своей очереди ждали другие. Поэто­му оставалось выпить залпом большую «чарку» крепкого спиртного, быстро заесть выпитое, повторить эту процедуру еще один-два раза и отойти поболтать в стороне, освободив место следующему.
Следующими были «матриархи» – почтенные матери семейств, которым традиция предписывала самое умеренное потребление спиртного, грозя осуждением за излишество. И только потом насту­пал черед молодежи, на долю которой обычно оставались жалкие, символичные остатки спиртного, причем «добрачная» публика на­прочь исключалась из этой процедуры, все особы женского пола, а также женихи строжайше обязывались только «пригубливать», т.е. имитировать прием спиртного, не принимая внутрь ни капли – тоже под страхом осуждения всесильным тогда общественным мне­нием окружающих.
Так минимизировалось алкогольное зло. При массовом перехо­де от традиционного сельского к современному городскому образу жизни вековые ритуалы исчезли, а связанные с ними стереотипы потребления алкоголя остались. Вот почему русский человек счита­ет элементарным качеством настоящего мужчины опрокинуть в себя залпом стакан любого спиртного – от крепчайшего спирта до теп­лого шампанского, затем, если возможно, повторить эту процедуру второй и третий раз, а заодно с презрением отозваться о «бабе-немце», который часами смакует едва ли десятую долю дозы водки, приличествующей каждому уважающему себя мужчине.
При массовом распространении подобного стереотипа практически на каждодневное потребление крепкого алкого­ля последствия оказались сходными с эпидемией чумы или холеры. Не секрет, что стакан (0,2 литра) 40-градусной водки делает почти каждого человека явно сумасшедшим – нередко просто буйно по­мешанным – на срок от двух до четырех часов. А два-три стакана – тем более. Теперь представьте себе, что должно произойти, если стакан водки принимает рабочий за станком, шофер за рулем, про­фессор на кафедре и даже министр на совещании. А это – в поряд­ке вещей у десятков миллионов людей каждый день.
Во-первых, начинается массовая гибель людей – напрямую от алкоголя (отравление, несчастный случай) или косвенно (ослабле­ние организма). Подсчитано, что прямо или косвенно за счет зло­употребления алкоголем можно отнести почти каждую третью смерть. Алкоголики вообще редко живут более 50 лет, но в России миллионами мрут от пьянства 30—40-летние. При прочих равных условиях смертность в России значительно выше, чем за рубежом (причем мужчины умирают в среднем на 10 лет раньше женщин), – и прежде всего по вине стакана водки.
Во-вторых, начинается разорение страны, сопоставимое по мас­штабам с войной или землетрясением. Государственная монополия на продажу спиртного давала казне в 70-х гг. до 58 млрд. руб. ежегод­но – без этого невозможно было свести концы с концами в 400-миллиардном бюджете. Но затем проклятый стакан водки уносил из национального бюджета до 120 млрд. руб. в год. После стакана водки поезд словно сам собой врезается в другой состав, теплоход – в другой теплоход, автомашина таранит в лоб другую автомашину – десяток убитых, опрокидывается в кювет автобус с полусотней пас­сажиров, врезается в стену трактор, ломается дорогостоящий ста­нок, сотни пожаров каждый день в самом буквальном смысле раз­веивают в дым миллиарды рублей – а причиной почти каждого пожара был и остается пустой стакан водки и непогашенная сигаре­та в руках задремавшего после такой дозы спиртного человека. Дос­таточно сказать, что десятилетиями в сельское хозяйство каждый год бесплатно направляли чуть ли не миллион тракторов – и каждый год получали соответствующую груду металлолома, а количество тракторов росло незначительно. Как вы думаете, в трезвом виде можно угробить такую армаду?
В-третьих, алкоголь, как известно, – такой же наркотик, как и никотин, только слабее кокаина или морфия. Все государства мира, объявляющие преступлением продажу наркотиков, жульнически исключают из их списка алкоголь и никотин, потому что иначе неяс­но, почему за одни наркотики грозит тюрьма, а другие продаются свободно, в том числе самим государством. В этом отношении наши государственные мужи напоминают того средневекового монаха, который перекрестил поросенка в карася, чтобы с аппетитом съесть его во время поста. Но ведь природу не обманешь. И если сотню, даже полсотни лет назад алкоголиков в России было в десятки раз меньше, чем, скажем, во Франции, то теперь СССР с его более чем полудюжиной миллионов алкоголиков обогнал Францию. К этому надо прибавить вдвое большее число неалкоголиков, но «сильно пьющих» (не менее стакана – двух водки каждый день) и поэтому как бы кандидатов в алкоголики. Огромная армия тяжело больных людей, сопоставимая по масштабам со всеми остальными больны­ми, вместе взятыми. Их надо лечить, а средств не хватает даже на «нормальных больных». Поэтому часть особо опасных алкоголиков загоняли, как сумасшедших (каковыми они, по сути, и являются), в «диспансеры» – своего рода тюрьмы. А остальных предоставляли произволу судьбы – на великое горе их близким и на великую ра­дость начинающим пьяницам, для которых они играют роль автори­тетных учителей. Ныне сеть диспансеров в развале, и миллионы ал­коголиков брошены на произвол судьбы – к ужасу окружающих.
В-четвертых, к стакану водки стали все чаще прикладываться женщины, молодежь, даже подростки. Сравнительно недавно на сто мужчин-алкоголиков в России приходилась лишь одна женщина-алкоголичка, сегодня соотношение 10:1, и дело быстро идет к запад­ным стандартам, по которым соотношение близко 1:1. Но в России положение особое, здесь женщина всегда была главным оплотом борьбы против пьянства. И вот теперь рушится последний оплот… Что касается молодежи и подростков, то их вовлечение в повальное пьянство означает, во-первых, лавинообразное разрастание после­днего, а во-вторых, окончательный подрыв генофонда народа, пото­му что резко увеличивается процент зачатий в состоянии опьянения и соответственно ускоряется процесс олигофренизации населения (есть сельские районы, где процент дебилов и маргиналов намного превысил 10% и приближается к 25%, число таких районов растет).
Все это еще в начале 70-х гг. позволило квалифицировать алко­гольную проблемную ситуацию в СССР как остро критическую, с тенденцией перерастания в катастрофическую. По распоряжению правительства было образовано несколько исследовательских групп (в одну из них входил автор этих строк), которые с 1976 по 1980 г. независимо друг от друга изучали проблему и к 1981 г. представили свои рекомендации в Сводный отдел Госплана СССР. Рекомендации оказались поразительно единодушными, различаясь лишь в незначи­тельных деталях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122