Полиция никогда не поверит в версию несчастного случая, не поверит, что Фрэнни сама позволила себя резать и пытать током. Следы от ножа по всему телу, кровь, изолента — все это выглядело как преднамеренное убийство, как работа психопата, маньяка. Я и хотел, чтобы полиция в это поверила — поверила появлению в городе случайного маньяка.
Слова М. словно плавают по комнате, не сразу доходя до меня. Пожалуй, ему едва не удалось совершить идеальное, нераскрываемое убийство способом, который невозможно обнаружить.
— Откуда ты знал, что вскрытие не покажет смерть от электрошока? — спрашиваю я.
— Я и понятия не имел об этом. Когда во всех газетах напечатали, что причина смерти не определена, мне показалось, будто полиция умышленно скрывает информацию. Я не знал, что это осталось загадкой.
Он не знал!
— Ты вел себя весьма осмотрительно. — Я абсолютно спокойна, и это меня пугает — отчего-то теперь, когда я знаю ответы на все, ну почти на все вопросы, у меня нет никакого желания мстить. Похоже, известие о случайной гибели сестры вызывает у меня разочарование, это не умещается в моем мозгу, все еще не расставшемся с версией о хладнокровном убийстве. — Полиция не нашла твоих отпечатков пальцев, не нашла также твоих волос, волокон ковра, приставших к твоим туфлям. Как тебе это удалось?
— Просто слепое везение. Когда я выходил из дома, начался весенний ливень. — М. снова нервно смеется. — Было холодно, по улицам текли бурные ручьи. Я надел резиновые ботинки и дождевик, которые всегда хранил в гараже, чтобы не тащить в дом грязь, — вот почему на них не было волокон от ковра. А отпечатков пальцев не осталось потому, что я, как только вошел к Фрэнни, первым делом сменил шерстяные перчатки на резиновые. Опять слепое везение — мысль об отпечатках пальцев даже не приходила мне в голову. Когда я наказывал Фрэнни, то всегда надевал резиновые перчатки: это был психологический жест, рассчитанный на то, чтобы ее запугать, заставить вообразить худшее. Но в тот день у меня была еще и другая причина — я знал, что, если она не отступит, мне придется ее резать, и не хотел пачкаться в крови.
Что же касается отсутствия волос, то я не снимал пальто и шляпу, так как рассчитывал зайти всего на несколько минут — просто чтобы ее испугать. Потом, чтобы убедиться, что волос нигде не оставил, я тщательно пропылесосил пол, заменил мешочек для пыли и спрятал его в вещмешок. В последний раз взглянув на Фрэнни, я увидел, что на ее запястье остался медицинский браслет Билли. Не знаю почему, мне захотелось забрать его. Придя домой, я снял всю свою одежду и сложил в вещмешок вместе с остальным — скальпелем, ботинками, перчатками, электрошоковым устройством, мешочком от пылесоса, в общем, я положил туда все, кроме изоленты и браслета, которые зарыл на заднем дворе — не знаю зачем, возможно, оставил на память. От остального я избавился. Лента, которую ты нашла в моем чулане, была из другого мотка, но я сохранил также еще кое-что — ее свитер, очки, серьги, несколько фотографий, видеоленту с Рамо, а когда начал встречаться с тобой, то перенес их на работу. После того как вещественных доказательств не осталось, уже ничто не связывало меня с Фрэнни. Я знал, что в дневнике, который она вела, есть упоминания обо мне, и хотел снять диски с ее компьютера, но затем передумал — это было бы слишком подозрительно, особенно если бы полиция нашла дополнительные копии, спрятанные где-то в ее квартире. Кроме того, маньяк не станет задерживаться, чтобы возиться с компьютером. К тому же там не было ничего опасного для меня — записи свидетельствовали только о том, что я люблю грубый секс и Фрэнни с этим соглашалась.
М. смотрит куда-то в пространство, затем снова поворачивается ко мне.
— Если бы в тот день не было дождя, я бы попал в тюрьму, а не надев шерстяные перчатки, оставил бы отпечатки пальцев на входной двери. Это была единственная гроза за всю весну — на следующий день небо очистилось и выглянуло солнце.
Я киваю в знак того, что усвоила эту информацию.
— Ладно, как насчет деревянной скульптуры, той, которую, по твоим словам, Ян подарил Фрэнни?
— Она куплена в магазине в Сономе. — М. пытается пожать плечами, но из-за наручников это у него не очень получается. — Я хотел, чтобы со мной ты чувствовала себя легко, и мне нужно было выставить Яна виновным, что, как выяснилось, было несложно, совсем несложно. Удачным явилось и то, что он был знаком с Фрэнни: как только ты стала его подозревать, в твоих глазах я оказался вне подозрений.
— А Марк Кирн? М. смеется.
— Тебе следовало больше доверять полиции, Нора. Конечно, они взяли того, кого нужно, — против него были неопровержимые доказательства.
От горящих свечей в комнате становится жарко, мне кажется, что стены ее сдвигаются.
— Ты делал анонимные звонки, посылал мне письма и фотографии, проник в мой дом ночью, когда я спала…
М. кивает, с его лица не сходит самодовольная ухмылка.
— Где ты взял ключ от моего дома?
— Это проще простого, я получил его тем же способом, что и ключ Яна: сделал дубликат в марте, в день, когда подмешал тебе снотворное и обмотал бинтами.
Так у М. все время был ключ от моего дома! А я-то думала, что находилась в безопасности!
— Значит, именно ты едва не сбил меня возле продуктового магазина?
— Нет, — поспешно говорит М. — Этого я не делал. Вероятно, то была просто случайность или кто-то из детей хулиганил. Я никогда не пытался тебе навредить, никогда.
Внезапно меня охватывает усталость. Я откидываю назад волосы и закрываю лицо руками.
— Нора, я не собирался ее убивать, — голос М. звучит почти ласково, — это была нелепая случайность. — Затем раздается вздох, выражающий, однако, отнюдь не сожаление, а лишь нетерпение: дескать, загадка раскрыта, инцидент исчерпан, и надо идти дальше. — Ты, разумеется, понимаешь, почему я не вызвал полицию, — продолжает М. — Они ведь наверняка меня арестовали бы. Спрашивается, почему нелепая случайность должна перечеркнуть всю мою жизнь?
До меня наконец полностью доходит откровенная мерзость его поведения. Реальность возвращается, слова снова приобретают точный смысл.
— Ты убил Фрэнни, — отняв руки от лица, говорю я.
— На твоем месте я отказался бы от нравоучительного тона. — Взгляд М. становится холодным. — Смерть есть смерть: случайная или от аборта — результат все равно один.
— Нет! Неправда! — Мне становится не по себе.
Не обращая внимания на мои возражения, М. не спеша продолжает:
— Ты отняла жизнь, я тоже — мы оба убийцы, Нора, толь ко я совершил убийство случайно, а ты обдуманно. Теперь скажи мне, чья вина больше? Я не знаю. Я чувствую угрызения совести. Мне хотелось бы переиграть тот день, но я не могу этого сделать. И потом, разве можно предвидеть случайность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Слова М. словно плавают по комнате, не сразу доходя до меня. Пожалуй, ему едва не удалось совершить идеальное, нераскрываемое убийство способом, который невозможно обнаружить.
— Откуда ты знал, что вскрытие не покажет смерть от электрошока? — спрашиваю я.
— Я и понятия не имел об этом. Когда во всех газетах напечатали, что причина смерти не определена, мне показалось, будто полиция умышленно скрывает информацию. Я не знал, что это осталось загадкой.
Он не знал!
— Ты вел себя весьма осмотрительно. — Я абсолютно спокойна, и это меня пугает — отчего-то теперь, когда я знаю ответы на все, ну почти на все вопросы, у меня нет никакого желания мстить. Похоже, известие о случайной гибели сестры вызывает у меня разочарование, это не умещается в моем мозгу, все еще не расставшемся с версией о хладнокровном убийстве. — Полиция не нашла твоих отпечатков пальцев, не нашла также твоих волос, волокон ковра, приставших к твоим туфлям. Как тебе это удалось?
— Просто слепое везение. Когда я выходил из дома, начался весенний ливень. — М. снова нервно смеется. — Было холодно, по улицам текли бурные ручьи. Я надел резиновые ботинки и дождевик, которые всегда хранил в гараже, чтобы не тащить в дом грязь, — вот почему на них не было волокон от ковра. А отпечатков пальцев не осталось потому, что я, как только вошел к Фрэнни, первым делом сменил шерстяные перчатки на резиновые. Опять слепое везение — мысль об отпечатках пальцев даже не приходила мне в голову. Когда я наказывал Фрэнни, то всегда надевал резиновые перчатки: это был психологический жест, рассчитанный на то, чтобы ее запугать, заставить вообразить худшее. Но в тот день у меня была еще и другая причина — я знал, что, если она не отступит, мне придется ее резать, и не хотел пачкаться в крови.
Что же касается отсутствия волос, то я не снимал пальто и шляпу, так как рассчитывал зайти всего на несколько минут — просто чтобы ее испугать. Потом, чтобы убедиться, что волос нигде не оставил, я тщательно пропылесосил пол, заменил мешочек для пыли и спрятал его в вещмешок. В последний раз взглянув на Фрэнни, я увидел, что на ее запястье остался медицинский браслет Билли. Не знаю почему, мне захотелось забрать его. Придя домой, я снял всю свою одежду и сложил в вещмешок вместе с остальным — скальпелем, ботинками, перчатками, электрошоковым устройством, мешочком от пылесоса, в общем, я положил туда все, кроме изоленты и браслета, которые зарыл на заднем дворе — не знаю зачем, возможно, оставил на память. От остального я избавился. Лента, которую ты нашла в моем чулане, была из другого мотка, но я сохранил также еще кое-что — ее свитер, очки, серьги, несколько фотографий, видеоленту с Рамо, а когда начал встречаться с тобой, то перенес их на работу. После того как вещественных доказательств не осталось, уже ничто не связывало меня с Фрэнни. Я знал, что в дневнике, который она вела, есть упоминания обо мне, и хотел снять диски с ее компьютера, но затем передумал — это было бы слишком подозрительно, особенно если бы полиция нашла дополнительные копии, спрятанные где-то в ее квартире. Кроме того, маньяк не станет задерживаться, чтобы возиться с компьютером. К тому же там не было ничего опасного для меня — записи свидетельствовали только о том, что я люблю грубый секс и Фрэнни с этим соглашалась.
М. смотрит куда-то в пространство, затем снова поворачивается ко мне.
— Если бы в тот день не было дождя, я бы попал в тюрьму, а не надев шерстяные перчатки, оставил бы отпечатки пальцев на входной двери. Это была единственная гроза за всю весну — на следующий день небо очистилось и выглянуло солнце.
Я киваю в знак того, что усвоила эту информацию.
— Ладно, как насчет деревянной скульптуры, той, которую, по твоим словам, Ян подарил Фрэнни?
— Она куплена в магазине в Сономе. — М. пытается пожать плечами, но из-за наручников это у него не очень получается. — Я хотел, чтобы со мной ты чувствовала себя легко, и мне нужно было выставить Яна виновным, что, как выяснилось, было несложно, совсем несложно. Удачным явилось и то, что он был знаком с Фрэнни: как только ты стала его подозревать, в твоих глазах я оказался вне подозрений.
— А Марк Кирн? М. смеется.
— Тебе следовало больше доверять полиции, Нора. Конечно, они взяли того, кого нужно, — против него были неопровержимые доказательства.
От горящих свечей в комнате становится жарко, мне кажется, что стены ее сдвигаются.
— Ты делал анонимные звонки, посылал мне письма и фотографии, проник в мой дом ночью, когда я спала…
М. кивает, с его лица не сходит самодовольная ухмылка.
— Где ты взял ключ от моего дома?
— Это проще простого, я получил его тем же способом, что и ключ Яна: сделал дубликат в марте, в день, когда подмешал тебе снотворное и обмотал бинтами.
Так у М. все время был ключ от моего дома! А я-то думала, что находилась в безопасности!
— Значит, именно ты едва не сбил меня возле продуктового магазина?
— Нет, — поспешно говорит М. — Этого я не делал. Вероятно, то была просто случайность или кто-то из детей хулиганил. Я никогда не пытался тебе навредить, никогда.
Внезапно меня охватывает усталость. Я откидываю назад волосы и закрываю лицо руками.
— Нора, я не собирался ее убивать, — голос М. звучит почти ласково, — это была нелепая случайность. — Затем раздается вздох, выражающий, однако, отнюдь не сожаление, а лишь нетерпение: дескать, загадка раскрыта, инцидент исчерпан, и надо идти дальше. — Ты, разумеется, понимаешь, почему я не вызвал полицию, — продолжает М. — Они ведь наверняка меня арестовали бы. Спрашивается, почему нелепая случайность должна перечеркнуть всю мою жизнь?
До меня наконец полностью доходит откровенная мерзость его поведения. Реальность возвращается, слова снова приобретают точный смысл.
— Ты убил Фрэнни, — отняв руки от лица, говорю я.
— На твоем месте я отказался бы от нравоучительного тона. — Взгляд М. становится холодным. — Смерть есть смерть: случайная или от аборта — результат все равно один.
— Нет! Неправда! — Мне становится не по себе.
Не обращая внимания на мои возражения, М. не спеша продолжает:
— Ты отняла жизнь, я тоже — мы оба убийцы, Нора, толь ко я совершил убийство случайно, а ты обдуманно. Теперь скажи мне, чья вина больше? Я не знаю. Я чувствую угрызения совести. Мне хотелось бы переиграть тот день, но я не могу этого сделать. И потом, разве можно предвидеть случайность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93