.. Но бывают же
чудеса? Бесспорно. И вот, когда я буду умирать в Мессине, на
смертном одре меня посетит мысль: в тот вечер в Париже тебе
было явлено чудо, а ты закрыл глаза!.. Это было бы не слишком
приятно, Бальдини! Пусть уж этот дурак прольет на стол пару
капель розового масла и мускусной настойки, ты бы тоже их
пролил, если б тебя еще действительно интересовали духи от
Пелисье. И что значит несколько капель - да, дорогих, весьма,
весьма дорогих - по сравнению с надежностью знаний и спокойной
старостью?
- Послушай! - сказал он нарочито строгим тоном. -
Послушай! Я... кстати, как тебя зовут?
- Гренуй, - сказал Гренуй. - Жак-Батист Гренуй!
- Ага, - сказал Бальдини. - Итак, послушай, Жан-Батист
Гренуй! Я передумал. Ты получишь возможность теперь же,
немедленно, на деле доказать свое утверждение. Одновременно
тебе тем самым предоставится случай путем скандального провала
научиться скромности, каковая добродетель в твоем юном возрасте
- и это простительно - еще вряд ли развитая - есть непременная
предпосылка твоего дальнейшего преуспевания как члена цеха, как
человека и как доброго христианина. Я готов за свой счет
преподать тебе сей урок, ибо в силу определенных причин
настроен сегодня на проявление щедрости, и, кто знает,
когда-нибудь воспоминание об этой сцене, возможно, развеселит
меня. Но не воображай, что тебе удастся меня провести! У
Джузеппе Бальдини нос старый, но нюх острый, достаточно острый,
чтобы немедленно обнаружить самое малейшее различие между твоей
микстурой и вот этим продуктом! - И он вытащил из кармана
пропитанный "Амуром и Психеей" платочек и помахал им перед
носом у Гренуя. - Подойди-ка сюда, ты, лучший нос Парижа!
Подойди-ка сюда, к столу, и покажи, на что ты способен! Но
смотри, ничего мне тут не разбей и не опрокинь! Не смей ничего
трогать! Сначала я зажгу побольше света. Мы устроим иллюминацию
в честь этого маленького эксперимента, не так ли?
И с этими словами он взял два других светильника, стоявшие
на краю большого дубового стола, и зажег их. Он поставил все
три свечи рядом друг с другом на задней длинной стороне,
отодвинул кожи и освободил середину стола. Потом спокойными и в
то же время быстрыми движениями снял с маленькой этажерки и
принес необходимую для опыта утварь: большую пузатую молочную
бутылку, стеклянную воронку, пипетку, маленькую и большую
мензурки - и в образцовом порядке расположил все это перед
собой на дубовой крышке.
Гренуй тем временем оторвался от дверной рамы. Уже во
время высокопарной речи Бальдини с него сошли вся окаменелость,
настороженность, подавленность. Он слышал только согласие,
только "да" с внутренним ликованием ребенка, который упрямством
добился какой-то уступки и которому плевать на связанные с ней
ограничения, условия и моральные предостережения. Его поза
стала свободной, впервые он походил на человека больше, чем на
животное. Он пропустил мимо ушей конец тирады Бальдини, зная,
что пересилил этого человека, и тому уже не справиться с ним.
Пока Бальдини возился у стола с подсвечниками, Гренуй
проскользнул в боковую тьму мастерской, где стояли стеллажи с
драгоценными эссенциями, маслами и тинктурами, и, следуя за
уверенным чутьем своего носа, быстро похватал с полок нужные
ему флаконы. Числом их было девять: эссенция апельсинового
цвета, лимонное масло, гвоздичное масло и розовое масло,
экстракт жасмина, бергамота и розмарина и бальзам стиракса,
который он быстро сцапал с верхней полки и водрузил на край
стола. Напоследок он приволок баллон высокопроцентного винного
спирта. Потом встал за спиной у Бальдини (тот все еще со
степенной педантичностью расставлял свои смесительные сосуды -
немного сдвигал один стакан, слегка придвигал другой, дабы все
имело свой добрый, исстари заведенный порядок и эффектнейшим
образом сияло в свете свечей) и стал ждать, дрожа от
нетерпения, пока старик отойдет и уступит ему место.
- Так! - сказал наконец Бальдини, отступая в сторону. -
Здесь расставлено все, что нужно тебе для твоего... назовем его
из любезности "экспериментом". Ничего мне тут не разбей, ничего
мне тут не пролей! Имей в виду: эти жидкости, которыми тебе
будет сейчас позволено заниматься пять мину, обладают такой
ценностью и редкостностью, что ты больше никогда в жизни не
заполучишь их в руки в столь концентрированной форме.
- Сколько вам сделать, мэтр? - спросил Гренуй.
- Сколько - чего? - спросил Бальдини, который еще не
закончил свою речь.
- Сколько этих духов? - хрипло ответил Гренуй. - Вам их
сколько надо? Хотите, я заполню до краев вон ту толстую флягу?
- И он указал на смеситель емкостью в добрых три литра.
- Нет, не надо! - в ужасе вскричал Бальдини, и в крике
этом был страх, столь же глубоко укоренившийся, сколь и
стихийный страх перед расточительностью, страх за свою
собственность, Но, словно устыдившись этого разоблачительного
крика, он тут же прорычал: - И не смей меня перебивать! - затем
несколько успокоился и продолжал уже с легкой иронией в голосе:
- К чему нам три литра духов, которые мы оба не ценим? В
сущности, достаточно и половины мензурки, Поскольку, однако,
столь малые количества трудно смешивать точно, я позволю тебе
заполнить смеситель на треть.
- Ладно, - сказал Грену1. - Я наполню эту флягу на треть
"Амуром и Психеей". Только, мэтр Бальдини, я сделаю это
по-своему. Я не знаю, как надо по правилам искусства, я этому
способу не обучен, а по-своему сделаю.
- Пожалуйста! - сказал Бальдини, которому было известно,
что в этом деле не бывает "по-своему" или "по-твоему", а есть
только один, единственно возможный и правильный способ: зная
формулу и исходя из заданного количества духов, необходимо
произвести соответствующие вычисления и из различных эссенций
изготовить строго определенное количество концентрата, каковой,
в свою очередь, в точной пропорции, обычно колеблющейся от
одного к десяти до одного к двадцати, следует развести
алкоголем до конечного продукта. Другого способа, он это знал,
не существовало. И поэтому то, что он теперь увидел и за чем
наблюдал сперва с насмешкой и недоверием, потом в смятении и
наконец только еще с беспомощным изумлением, показалось ему
самым настоящим чудом. И сцена эта так врезалась в его память,
что он не забывал ее до конца своих дней.
15
Малыш Гренуй первым делом откупорил баллон с винным
спиртом. С большим трудом ему удалось приподнять тяжелый сосуд
почти на высоту своего роста, потому что именно так высоко
стоял смеситель с насаженной на него стеклянной воронкой, куда
он без помощи мензурки влил алкоголь прямо из баллона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
чудеса? Бесспорно. И вот, когда я буду умирать в Мессине, на
смертном одре меня посетит мысль: в тот вечер в Париже тебе
было явлено чудо, а ты закрыл глаза!.. Это было бы не слишком
приятно, Бальдини! Пусть уж этот дурак прольет на стол пару
капель розового масла и мускусной настойки, ты бы тоже их
пролил, если б тебя еще действительно интересовали духи от
Пелисье. И что значит несколько капель - да, дорогих, весьма,
весьма дорогих - по сравнению с надежностью знаний и спокойной
старостью?
- Послушай! - сказал он нарочито строгим тоном. -
Послушай! Я... кстати, как тебя зовут?
- Гренуй, - сказал Гренуй. - Жак-Батист Гренуй!
- Ага, - сказал Бальдини. - Итак, послушай, Жан-Батист
Гренуй! Я передумал. Ты получишь возможность теперь же,
немедленно, на деле доказать свое утверждение. Одновременно
тебе тем самым предоставится случай путем скандального провала
научиться скромности, каковая добродетель в твоем юном возрасте
- и это простительно - еще вряд ли развитая - есть непременная
предпосылка твоего дальнейшего преуспевания как члена цеха, как
человека и как доброго христианина. Я готов за свой счет
преподать тебе сей урок, ибо в силу определенных причин
настроен сегодня на проявление щедрости, и, кто знает,
когда-нибудь воспоминание об этой сцене, возможно, развеселит
меня. Но не воображай, что тебе удастся меня провести! У
Джузеппе Бальдини нос старый, но нюх острый, достаточно острый,
чтобы немедленно обнаружить самое малейшее различие между твоей
микстурой и вот этим продуктом! - И он вытащил из кармана
пропитанный "Амуром и Психеей" платочек и помахал им перед
носом у Гренуя. - Подойди-ка сюда, ты, лучший нос Парижа!
Подойди-ка сюда, к столу, и покажи, на что ты способен! Но
смотри, ничего мне тут не разбей и не опрокинь! Не смей ничего
трогать! Сначала я зажгу побольше света. Мы устроим иллюминацию
в честь этого маленького эксперимента, не так ли?
И с этими словами он взял два других светильника, стоявшие
на краю большого дубового стола, и зажег их. Он поставил все
три свечи рядом друг с другом на задней длинной стороне,
отодвинул кожи и освободил середину стола. Потом спокойными и в
то же время быстрыми движениями снял с маленькой этажерки и
принес необходимую для опыта утварь: большую пузатую молочную
бутылку, стеклянную воронку, пипетку, маленькую и большую
мензурки - и в образцовом порядке расположил все это перед
собой на дубовой крышке.
Гренуй тем временем оторвался от дверной рамы. Уже во
время высокопарной речи Бальдини с него сошли вся окаменелость,
настороженность, подавленность. Он слышал только согласие,
только "да" с внутренним ликованием ребенка, который упрямством
добился какой-то уступки и которому плевать на связанные с ней
ограничения, условия и моральные предостережения. Его поза
стала свободной, впервые он походил на человека больше, чем на
животное. Он пропустил мимо ушей конец тирады Бальдини, зная,
что пересилил этого человека, и тому уже не справиться с ним.
Пока Бальдини возился у стола с подсвечниками, Гренуй
проскользнул в боковую тьму мастерской, где стояли стеллажи с
драгоценными эссенциями, маслами и тинктурами, и, следуя за
уверенным чутьем своего носа, быстро похватал с полок нужные
ему флаконы. Числом их было девять: эссенция апельсинового
цвета, лимонное масло, гвоздичное масло и розовое масло,
экстракт жасмина, бергамота и розмарина и бальзам стиракса,
который он быстро сцапал с верхней полки и водрузил на край
стола. Напоследок он приволок баллон высокопроцентного винного
спирта. Потом встал за спиной у Бальдини (тот все еще со
степенной педантичностью расставлял свои смесительные сосуды -
немного сдвигал один стакан, слегка придвигал другой, дабы все
имело свой добрый, исстари заведенный порядок и эффектнейшим
образом сияло в свете свечей) и стал ждать, дрожа от
нетерпения, пока старик отойдет и уступит ему место.
- Так! - сказал наконец Бальдини, отступая в сторону. -
Здесь расставлено все, что нужно тебе для твоего... назовем его
из любезности "экспериментом". Ничего мне тут не разбей, ничего
мне тут не пролей! Имей в виду: эти жидкости, которыми тебе
будет сейчас позволено заниматься пять мину, обладают такой
ценностью и редкостностью, что ты больше никогда в жизни не
заполучишь их в руки в столь концентрированной форме.
- Сколько вам сделать, мэтр? - спросил Гренуй.
- Сколько - чего? - спросил Бальдини, который еще не
закончил свою речь.
- Сколько этих духов? - хрипло ответил Гренуй. - Вам их
сколько надо? Хотите, я заполню до краев вон ту толстую флягу?
- И он указал на смеситель емкостью в добрых три литра.
- Нет, не надо! - в ужасе вскричал Бальдини, и в крике
этом был страх, столь же глубоко укоренившийся, сколь и
стихийный страх перед расточительностью, страх за свою
собственность, Но, словно устыдившись этого разоблачительного
крика, он тут же прорычал: - И не смей меня перебивать! - затем
несколько успокоился и продолжал уже с легкой иронией в голосе:
- К чему нам три литра духов, которые мы оба не ценим? В
сущности, достаточно и половины мензурки, Поскольку, однако,
столь малые количества трудно смешивать точно, я позволю тебе
заполнить смеситель на треть.
- Ладно, - сказал Грену1. - Я наполню эту флягу на треть
"Амуром и Психеей". Только, мэтр Бальдини, я сделаю это
по-своему. Я не знаю, как надо по правилам искусства, я этому
способу не обучен, а по-своему сделаю.
- Пожалуйста! - сказал Бальдини, которому было известно,
что в этом деле не бывает "по-своему" или "по-твоему", а есть
только один, единственно возможный и правильный способ: зная
формулу и исходя из заданного количества духов, необходимо
произвести соответствующие вычисления и из различных эссенций
изготовить строго определенное количество концентрата, каковой,
в свою очередь, в точной пропорции, обычно колеблющейся от
одного к десяти до одного к двадцати, следует развести
алкоголем до конечного продукта. Другого способа, он это знал,
не существовало. И поэтому то, что он теперь увидел и за чем
наблюдал сперва с насмешкой и недоверием, потом в смятении и
наконец только еще с беспомощным изумлением, показалось ему
самым настоящим чудом. И сцена эта так врезалась в его память,
что он не забывал ее до конца своих дней.
15
Малыш Гренуй первым делом откупорил баллон с винным
спиртом. С большим трудом ему удалось приподнять тяжелый сосуд
почти на высоту своего роста, потому что именно так высоко
стоял смеситель с насаженной на него стеклянной воронкой, куда
он без помощи мензурки влил алкоголь прямо из баллона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69