Потом была сплошная роскошь, безумная пряность, и это продолжалось до тех пор, пока его неожиданно что-то не оттолкнуло. Он не имел понятия, что отталкивает его прочь. Это было что-то ощутимое, он это определенно чувствовал, но не признавал реальным. Просто не мог поверить, что ее руки упираются ему в грудь и толкают прочь.
— В чем дело? — пробормотал он.
— Убирайся.
— Почему?
— Потому.
Он постарался собраться с мыслями:
— А именно?
Теперь он знал, она не шутит, не играет, действительно его отталкивает.
Она толкнула сильнее, перекатилась к другому краю кровати, соскочила, обошла вокруг койки, пошла к столу посреди комнаты. Взяла пачку, вытащила сигарету, сунула в рот, чиркнула спичкой.
Когда спичка загорелась, оглянулась и улыбнулась Кэссиди сквозь пламя. Глубоко затянулась и велела, выпуская дым:
— Дай мне пояс.
Он посмотрел на пол, увидел ярко-алый пояс. Медленно дотянулся, поднял.
— Принести?
— Просто дай.
— По-моему, тебе хочется, чтоб я принес, — сказал он. — Хочется, чтоб приполз к тебе на четвереньках.
Она стояла, куря сигарету.
— Вот чего тебе хочется, — заключил Кэссиди. — Хочется, чтобы я ползал на брюхе.
Она не ответила. Глубоко затянулась сигаретой, пустив в него дым.
Он смотрел на плывущий дым, видел за дымом ее. Ярко-алый пояс огнем жег ему руку, он швырнул его через всю комнату, пояс попал в стену, упал на пол.
— Я на брюхе не ползаю, — сказал Кэссиди.
Но сказать было мало. Он знал, что должен что-то сделать, чтобы не допустить ползания на брюхе. Его терзало, изматывало, доводило до головокружения, почти до безумия желание взять ее прямо сейчас. Кроме этого желания ничего больше не было. Он твердил себе, что она скажет “нет”, оттолкнет его. На какой-то миг показалось, будто она отталкивает не его, а Хейни Кенрика. Это ему она говорит “нет”, отрицательно качая головой. А потом на этом месте опять оказался Кэссиди. Она говорила “нет” Кэссиди.
— Черта с два ты это скажешь, — рявкнул он, вскочил с койки, бросился на нее.
Она подпустила его поближе и вцепилась ногтями, а он не почувствовал этого. Она ткнула ему в грудь горящую сигарету, и он не почувствовал этого. Она снова его оцарапала, толкала, била его, но он ничего не чувствовал, поднимал ее с пола, поднимал выше, бросил ничком на кровать. Она старалась встать, он ее повалил. Она вновь попыталась, он уперся ладонью ей в лицо и швырнул обратно. Она попробовала укусить его за руку, он отдернул руку, схватил ее за запястья. Она боролась, боролась, но он коленями крепко прижимал ее бедра. Она завизжала, визг слился с воем бури и неистовым шумом дождя. Потом остался лишь один звук — яростные раскаты грома.
Глава 14
Кэссиди глубже зарылся лицом в подушку и снова услышал голос, почувствовал на своем плече руку. Понял, что его лишают желанного, необходимого сна. Он проспал много часов, только этого все равно было мало, хотелось поспать еще. Он смутно помнил то, что было с Милдред, и понимал, что именно поэтому очень хочется спать, говорил себе, что надо проспать двенадцать — четырнадцать часов.
— Давай просыпайся, — говорила Полин. — Я тебе поесть принесла.
Он спросил, не открывая глаз:
— Который час?
— Около половины одиннадцатого. — Она дернула его за плечо. — Половина одиннадцатого вечера, пора поесть.
Он открыл глаза, сел, заморгал, удивленно улыбнулся Полин. Потом устремил взгляд дальше, увидел поднос на столе. Принялся вылезать из постели и сообразил, что совсем раздет.
— Где вся моя одежда?
— Рубашка вон на стуле. Трусы на полу.
— Слушай, — сказал он. — Мне нужна остальная одежда. Брюки, ботинки.
— Они внизу.
— Принеси.
Она несколько обеспокоенно поднесла к губам палец:
— Шили сказал, если ты заберешь одежду, то оденешься и уйдешь. А тебе нельзя уходить. Шили сказал, ты должен оставаться здесь. А Спан сказал...
— В чем дело, Полин? Ты боишься Спана?
Она сразу преобразилась, высокомерно вздернула голову:
— Ты что, не знаешь? Если Спан пойдет против меня, я швырну его на пол и просто прибью.
— Хорошо, — похвалил он. — Отлично. А теперь принеси мне одежду.
Она шагнула к двери, остановилась, оглядываясь на него:
— Я спрячу одежду под одеялом. Скажу, будто ты тут замерз и хочешь еще одно одеяло.
Кэссиди не ответил. Дождался, когда она выйдет, натянул трусы, надел рубашку и пошел к столу посмотреть, что стоит на подносе. Там была миска тушеной баранины, от которой валил пар. Он понял, что очень голоден, а баранина, кажется, просто отличная Еды было много, с густой овощной подливкой. Он велел себе сесть и с удовольствием пообедать. Потом он обдумает ситуацию и составит план бегства. Только это потом, сейчас главное — миска тушеной баранины.
Он сел за стол, начал есть, сообщил себе, что тушенка великолепная. Внизу Ланди подавал лишь одно — тушеную баранину или говядину да маринованные свиные ножки в горшочке. Иногда Ланди по воскресеньям выходил в море и тогда по понедельникам предлагал крабов в панцире по пять центов за штуку, причем их очень быстро расхватывали. Но это бывало летом, когда идут крабы. Прошлым летом Ланди и его приглашал, и теперь было приятно вспомнить то воскресенье, когда он вместе с Шили, Спаном и Ланди высматривал крабов из гребной лодки. Они их приманивали на рыбьи головы, а когда у крабов начинался жор и они шли на рыбьи головы, вылавливали ручными сетями. Это было поистине превосходное воскресенье. В тот вечер они вернулись в “Заведение Ланди”, съели почти весь улов и вчетвером прикончили, должно быть, двенадцать — четырнадцать кварт пива. Потом Ланди совсем потерял над собой контроль и раздал всем сигары. Все откинулись на спинки стульев с сигарами, с животами, набитыми крабами и налитыми пивом, курили и говорили о рыбалке. Это было, безусловно, прекрасное воскресенье.
Прекрасные воскресные дни в жизни Кэссиди были наперечет. Было несколько отчасти приличных, когда он ходил в парк и смотрел на игравших детей. Он сидел там один на скамейке, дети играли, он покупал сладости и раздавал им. Рано или поздно они вступали с ним в разговор, рассказывали все о себе, о своих мамах и папах, о братьях и сестрах. Это были четырех-, пяти-, шестилетние дети из очень больших, очень бедных семей. Почти все время они проводили в парке без присмотра, не считая немногочисленных старших братьев или сестер, которые сидели, читали комиксы, играли, не обращая внимания на малышей. Приятно было поговорить с детьми, но потом, через какое-то время, все стало несколько по-другому. Он начал думать о собственных детях, которых нет, и это вызывало опустошающие, даже мрачные чувства. В то же время чертовски удачно, что они с Милдред не завели детей. Он всегда напоминал Милдред принять особые меры, чтобы не залететь, а она всегда отвечала, что ему нечего забивать себе голову, она абсолютно уверена, черт побери, что не желает обременять себя этим отродьем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42