Был он высок, могуч и бородат. Пришел он тихо, без оружия, спокойно поводя своими круглыми глазами, а ветер за его спиной играл цветистой мантией, и всем казалось, будто он оделся пламенем. Послышался его громоподобный голос:
— Где мой посланец, возвещающий мое пришествие?! Где он? Пусть тотчас явится ко мне!
— Сегодня отдадут его богам! — воскликнул радостно мальчишка, тот, что поранил ему бок.
— Нет, он не должен умереть! — воскликнул человек. — Я не желаю его смерти. Ему еще не время умирать. Отдайте его мне.
Старейшина очнулся от испуга и первым тишину нарушил, властный и хрипловатый его голос гордостью наполнил души людям:
— Ты не успел прийти — уже кричишь. Едва пришел — уже и указуешь. Ты кто таков и кем себя считаешь?
— Не ведаю, кто я, но вам принес свои я знанья.
— А кто просил тебя о том? Звал кто тебя? Мы ждали Змея год назад, пернатого большого Змея, и мать его витала в небе, но ты к нам не пришел. Ты, как беглец, в лесах скрывался. Человека ты взял у нас и разума его лишил, богами данного ему: теперь он говорит, что не желает смерти, что свободен. Мы ждали Змея, ты же пришел к нам человеком белым, зычноголосым, бородатым. Округлые глаза твои горят огнем безумья, детей пугаешь ты. Я сам испытываю страх, наши люди не видели таких. Не знаем мы, откуда и куда ты держишь путь. Не знаем, кто ты, что ты. Плод или семя. Принадлежишь ли небу иль земле.
— Рожден землею, но хочу попасть на небо. Я — чешуя, желаю стать крылом. Мой долг — вести, обязанность — давать. Вы помогите мне отдать вам все, что знаю, и тогда я в небе воспарю.
— Такие странные слова впервые слышу. — Старец молвил. — Что можешь дать нам ты?
— Я объясню вам, что есть грех, как искупить его и душу облегчить. Я научу возделывать поля и сделаю счастливей жизнь.
— Да, странные слова я слышу. Нам ничего не надо из того, что предлагаешь. В храмах у нас есть боги, в нашем мире — солнце. Они заботятся, чтобы мы были сыты, мы же всегда заботимся о них. У нас давно есть те, кто нам дает, и есть кому давать. Жизнь наша очень быстротечна. Моя уж скоро станет тенью жизни. Мы у тебя не просим ничего. А ты, что просишь ты у нас?
— Отдайте мне Акатля. Время не подоспело встретиться ему со смертью. Многое познал Акатль, стал он свободен.
— Нет, его смерти жаждут боги.
— А где они, где те, что жаждут смерти человека, если свободен он?
— Там, в храме наверху. Для них умрет Акатль, как умирали избранные юноши земли, чтоб каждый день всходило солнце. Все готово.
— И солнце здесь взойдет, и жить Акатль будет! — крикнул чужестранец.
Тут с моря налетел внезапный ветер и громом отозвалось небо.
А он широкими шагами одолевал ступени Пирамиды. Вздымалась мантия его и трепетала на ветру крылом орлиным. Людям чудилось, что он летит наверх. Страх всеми овладел. А он рыбацкой сетью каменных богов опутал и сбросил вниз. Все боги на куски разбились. В храме, там, наверху, осколком каменным он каждого из пятерых жрецов ударил, и те, скатившись с Пирамиды, расшиблись насмерть.
— Солнце и впредь к вам будет приходить с востока!
Действительно, лик солнца показался на востоке, а вскоре тучи набежали, и хлынул сильный ливень.
— Ты велик! — вскричали старцы. — Ты богов поверг! Принес нам дождь и ветер. Пали боги, однако же светило снова пришло с востока. Нет у нас богов. Не уходи. Ты будешь нашим богом. Мы напоим тебя горячей кровью, и сохранишь ты силу, мощь увеличишь. Ты — наш Кецалькоатль!
— Нет, не могу быть вашим богом. Я — человек, к тому же грешный. Крови я не хочу и рад отдать свою. Я — человек, желающий спасать, желающий спастись. Мой долг — давать, а я — убил!
Он отступил назад, себя поранил сам и стал сходить вниз по ступеням древней Пирамиды.
— Их смерть я кровью искуплю! Своею собственною кровью! — так говорил в волнении он, а кровь летела каплями на онемевшую толпу.
Все замерли и лишь порой от страха вскрикивали женщины.
— Вину свою мне надо искупить! Я пятерых убил, а спас лишь одного. Я должен кровь свою пролить. Я впал в соблазн насилия. Я — убивец!
И он сказал, к народу обратясь:
— Простите вы меня, простите!
— Что мы должны тебе простить? — спросили старики.
— Мой грех. Убил я ваших пятерых людей.
— А что такое грех? — его спросили снова.
— Грех — значит нарушать делами, мыслями своими Божьи заповеди, — плакал бледнолицый человек.
— Нам не понять тебя. Приказ богов нельзя нарушить. Они желают нашей смерти. На то они и боги смертных. Они создали смерть. Как же противиться богам? Все делается по их воле. Мы здесь, чтоб им служить. Не знаем мы, что значит грех. Убить для нас — исполнить повеление жизни. И жизнь, и смерть дают нам боги.
Акатль встал с жертвенного камня, к которому жрецами был привязан, спустился тоже вниз и так сказал сквозь слезы:
— Мой господин впал в грех, чтобы спасти меня. Акатля любит он, если осмелился взять грех на свою душу. Я должен следовать за ним. Мой господин впал в грех.
— Останься, может, мы поймем тогда, что значит грех, — сказали старики Кецалькоатлю. — Мы тебя со временем простить сумеем.
— Нет, — отвечал Кецалькоатль. — Где я убил, там никогда жить не смогу. Где нет прощения, там не найдешь покоя. Продолжу путь, отправлюсь в горы для покаяния. Потом решу, что делать дальше.
— Пусть будет так, — ответствовали старцы. — Но ты один не уходи. Тебе прислужник нужен, сотоварищ. Возьми с собой Акатля в путь.
— И я пойду со Змеем, — слезно просился мальчик, ранивший пришельца палкой на берегу у моря.
— В добрый час, иди с ним, Татле, если он захочет взять тебя, — кивнули старцы.
— Пусть, — согласился человек. — Он мне поможет кровью смыть прегрешение. Он кровь мою уже пролил однажды.
Так начался их путь на плоскогорье, в Анауак. С ними вместе отправились в поход те люди, что позже стали его кокомами — телохранителями. Он сознавал, что ему уже за тридцать, но не мог вспомнить имени и родины своей. Как будто здесь родился зрелым человеком.
— Вы называете меня Кецалькоатль. Отныне и навеки я буду зваться так. Кецалькоатль. Я — Кецалькоатль. Змей Пернатый. Дано мне ползать и летать. Земля и ветер, грязь и небо. Я пал, но поднимусь. Таким меня узнают. И таким запомнят. Я — Кецалькоатль.
— Оставь нам знак и память о себе, — просил народ.
Кецалькоатль воткнул крест в землю и сказал:
— Вот Древо истинное всей Вселенной.
И с Татле и Акатлем он покинул, больше не проронив ни слова, удивленных и молчаливых, исполненных благоговения людей, глядевших долго ему вслед.
— Да, странное он существо. Ждать перемен великих. Еще наплачется народ Анауака, — задумчиво проговорил старейший. — Он взбудоражит всех. Он станет радостью и горем всех людей в горах, в долине Анауака. Пришел, богов разбил. Взамен оставил дерево сухое, пять мертвецов, слова, которых мы не понимаем, и всполошил сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31