Если не задержать, восстание подавят японцы. Все же нужно
было собраться, и чтоб один сказал и все подтвердили:
- Итти...
- Японец больше воевать не хочет, - добавил Вершинин, слезая с ходка.
Син-Бин-У влез на ходок и долго, будто выпуская изо рта цветную и не-
понятно шебурчащую бумажную ленту, говорил: почему нужно сегодня задер-
жать бронепоезд.
Между выкрашенных под золото и красную медь осенних деревьев натяну-
лось грязное, пахнущее землей, полотно из мужицких тел. Полотно гудело.
И было непонятно - не то сердито, не то радостно гудит оно от слов чело-
вечков, говорящих с телеги.
- Голосовать, что ли? - спросил толстый секретарь штаба.
Вершинин ответил:
- Обожди. Не орали еще.
Зеленобородый старик с выцветшими, распаренными глазами, расправляя
рубаху на животе, словно к его животу хотели прикладываться, шипел исс-
тупленно Вершинину:
- А ты от Бога куда идешь, а?
- Окстись ты, дед!
- Бога ведь рушишь. Я знаю! Никола угодник являлся - больше, грит,
рыбы в море не будет. Не даст. А ты пошто народ бунтуешь?.. Мне избу на-
до ладить, а ты у меня всех работников забрал.
- Сожгет японец избу-то!
- Японца я знаю, - торопливо, обливая слюной бороду, бормотал старик,
- японец хочет, чтоб в его веру перешли. Ну, а народ-то - пень: не пони-
мат. А нам от греха дальше, взять да согласиться, чорт с ним - втишь-то
можно... свому Богу... Никола-то свому не простит, а японца завсегда на-
дуть можна...
Старик тряс головой, будто пробивая какую-то темную стену, и слова,
которые он говорил, видно было, тяжело рождены им, а Вершинину они были
не нужны.
А он, выливая через слабые губы, как через проржавленное ведро влагу,
опять начал бормотать свое.
- Уйди! - сказал грубо Вершинин. - Чего лезешь в ноздрю с богами сво-
ими? Подумаешь... Абы жизнь была - богов выдумают...
- Ты не хулись, ирод, не хулись!..
Окорок сказал со злобою:
- Дай ему, Егорыч, стерве, в зубы! Провокатеры тиковые!
Вскочив на ходок, Окорок закричал, разглаживая слова:
- Ну, так вы как, товарищи?.. галисовать, что ли?..
- Голосуй! - отвечал кто-то робко из толпы.
Мужики загудели:
- Валяй!..
- Чаво мыслить-то!..
- Жарь, Васька!
Когда проголосовали уже, решив итти на броневик, влево, далеко над
лесом послышался неровный гул, похожий на срыв в падь скалы. Мохнатым,
громадным веником выбросило в небо дым.
Толстый секретарь снял шапку и по протокольному сказал мужикам:
- Это штаб постановил - через Мукленку мост наши взорвали. Поезд,
значит, все равно не выскочит к городу. Наши-то сгибли, поди, - пяте-
ро...
Мужики сняли шапки, перекрестились за упокой. Пошли через лес к же-
лезнодорожной насыпи, окапываться.
Вершинин прошел по кустарнику к насыпи, поднялся кверху и, крепко
поставив, будто пришив ноги между шпал на землю, долго глядел в даль
блестящих стальных полос, на запад.
- Чего ты? - спросил Знобов.
Вершинин отвернулся и, спускаясь с насыпи, сказал:
- Будут же после нас люди хорошо жить?
- Ну?
- Вот и все.
Знобов развел пальцами усы и сказал с удовольствием:
- Это - их дело.
II.
Бритый, коротконогий человек лег грудью на стол, - похоже, что ноги
его не держат, - и хрипло говорил:
- Нельзя так, товарищ Пеклеванов: ваш ревком совершенно не считается
с мнением Совета Союзов. Выступление преждевременно.
Один из сидевших в углу на стуле рабочий сказал желчно:
- Японцы объявили о сохранении ими нейтралитета. Не будем же мы
ждать, когда они на острова уберутся. Власть должна быть в наших руках,
тогда они скорее уйдут.
Коротконогий человек доказывал:
- Совет Союзов, товарищи, зла не желает, можно бы обождать...
- Когда японцы выдвинут еще кого-нибудь.
- Пойдут опять усмирять мужиков?
- Ждали достаточно!
Собрание волновалось. Пеклеванов, отхлебывая чай, успокаивал:
- А вы тише, товарищи.
Коротконогий представитель Совета Союзов протестовал:
- Вы не считаетесь с моментом. Правда, крестьяне настроены фанатично,
но... Вы уже послали агитаторов по уезду, крестьяне идут на город, япон-
цы нейтралитетствуют... Правда!.. Вершинин пусть даже бронепоезд задер-
жит, и все же восстания у вас не будет.
- Покажите ему!
- Это - демагогия!..
- Прошу слова!..
- Товарищи!
Пеклеванов поднялся, вытащил из портфеля бумажду и, краснея, прочи-
тал:
- Разрешите огласить следующее: "По постановлению Совета Народных Ко-
миссаров Сибири - восстание назначено на 12 часов дня 16-го сентября
1919 года. Начальный пункт восстания - казармы Артиллерийского дивизио-
на... По сигналу... Совет Народных..."
Уходя, коротконогий человек сказал Пеклеванову:
- За нами следят! Вы осторожнее... И матроса напрасно в уезд команди-
ровали.
- А что?
- Взболтанный человек: бог знает чего может наговорить! Надо людей
сейчас осмотрительно выбирать.
- Мужиков он знает хорошо, - сказал Пеклеванов.
- Мужиков никто не знает. Человек он воздушный, а воздушность на них,
правда, действует здорово. Все же... На митинг поедете?
- Куда?
- Судостроительный завод. Рабочие хотят вас видеть.
Пеклеванов покраснел.
Коротконогий подошел к нему вплотную и тихо в лицо сказал:
- Мне вас жалко. А без вас они выступать не хотят. Не верят они сло-
вам, в человека уверить хотят. Следят... контр-разведка... Расстреляют
при поимке - а видеть хотят. Дескать, с нами ли? Напрасно затеваете.
Пеклеванов вытер потный, веснущатый лоб, сунул маленькие руки в кар-
маны короткополого пиджака и прошелся по комнате. Коротконогий следил за
ним из-под выпуклых очков.
- Сентиментальность, - сказал Пеклеванов, - ничего не будет!
Коротконогий вздохнул:
- Как хотите. Значит заехать за вами?
- Когда?
Пеклеванов покраснел сильнее и подумал:
"А он за себя трусит".
И от этой мысли совсем растерялся, даже руки задрожали.
- А хотя мне все равно. Когда хотите!
Вечером коротконогий подъехал к палисаднику и ждал... Через кустарник
видна была его соломенная шляпа и усы, желтоватые, подстриженные, похо-
жие на зубную щеточку. Фыркала лошадь.
Жена Пеклеванова плакала. У ней были острые зубы и очень румяное ли-
цо. Слезы на нем были не нужны, неприятно их было видеть на розовых ще-
ках и мягком подбородке.
- Измотал ты меня. Каждый день жду - арестуют... Бог знает потом...
Хоть бы одно!.. Не ходи!..
Она бегала по комнате, потом подскочила к двери и ухватилась за руч-
ку, просила:
- Не пущу... Кто мне потом тебя возвратит, когда расстреляют? Партия?
Ревком? Наплевать мне на их всех, идиотов!
- Маня! Ждет же Семенов.
- Мерзавец он, и больше никто. Не пущу, тебе говорят, не хочу!
Ну-у?..
Пеклеванов оглянулся, подошел к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
было собраться, и чтоб один сказал и все подтвердили:
- Итти...
- Японец больше воевать не хочет, - добавил Вершинин, слезая с ходка.
Син-Бин-У влез на ходок и долго, будто выпуская изо рта цветную и не-
понятно шебурчащую бумажную ленту, говорил: почему нужно сегодня задер-
жать бронепоезд.
Между выкрашенных под золото и красную медь осенних деревьев натяну-
лось грязное, пахнущее землей, полотно из мужицких тел. Полотно гудело.
И было непонятно - не то сердито, не то радостно гудит оно от слов чело-
вечков, говорящих с телеги.
- Голосовать, что ли? - спросил толстый секретарь штаба.
Вершинин ответил:
- Обожди. Не орали еще.
Зеленобородый старик с выцветшими, распаренными глазами, расправляя
рубаху на животе, словно к его животу хотели прикладываться, шипел исс-
тупленно Вершинину:
- А ты от Бога куда идешь, а?
- Окстись ты, дед!
- Бога ведь рушишь. Я знаю! Никола угодник являлся - больше, грит,
рыбы в море не будет. Не даст. А ты пошто народ бунтуешь?.. Мне избу на-
до ладить, а ты у меня всех работников забрал.
- Сожгет японец избу-то!
- Японца я знаю, - торопливо, обливая слюной бороду, бормотал старик,
- японец хочет, чтоб в его веру перешли. Ну, а народ-то - пень: не пони-
мат. А нам от греха дальше, взять да согласиться, чорт с ним - втишь-то
можно... свому Богу... Никола-то свому не простит, а японца завсегда на-
дуть можна...
Старик тряс головой, будто пробивая какую-то темную стену, и слова,
которые он говорил, видно было, тяжело рождены им, а Вершинину они были
не нужны.
А он, выливая через слабые губы, как через проржавленное ведро влагу,
опять начал бормотать свое.
- Уйди! - сказал грубо Вершинин. - Чего лезешь в ноздрю с богами сво-
ими? Подумаешь... Абы жизнь была - богов выдумают...
- Ты не хулись, ирод, не хулись!..
Окорок сказал со злобою:
- Дай ему, Егорыч, стерве, в зубы! Провокатеры тиковые!
Вскочив на ходок, Окорок закричал, разглаживая слова:
- Ну, так вы как, товарищи?.. галисовать, что ли?..
- Голосуй! - отвечал кто-то робко из толпы.
Мужики загудели:
- Валяй!..
- Чаво мыслить-то!..
- Жарь, Васька!
Когда проголосовали уже, решив итти на броневик, влево, далеко над
лесом послышался неровный гул, похожий на срыв в падь скалы. Мохнатым,
громадным веником выбросило в небо дым.
Толстый секретарь снял шапку и по протокольному сказал мужикам:
- Это штаб постановил - через Мукленку мост наши взорвали. Поезд,
значит, все равно не выскочит к городу. Наши-то сгибли, поди, - пяте-
ро...
Мужики сняли шапки, перекрестились за упокой. Пошли через лес к же-
лезнодорожной насыпи, окапываться.
Вершинин прошел по кустарнику к насыпи, поднялся кверху и, крепко
поставив, будто пришив ноги между шпал на землю, долго глядел в даль
блестящих стальных полос, на запад.
- Чего ты? - спросил Знобов.
Вершинин отвернулся и, спускаясь с насыпи, сказал:
- Будут же после нас люди хорошо жить?
- Ну?
- Вот и все.
Знобов развел пальцами усы и сказал с удовольствием:
- Это - их дело.
II.
Бритый, коротконогий человек лег грудью на стол, - похоже, что ноги
его не держат, - и хрипло говорил:
- Нельзя так, товарищ Пеклеванов: ваш ревком совершенно не считается
с мнением Совета Союзов. Выступление преждевременно.
Один из сидевших в углу на стуле рабочий сказал желчно:
- Японцы объявили о сохранении ими нейтралитета. Не будем же мы
ждать, когда они на острова уберутся. Власть должна быть в наших руках,
тогда они скорее уйдут.
Коротконогий человек доказывал:
- Совет Союзов, товарищи, зла не желает, можно бы обождать...
- Когда японцы выдвинут еще кого-нибудь.
- Пойдут опять усмирять мужиков?
- Ждали достаточно!
Собрание волновалось. Пеклеванов, отхлебывая чай, успокаивал:
- А вы тише, товарищи.
Коротконогий представитель Совета Союзов протестовал:
- Вы не считаетесь с моментом. Правда, крестьяне настроены фанатично,
но... Вы уже послали агитаторов по уезду, крестьяне идут на город, япон-
цы нейтралитетствуют... Правда!.. Вершинин пусть даже бронепоезд задер-
жит, и все же восстания у вас не будет.
- Покажите ему!
- Это - демагогия!..
- Прошу слова!..
- Товарищи!
Пеклеванов поднялся, вытащил из портфеля бумажду и, краснея, прочи-
тал:
- Разрешите огласить следующее: "По постановлению Совета Народных Ко-
миссаров Сибири - восстание назначено на 12 часов дня 16-го сентября
1919 года. Начальный пункт восстания - казармы Артиллерийского дивизио-
на... По сигналу... Совет Народных..."
Уходя, коротконогий человек сказал Пеклеванову:
- За нами следят! Вы осторожнее... И матроса напрасно в уезд команди-
ровали.
- А что?
- Взболтанный человек: бог знает чего может наговорить! Надо людей
сейчас осмотрительно выбирать.
- Мужиков он знает хорошо, - сказал Пеклеванов.
- Мужиков никто не знает. Человек он воздушный, а воздушность на них,
правда, действует здорово. Все же... На митинг поедете?
- Куда?
- Судостроительный завод. Рабочие хотят вас видеть.
Пеклеванов покраснел.
Коротконогий подошел к нему вплотную и тихо в лицо сказал:
- Мне вас жалко. А без вас они выступать не хотят. Не верят они сло-
вам, в человека уверить хотят. Следят... контр-разведка... Расстреляют
при поимке - а видеть хотят. Дескать, с нами ли? Напрасно затеваете.
Пеклеванов вытер потный, веснущатый лоб, сунул маленькие руки в кар-
маны короткополого пиджака и прошелся по комнате. Коротконогий следил за
ним из-под выпуклых очков.
- Сентиментальность, - сказал Пеклеванов, - ничего не будет!
Коротконогий вздохнул:
- Как хотите. Значит заехать за вами?
- Когда?
Пеклеванов покраснел сильнее и подумал:
"А он за себя трусит".
И от этой мысли совсем растерялся, даже руки задрожали.
- А хотя мне все равно. Когда хотите!
Вечером коротконогий подъехал к палисаднику и ждал... Через кустарник
видна была его соломенная шляпа и усы, желтоватые, подстриженные, похо-
жие на зубную щеточку. Фыркала лошадь.
Жена Пеклеванова плакала. У ней были острые зубы и очень румяное ли-
цо. Слезы на нем были не нужны, неприятно их было видеть на розовых ще-
ках и мягком подбородке.
- Измотал ты меня. Каждый день жду - арестуют... Бог знает потом...
Хоть бы одно!.. Не ходи!..
Она бегала по комнате, потом подскочила к двери и ухватилась за руч-
ку, просила:
- Не пущу... Кто мне потом тебя возвратит, когда расстреляют? Партия?
Ревком? Наплевать мне на их всех, идиотов!
- Маня! Ждет же Семенов.
- Мерзавец он, и больше никто. Не пущу, тебе говорят, не хочу!
Ну-у?..
Пеклеванов оглянулся, подошел к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18