Просто он надеялся прорваться к Юре. Но Олега не пропустили в отделение. Он остался в коридоре, а я вошла, и дверной замок щелкнул за моей спиной.
Не помню, как и куда я шла. Не помню, как выглядели помещения. Я просто шла, не глядя по сторонам, и остановилась, увидев Юру.
Юра лежал на непонятном высоком ложе и был опутан проводами и трубками. Его неподвижное тело напоминало огромную муху, запутавшуюся в гигантской паутине.
Он был без сознания. Прикрытая простыней грудь поднималась редкими толчками.
Я сделала шаг к изголовью и с болью вглядывалась в знакомое лицо. Оно казалось чужим. Бледное, невероятно худое, с черными провалами глазниц. Изо рта и носа куда-то в сторону тянулись тоненькие трубочки-катетеры.
Юра выглядел беспомощным и беззащитным. И еще очень юным.
Я с щемящей болью смотрела на моего спасителя, и во мне зрел протест.
— Юра, не умирай. Слышишь, мальчик? Вернись ко мне. Пожалуйста. Ты нужен мне. Прошу тебя, Юра!
Я прошептала свою просьбу истово, как молитву.
Женщина-фельдшер положила мне на локоть теплую жесткую ладонь и вывела из палаты.
Олег обнял меня, и я уткнулась лицом ему в плечо.
Мы постояли так какое-то время, и я услышала голос фельдшера:
— Не плачьте, женщина. Может, еще выкарабкается ваш парнишка. Я здесь за двадцать лет чудес навидалась. Да и доктор говорит: «Раз до сих пор не помер…»
* * *
Прищурив яркие глаза, полковник Ершов в упор, не скрываясь, разглядывал меня.
Я, в свою очередь, разглядывала полковника. Посмотреть было на что.
Сидящий передо мной мужчина оказался победительно-красив. Темные горячие раскосые глаза, нос без изъяна, смуглая гладкая кожа и неожиданно нежные, пухлые, слегка надутые губы. Над высоким лбом копна жестких волос «перец с солью». Стройная шея, широкие плечи, сильные руки.
Вот это экземпляр! Не ожидала встретить такого в МУРе. Вообще не верила, что подобные водятся в живой природе.
На первый взгляд я определила его возраст в районе сорока, приглядевшись, поняла — ближе к пятидесяти.
Наглядевшись на меня и, очевидно, составив обо мне мнение, полковник скучным, но приятного тембра голосом задал мне стандартные вопросы.
И получил стандартные ответы.
Покончив с рутиной, Ершов отложил ручку и немного отодвинулся от стола.
Я поняла, что настало время «неформальной беседы». Все повадки моего собеседника выдавали в нем большого «знатока» женской души. И похоже, его жизненный опыт приучил полковника относиться к своей внешности как к беспроигрышному аргументу в дискуссиях с дамами (особенно предпенсионного возраста).
Я позволила себе расслабиться, когда полковник начал разговор в манере «крутого интеллигента» (если такие возможны).
— Вы по-прежнему утверждаете, что в Куликова стрелял именно этот человек?
Ершов повернул ко мне фотографию, лежащую перед ним. Я взглянула на нее и кивнула.
— Вы знакомы с ним?
Я снова кивнула. Полковник едва заметно поморщился, недовольный моим немногословием.
— Как давно?
Пришлось открыть рот. Можно было, конечно, показать на пальцах, но я решила заговорить:
— Менее двух месяцев.
Полковник обрадовался, услышав мой голос, и поспешил использовать согласие говорить.
— Где и при каких обстоятельствах вы познакомились?
— В Женеве. Совершенно случайно.
— Как в дальнейшем развивались ваши отношения?
— Никак. Отношений просто не случилось.
— И тем не менее вы уверены, что в Куликова стрелял именно он.
— Уверена. Стрелял именно он, но не в Куликова, а в меня. Юра меня прикрыл.
— Почему?
— Потому что охранять меня — его работа. Юра — профессионал.
— Нет, почему этот человек стрелял в вас?
— Вы полагаете — я это знаю?
— Уверен.
— А я не уверена. Хотя предположения у меня есть.
— Поделитесь со мной?
— Пожалуй.
Я помолчала, собираясь с мыслями. Мой взгляд устремился внутрь меня, туда, где складировались воспоминания о похищении. Глаза же невидяще уставились на графин с водой, стоящий на углу стола.
Я настолько глубоко задумалась, что вздрогнула, когда Ершов неожиданно встал и, с графином в одной руке и стаканом в другой, начал огибать стол.
Он оказался очень высоким, гораздо выше, чем я себе вообразила. Двигался он резко, каждым движением демонстрируя скрытую силу.
Встав передо мной, полковник налил полстакана воды и протянул мне. Я, запрокинув голову, ошарашенно смотрела на длинную руку с не очень чистым стаканом в ней.
Он что, с ума сошел? Предлагать мне теплую некипяченую воду в общественном стакане…
Я была шокирована и не собиралась этого скрывать.
Глаза полковника хищно блеснули, он вернул графин на место и присел на край стола, держа стакан по-прежнему в руке.
Его обтянутое светлыми брюками колено покачивалось в полуметре от моего носа. Мне стало смешно.
Методы полковника Ершова никак нельзя назвать традиционными.
Видимо, по его расчетам, столь опасная близость с его мужественным телом должна была деморализовать меня.
Я решила не разочаровывать великого психолога и задержала на лице обиженно-оторопелое выражение.
— Я слушаю вас, — напомнил о себе полковник, качнул ногой и отпил из предназначенного мне стакана.
Вообще-то я люблю следить за реакцией собеседника, для чего во время разговора смотрю ему в лицо.
В данном случае от этой привычки пришлось отказаться. Полковник был настолько высок, что видеть его лицо я могла, только сильно запрокинув голову.
Но это, во-первых, неудобно, а во-вторых, некрасиво.
Я решила отнестись к нашему разговору как к телефонному, то есть определять реакцию собеседника только по его репликам, сопению и ритму дыхания. Для полного антуража я села так, чтобы видеть телефонный аппарат.
— Человек с фотографии мне известен как Влад.
Фамилию свою он мне не называл, но я случайно слышала что-то вроде Прохорова или Прохоренко. Он работает на конкурента моего мужа в Риге.
Я сказала то, что полковнику по идее должно было быть известно из рапорта капитана, допросившего меня сразу «по горячим следам». Тем не менее он довольно натурально удивился:
— Конкурента? Это интересно. Какие у вашего мужа дела в Риге?
— Ну вообще-то такие вопросы как-то не принято задавать. Но вам я отвечу. Никаких. Речь идет о крупном международном заказе. На него претендовали мой муж и хозяин Влада. Получил заказ господин Скоробогатов. Это стало известно накануне покушения.
— Стрелять из-за заказа?
— Задействованы десятки миллионов долларов, Убивают и за меньшее.
Я была терпелива, разъясняя очевидное. Полковник зашел с другой стороны:
— Почему стреляли в вас?
— А в кого надо?
— Ни в кого не надо.
Ершов поерзал на краешке стола. Я перевела взгляд на его колено. Мужской голос повторил мне в макушку:
— Ни в кого не надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Не помню, как и куда я шла. Не помню, как выглядели помещения. Я просто шла, не глядя по сторонам, и остановилась, увидев Юру.
Юра лежал на непонятном высоком ложе и был опутан проводами и трубками. Его неподвижное тело напоминало огромную муху, запутавшуюся в гигантской паутине.
Он был без сознания. Прикрытая простыней грудь поднималась редкими толчками.
Я сделала шаг к изголовью и с болью вглядывалась в знакомое лицо. Оно казалось чужим. Бледное, невероятно худое, с черными провалами глазниц. Изо рта и носа куда-то в сторону тянулись тоненькие трубочки-катетеры.
Юра выглядел беспомощным и беззащитным. И еще очень юным.
Я с щемящей болью смотрела на моего спасителя, и во мне зрел протест.
— Юра, не умирай. Слышишь, мальчик? Вернись ко мне. Пожалуйста. Ты нужен мне. Прошу тебя, Юра!
Я прошептала свою просьбу истово, как молитву.
Женщина-фельдшер положила мне на локоть теплую жесткую ладонь и вывела из палаты.
Олег обнял меня, и я уткнулась лицом ему в плечо.
Мы постояли так какое-то время, и я услышала голос фельдшера:
— Не плачьте, женщина. Может, еще выкарабкается ваш парнишка. Я здесь за двадцать лет чудес навидалась. Да и доктор говорит: «Раз до сих пор не помер…»
* * *
Прищурив яркие глаза, полковник Ершов в упор, не скрываясь, разглядывал меня.
Я, в свою очередь, разглядывала полковника. Посмотреть было на что.
Сидящий передо мной мужчина оказался победительно-красив. Темные горячие раскосые глаза, нос без изъяна, смуглая гладкая кожа и неожиданно нежные, пухлые, слегка надутые губы. Над высоким лбом копна жестких волос «перец с солью». Стройная шея, широкие плечи, сильные руки.
Вот это экземпляр! Не ожидала встретить такого в МУРе. Вообще не верила, что подобные водятся в живой природе.
На первый взгляд я определила его возраст в районе сорока, приглядевшись, поняла — ближе к пятидесяти.
Наглядевшись на меня и, очевидно, составив обо мне мнение, полковник скучным, но приятного тембра голосом задал мне стандартные вопросы.
И получил стандартные ответы.
Покончив с рутиной, Ершов отложил ручку и немного отодвинулся от стола.
Я поняла, что настало время «неформальной беседы». Все повадки моего собеседника выдавали в нем большого «знатока» женской души. И похоже, его жизненный опыт приучил полковника относиться к своей внешности как к беспроигрышному аргументу в дискуссиях с дамами (особенно предпенсионного возраста).
Я позволила себе расслабиться, когда полковник начал разговор в манере «крутого интеллигента» (если такие возможны).
— Вы по-прежнему утверждаете, что в Куликова стрелял именно этот человек?
Ершов повернул ко мне фотографию, лежащую перед ним. Я взглянула на нее и кивнула.
— Вы знакомы с ним?
Я снова кивнула. Полковник едва заметно поморщился, недовольный моим немногословием.
— Как давно?
Пришлось открыть рот. Можно было, конечно, показать на пальцах, но я решила заговорить:
— Менее двух месяцев.
Полковник обрадовался, услышав мой голос, и поспешил использовать согласие говорить.
— Где и при каких обстоятельствах вы познакомились?
— В Женеве. Совершенно случайно.
— Как в дальнейшем развивались ваши отношения?
— Никак. Отношений просто не случилось.
— И тем не менее вы уверены, что в Куликова стрелял именно он.
— Уверена. Стрелял именно он, но не в Куликова, а в меня. Юра меня прикрыл.
— Почему?
— Потому что охранять меня — его работа. Юра — профессионал.
— Нет, почему этот человек стрелял в вас?
— Вы полагаете — я это знаю?
— Уверен.
— А я не уверена. Хотя предположения у меня есть.
— Поделитесь со мной?
— Пожалуй.
Я помолчала, собираясь с мыслями. Мой взгляд устремился внутрь меня, туда, где складировались воспоминания о похищении. Глаза же невидяще уставились на графин с водой, стоящий на углу стола.
Я настолько глубоко задумалась, что вздрогнула, когда Ершов неожиданно встал и, с графином в одной руке и стаканом в другой, начал огибать стол.
Он оказался очень высоким, гораздо выше, чем я себе вообразила. Двигался он резко, каждым движением демонстрируя скрытую силу.
Встав передо мной, полковник налил полстакана воды и протянул мне. Я, запрокинув голову, ошарашенно смотрела на длинную руку с не очень чистым стаканом в ней.
Он что, с ума сошел? Предлагать мне теплую некипяченую воду в общественном стакане…
Я была шокирована и не собиралась этого скрывать.
Глаза полковника хищно блеснули, он вернул графин на место и присел на край стола, держа стакан по-прежнему в руке.
Его обтянутое светлыми брюками колено покачивалось в полуметре от моего носа. Мне стало смешно.
Методы полковника Ершова никак нельзя назвать традиционными.
Видимо, по его расчетам, столь опасная близость с его мужественным телом должна была деморализовать меня.
Я решила не разочаровывать великого психолога и задержала на лице обиженно-оторопелое выражение.
— Я слушаю вас, — напомнил о себе полковник, качнул ногой и отпил из предназначенного мне стакана.
Вообще-то я люблю следить за реакцией собеседника, для чего во время разговора смотрю ему в лицо.
В данном случае от этой привычки пришлось отказаться. Полковник был настолько высок, что видеть его лицо я могла, только сильно запрокинув голову.
Но это, во-первых, неудобно, а во-вторых, некрасиво.
Я решила отнестись к нашему разговору как к телефонному, то есть определять реакцию собеседника только по его репликам, сопению и ритму дыхания. Для полного антуража я села так, чтобы видеть телефонный аппарат.
— Человек с фотографии мне известен как Влад.
Фамилию свою он мне не называл, но я случайно слышала что-то вроде Прохорова или Прохоренко. Он работает на конкурента моего мужа в Риге.
Я сказала то, что полковнику по идее должно было быть известно из рапорта капитана, допросившего меня сразу «по горячим следам». Тем не менее он довольно натурально удивился:
— Конкурента? Это интересно. Какие у вашего мужа дела в Риге?
— Ну вообще-то такие вопросы как-то не принято задавать. Но вам я отвечу. Никаких. Речь идет о крупном международном заказе. На него претендовали мой муж и хозяин Влада. Получил заказ господин Скоробогатов. Это стало известно накануне покушения.
— Стрелять из-за заказа?
— Задействованы десятки миллионов долларов, Убивают и за меньшее.
Я была терпелива, разъясняя очевидное. Полковник зашел с другой стороны:
— Почему стреляли в вас?
— А в кого надо?
— Ни в кого не надо.
Ершов поерзал на краешке стола. Я перевела взгляд на его колено. Мужской голос повторил мне в макушку:
— Ни в кого не надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62