14
Они проснулись, крепко обнимая друг друга; на часах мерцало 12:39.
— Я люблю тебя, Крис. Прижми меня.
— Ты не устала?
— М-м... Но я так проголодалась, что не могу спать.
— Хочешь есть?
Она поцеловала его в губы.
— Хочу тебя.
Сердце у него забилось быстрее. Целуя Рут, Крис поднял ее ночную рубашку повыше, до самых грудей, которые становились тверже и круглее в прохладном воздухе. Он поцеловал каждую грудь и провел языком по набухающим соскам.
— Ох... — Она прижала его голову к голой груди. — Делай со мной, что хочешь. Сейчас.
* * *
Дэвид сидел на кровати, тер глаза кулачками и зевал. Наверно, очень поздно. Не слышно ни телевизора, ни голосов, значит, мама и папа в постели.
Он оглядел комнату, привыкая к темноте. Ой, нет. Безголовый мальчик снова был там, у стены.
Дэвид надавил костяшками пальцев на глаза.
Ему хотелось закричать. Но папа рассердится, если его поднять из постели в такой час. Он войдет и скажет: «Дэвид, сколько раз тебе можно повторять? Это всего лишь ночная рубашка. Сними ее, если она тебя пугает».
Она всегда его пугала. Безголовый мальчик. Темная горбатая фигурка. Дэвид набрался смелости и покосился на нее.
Да-а-а-а...
Она приближалась.
Он рванулся из-под стеганого одеяла и встал. Ухитрившись закрыть оба глаза одной рукой, вытянув вторую, шагнул вперед.
Безголовый мальчик, я тебе не дамся. Безголовый мальчик, что с тобой стряслось? Услышал смешную шутку? И смеялся так, что отвалилась голова? Ха! Ха!
Дэвид повторял про себя всякий вздор, чтобы не позволить воображению нарисовать слишком жуткие картины.
Безголовые мальчики — такие ослы...
У них нет ушей, и очки...
Все еще загораживаясь ладошкой от фигуры, Дэвид дотянулся до ночной рубашки.
И схватился за что-то гладкое и холодное.
Его мозг тут же сказал: МОКРОЕ.
Мокрый безголовый мальчик из глубокого синего моря.
Хочу поцеловать Дэвида; если ты сможешь найти мой рот.
Не должно быть холодным и гладким.
«Это просто стена», — подумал он с облегчением. Стены фургона из пластика.
Его рука, скользнув влево, поймала ночную рубашку и сорвала ее с крючка. Безголовый мальчик сразу стал дрянной старой ночной рубашкой, которую он все равно никогда не надевал. Скомкав рубашку, Дэвид швырнул ее в угол спальни и снова прыгнул в постель, уставившись в темный потолок.
Но сразу же резко сел на кровати. Ему послышался какой-то звук. Кажется, он исходил из стены фургона прямо позади головы. Дэвид напряженно думал.
По ту сторону стены нет никаких комнат. Звук раздавался снаружи.
Вот снова — мягкий скрип, словно что-то скользит по булыжнику двора.
Над кроватью было занавешенное окно. Все что требуется — встать на колени и выглянуть во двор.
Дэвид поднялся. Отодвинул шторку.
— Ой, Крис... Что ты со мной делаешь? Ух...
Он почувствовал, как руки жены обвили его голову и крепко прижали.
Он ощущал ее запах, ее вкус. Хотелось сжать ее так сильно, чтобы сплавиться в единое существо.
— Это прекрасно. Ох, сильнее... Не бойся... Мне не больно — ах... М-м... Сильней... Не надо... О да.
Его дыхание стало прерывистым, а сердце превратилось в мощный механический насос. Да. Он чувствовал себя невероятно могучим, огромным колоссом, нависшим над нею, способным заставить эту женщину кричать или грызть кулаки в исступленном восторге. Она принадлежала ему; она готова на все.
Рут, задыхаясь, бормотала:
— Ох... Как хорошо, как хорошо... Ой, ты сломаешь меня... Сломаешь пополам...
Механический насос победил. Он схватил ее, чувствуя горлом ее горячие всхлипывания. Мотор внутри стучал и стучал. Что бы теперь ни произошло, к нему это не будет иметь никакого отношения.
* * *
Первое, что увидел Дэвид, отдернув занавеску, было лицо.
Он широко раскрыл глаза.
Лицо широко раскрыло глаза.
Он разинул рот.
Лицо тоже разинуло рот. У него были крупные белые зубы с отчетливой щелью спереди.
Он улыбнулся. Постучал по стеклу. Лицо улыбнулось в ответ.
«Ат-ра-женье... Ат-ра-женье».
Дэвид выглянул во двор, залитый холодными лунными лучами. Свет серебрил контейнеры, которые папе предстояло завтра утром заполнить мусором.
Через открытые ворота было видно, как, мерцая и пенясь, перекатываются через насыпь волны.
Прилив. Морской форт снова превратился в маленький остров.
Сегодня ночью море местами казалось черным. Немного похоже на черносмородиновое варенье.
Что-то возникло на поверхности воды. И сразу же исчезло. Дэвид подался вперед, прижавшись носом к холодному стеклу. В воде кто-то шевелился. Может, тюлени, о которых рассказывал папа?
Мальчик всматривался изо всех сил, уверенный, что они снова покажутся.
* * *
— Крис... — задыхаясь и всхлипывая, шептала Рут. — Не останавливайся. Не останавливайся.
Ее ногти больно впились ему в шею; ноги туго обвили его, пятки ритмично надавливали на спину.
Никогда раньше он не занимался любовью так, как сейчас. Ее необузданная страсть лишь сильнее воспламеняла Криса. Их тела сцепились, и Рут обеими руками удерживала их вместе, словно отчаянно пыталась заставить его так глубоко проникнуть внутрь себя, чтобы они навсегда слились в одно — подобно двум фигуркам, вылепленным из влажной глины, которые сминают, дабы создать новую форму. Крис задыхался. Он неистово целовал ее; соль на ее груди щипала ему язык. Уже не существовало ни морского форта, ни моря, ни побережья, ни Мэнсхеда, ни страны, ни мира, ни вселенной. Только они вдвоем, сопрягшиеся, соединившиеся в единое пульсирующее существо. Мощные удары сердца грохотали у него в ушах. Все быстрее и быстрее.
Он больше не чувствовал движений собственного тела. Оно ему не принадлежало. Оно двигалось все скорее, как механический молот, безо всякой устали; выбивало старинный ритм, древний, как сама жизнь.
Рут плотоядно укусила его в шею. Неземной сладости боль — желанная; Крису хотелось, чтобы она пронзила его тело с головы до пят. Внутри все взорвалось.
Она прохрипела:
— Давай. Сейчас... Разорви меня! А!
* * *
Дэвид выглянул наружу. Там, прямо посередине насыпи, был...
Мальчик в изумлении отпрянул. Он не ожидал этого. От испуга закрыл лицо руками. В какой-то миг ему захотелось закричать. Но в последние дни он старался быть смелым.
Может, это... может, это просто...
Медленно, лишь чтобы посмотреть через них, он немного раздвинул пальцы.
На насыпи, прямо за воротами, стоял мужчина.
Однако было в нем что-то необычное.
Белое лицо. Очень, очень белое лицо.
И этот человек с белым лицом пристально смотрел на Дэвида, глядящего из окна.
Вот тогда у него и возникло сильнейшее ощущение, будто мужчина хочет, чтобы Дэвид подошел к нему. Словно тебя позвали мама или папа — просто чувствуешь, что должен это сделать.
Должен.
Но Дэвиду не разрешалось одному выходить ночью из фургона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71