном случае мосты бы разрушали.
Ночь 23 сентября караван встретил у подъема на перевал Караул-даван. В сумерках взошла луна, и неожиданно появился лама-Блюмкин. «Чтобы миновать мост, его провели где-то через поток», — писал Н. Рерих. Осторожность ламы вполне понятна: на мосту британские часовые и их очень интересуют ночные богомольцы, шляющиеся по стратегическим дорогам. Однако лама оставался в лагере всего несколько часов. Вооружившись топором и фонарем, он вновь отправился к пограничным достопримечательностям. «На перевал лама пойдет ночью…» Блюмкин провел скрупулезное обследование участка. Нанес на карту блок-посты, пограничные кордоны, удобные высоты. Уточнил протяженность отдельных участков, степень трудности их преодоления и состояние коммуникаций.
На следующую ночь, 24 сентября, лама снова объявился на стоянке. На этот раз в костюме уроженца Китайского Туркестана мусульманина-купца из Яркенда. И здесь Рерих впервые занес в дневник ошеломившую его подробность: «Оказывается, наш лама говорит по-русски. Он даже знает многих наших друзей».
Что это за общие знакомые? Их, как минимум, двое. Первый — это Агван Доржиев, бывший агент русского Генштаба в окружении Далай-Ламы, затем консультант советской разведки. С ним Рерих познакомился до революции во время отделки и росписи буддийского храма в Санкт-Петербурге. Второй — народный комиссар иностранных дел Чичерин, известный Рериху еще по университету, главный генератор тибетских интриг.
Пораженный всезнанием и болтливостью Блюмкина, Рерих снова записал в дневнике: «Лама сообщает разные многозначительные вещи. Многие из этих вестей нам уже знакомы, но поучительно слышать, как в разных странах преломляется одно и то же обстоятельство. Разные страны как бы под стеклами разных цветов. Еще раз поражаешься мощности и неуловимости организации лам. Вся Азия, как корнями, пронизана этой странствующей организацией». Вот так, удивляясь и восхищаясь своим «ламой», вожди экспедиции дошли до китайской границы и 3 октября уже держали курс на Хотан.
Пройдя с экспедицией Западный Китай, Блюмкин прибыл в Москву в июне 1926 года. Именно Яков, по воспоминаниям Розонель Луначарской, привел Николая Константиновича в гости к наркому просвещения. Она рассказывала потом, как "с
Рерихом было интересно и одновременно жутко, как сидел у них в гостиной этот недобрый колдун с длинной седой бородой, слегка раскосый, похожий на неподвижного китайского мандарина".
Когда 13 июня 1926 года Рерих приехал в Москву, он в тот же день встретился с Бокием. Разговор их был о Шамбале, под которой подразумевался Западный Тибет. Бокий познакомил художника с результатами опытов Барченко. Кроме того, во время своего пребывания в Москве Рерих посещал Ягоду, а также Трилиссера, который консультировался у художника по поводу выдвигавшейся Барченко теории Шамбалы, а также дальнейших планов в связи с религиозно-политическим центром.
Связь «Единого трудового братства» с Рерихом не прерывалась. В 1927 году член братства Королев, отправленный в командировку в Ургу, в письме к Александру Васильевичу делился своими соображениями по поводу пересылки сочинения Рериха «Община»: «Книгу Рериха задержал с отправкой, потому что перед самой отправкой ее выяснил, что почтой посылать ее рискованно, как заграниздание, да еще такого содержания, и что она, вероятнее всего, сгниет в дебрях политконтроля. Тогда я решил ждать удобного случая, чтобы послать вам книгу через Бокия».
Само «ЕТБ» было просоветским и главной своей задачей считало активизацию политики СССР на Востоке.
Впрочем, прошедшего по дорогам Азии Блюмкина беспокоила и судьба экспедиции Барченко. Ситуация с ней выглядела печально. Пока был жив Дзержинский, жила и идея экспедиции в Шамбалу. После интриги Трилиссера, Ягоды и Чичерина летом 1925 года Феликс Эдмундович повел активную атаку против заговора зампредов. Дзержинский заявил Бокию, что уж в этом году экспедиция состоится во что бы то ни стало. Так бы оно и случилось, но 20 июля 1926 года после выступления на пленуме ЦК «железный Феликс» скончался от инфаркта. Такой исход событий похоронил надежды начальника Спецотдела. И хотя место главы ОГПУ занял нейтральный Менжинский — он был фигурой мягкой, внушаемой и не посвященной в тайны экспедиции. Истинную власть узурпировали зампреды, ярые противники этого предприятия.
После некоторых размышлений и попыток пробить экспедицию в новых условиях начальник Спецотдела сообщил Барченко, что, по всей видимости, теперь от их идеи действительно придется отказаться, но что он смог бы профинансировать любую экспедицию ученого в переделах СССР. Например, на Алтай, в интересующие Александра Васильевича районы. Бар-ченко в самом деле влекли те секретные трассы, которыми, по словам патриарха голбешников Никитина, пользовался он и его монахи, пробираясь к таинственной территории. Эта экспедиция состоялась летом. Помимо общих сведений о тайной «тропе голбешников» Барченко успел познакомиться с несколькими местными алтайскими колдунами. Они поразили его своими магическими возможностями, связанными с воздействием на погоду и практикой гипнотических состояний. Экспедиция была кратковременной, и скоро Барченко вернулся в Москву. О своих наблюдениях и находках он рассказал членам «Единого трудового братства» — Бокию и Москвину. С их ведома и при их поддержке он выехал для встречи с ленинградским отделением «ЕТБ».
В Ленинграде его ждало экстраординарное событие: на квартиру к члену братства Кондиайну, где остановился Александр Васильевич, неожиданно явились Рикс, Отто и прибывший из столицы Блюмкин. Яков был в состоянии бешенства. Он кричал Барченко, что тот не имеет права разъезжать по стране и предпринимать экспедиции на Восток без его, Блюмкина, санкции, что Барченко должен всецело и полностью в своей исследовательской работе подчиняться его контролю, иначе он пустит его «в мясорубку».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
«Таинственная починка пути встречалась нами и в других пограничных местах», — отметил художник в путевом дневнике. Хотя он знал: ничего таинственного в спешном ремонте не было. Просто переправы, мосты и дороги подготавливались к проходу регулярных войск. Это должен был быть второй поток, который с юга поддержит северную группировку, двигавшуюся по долине реки Сарыкол. Так шла обычная подготовка к наступлению. В противном случае мосты бы разрушали.
Ночь 23 сентября караван встретил у подъема на перевал Караул-даван. В сумерках взошла луна, и неожиданно появился лама-Блюмкин. «Чтобы миновать мост, его провели где-то через поток», — писал Н. Рерих. Осторожность ламы вполне понятна: на мосту британские часовые и их очень интересуют ночные богомольцы, шляющиеся по стратегическим дорогам. Однако лама оставался в лагере всего несколько часов. Вооружившись топором и фонарем, он вновь отправился к пограничным достопримечательностям. «На перевал лама пойдет ночью…» Блюмкин провел скрупулезное обследование участка. Нанес на карту блок-посты, пограничные кордоны, удобные высоты. Уточнил протяженность отдельных участков, степень трудности их преодоления и состояние коммуникаций.
На следующую ночь, 24 сентября, лама снова объявился на стоянке. На этот раз в костюме уроженца Китайского Туркестана мусульманина-купца из Яркенда. И здесь Рерих впервые занес в дневник ошеломившую его подробность: «Оказывается, наш лама говорит по-русски. Он даже знает многих наших друзей».
Что это за общие знакомые? Их, как минимум, двое. Первый — это Агван Доржиев, бывший агент русского Генштаба в окружении Далай-Ламы, затем консультант советской разведки. С ним Рерих познакомился до революции во время отделки и росписи буддийского храма в Санкт-Петербурге. Второй — народный комиссар иностранных дел Чичерин, известный Рериху еще по университету, главный генератор тибетских интриг.
Пораженный всезнанием и болтливостью Блюмкина, Рерих снова записал в дневнике: «Лама сообщает разные многозначительные вещи. Многие из этих вестей нам уже знакомы, но поучительно слышать, как в разных странах преломляется одно и то же обстоятельство. Разные страны как бы под стеклами разных цветов. Еще раз поражаешься мощности и неуловимости организации лам. Вся Азия, как корнями, пронизана этой странствующей организацией». Вот так, удивляясь и восхищаясь своим «ламой», вожди экспедиции дошли до китайской границы и 3 октября уже держали курс на Хотан.
Пройдя с экспедицией Западный Китай, Блюмкин прибыл в Москву в июне 1926 года. Именно Яков, по воспоминаниям Розонель Луначарской, привел Николая Константиновича в гости к наркому просвещения. Она рассказывала потом, как "с
Рерихом было интересно и одновременно жутко, как сидел у них в гостиной этот недобрый колдун с длинной седой бородой, слегка раскосый, похожий на неподвижного китайского мандарина".
Когда 13 июня 1926 года Рерих приехал в Москву, он в тот же день встретился с Бокием. Разговор их был о Шамбале, под которой подразумевался Западный Тибет. Бокий познакомил художника с результатами опытов Барченко. Кроме того, во время своего пребывания в Москве Рерих посещал Ягоду, а также Трилиссера, который консультировался у художника по поводу выдвигавшейся Барченко теории Шамбалы, а также дальнейших планов в связи с религиозно-политическим центром.
Связь «Единого трудового братства» с Рерихом не прерывалась. В 1927 году член братства Королев, отправленный в командировку в Ургу, в письме к Александру Васильевичу делился своими соображениями по поводу пересылки сочинения Рериха «Община»: «Книгу Рериха задержал с отправкой, потому что перед самой отправкой ее выяснил, что почтой посылать ее рискованно, как заграниздание, да еще такого содержания, и что она, вероятнее всего, сгниет в дебрях политконтроля. Тогда я решил ждать удобного случая, чтобы послать вам книгу через Бокия».
Само «ЕТБ» было просоветским и главной своей задачей считало активизацию политики СССР на Востоке.
Впрочем, прошедшего по дорогам Азии Блюмкина беспокоила и судьба экспедиции Барченко. Ситуация с ней выглядела печально. Пока был жив Дзержинский, жила и идея экспедиции в Шамбалу. После интриги Трилиссера, Ягоды и Чичерина летом 1925 года Феликс Эдмундович повел активную атаку против заговора зампредов. Дзержинский заявил Бокию, что уж в этом году экспедиция состоится во что бы то ни стало. Так бы оно и случилось, но 20 июля 1926 года после выступления на пленуме ЦК «железный Феликс» скончался от инфаркта. Такой исход событий похоронил надежды начальника Спецотдела. И хотя место главы ОГПУ занял нейтральный Менжинский — он был фигурой мягкой, внушаемой и не посвященной в тайны экспедиции. Истинную власть узурпировали зампреды, ярые противники этого предприятия.
После некоторых размышлений и попыток пробить экспедицию в новых условиях начальник Спецотдела сообщил Барченко, что, по всей видимости, теперь от их идеи действительно придется отказаться, но что он смог бы профинансировать любую экспедицию ученого в переделах СССР. Например, на Алтай, в интересующие Александра Васильевича районы. Бар-ченко в самом деле влекли те секретные трассы, которыми, по словам патриарха голбешников Никитина, пользовался он и его монахи, пробираясь к таинственной территории. Эта экспедиция состоялась летом. Помимо общих сведений о тайной «тропе голбешников» Барченко успел познакомиться с несколькими местными алтайскими колдунами. Они поразили его своими магическими возможностями, связанными с воздействием на погоду и практикой гипнотических состояний. Экспедиция была кратковременной, и скоро Барченко вернулся в Москву. О своих наблюдениях и находках он рассказал членам «Единого трудового братства» — Бокию и Москвину. С их ведома и при их поддержке он выехал для встречи с ленинградским отделением «ЕТБ».
В Ленинграде его ждало экстраординарное событие: на квартиру к члену братства Кондиайну, где остановился Александр Васильевич, неожиданно явились Рикс, Отто и прибывший из столицы Блюмкин. Яков был в состоянии бешенства. Он кричал Барченко, что тот не имеет права разъезжать по стране и предпринимать экспедиции на Восток без его, Блюмкина, санкции, что Барченко должен всецело и полностью в своей исследовательской работе подчиняться его контролю, иначе он пустит его «в мясорубку».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205