Давай выясним раз и навсегда. Ты рискуешь своим капиталом, я — своей шеей. Я вернусь — твой мальчик тоже
— с добрым куском Коразона, и это сделает нас всех слишком богатыми, чтобы общаться с кем-либо.
— Мне кажется, я понимаю. Тебе нужен заложник! Ты мне не доверяешь!
— Может, дело и в этом, если ты хочешь откровенности.
Бартоломью вытащил новый платок, промокнул лицо, вытер за ушами.
— Мой мальчик не готов к подобным делам, — сказал он. — Он слабый, он устал, работая на своей Территории…
— Знаю-знаю, политик никогда не спит, но он также не дышит свежим воздухом, не чувствует прикосновения прямых солнечных лучей к своей коже, не ест сырого мяса и не спит в носках. Он получит возможность проделать все это во время похода.
— Капитан Генри, ты ставишь под угрозу чудесную возможность из-за мстительности. В этом Секторе уже никогда не будет другого похода. Ближайшие неколонизированные миры в сотнях лет пути от нас!
Капитан посмотрел на сенатора Бартоломью. Длинное, бледное, обрюзгшее лицо, несколько подбородков, влажные пухлые руки, выпирающее брюшко.
— Твой сын, сенатор, — сказал Генри спокойно, — или я не двинусь с места.
Бартоломью не сводил глаз с капитана, желваки так и играли на его лице.
— Хорошо, — прошептал он. — Мой сын полетит с тобой.
— Ну а теперь, — деловито заговорил Генри, — мне нужен новехонький разведывательный катер — генди, класс инамората, он должен быть доставлен сюда в виде груза, независимо от расходов.
— Но это будет стоить не одну тысячу… — Бартоломью глотнул. — Согласен.
— То же касается его снаряжения. Я составлю список — и не задавать никаких вопросов.
Сенатор кивнул.
— Нечего напускать на себя вид старой девы, соглашающейся лишиться своей девственности, — сказал Генри. — Это ради успеха предприятия. Позови своих адвокатов, и мы подпишем бумаги сейчас же. И свяжись с Клиникой по омоложению, скажи, что я направляюсь туда.
— Да-да, конечно. Это первое, что я сделаю утром. Я позвоню доктору Спренглеру, как только откроется его учреждение…
— К черту завтра! Я уже готов. До завтра я могу умереть.
— Умереть? Ты ведь не болен?..
— Не волнуйся. Ночь я протяну.
— Но уже перевалило за полночь.
— Ну да, — вмешался Амос. — А в Антиподе уже четверть десятого утра. Если капитан хочет что-то сделать, он делает это немедленно!
— Хорошо… — Бартоломью подергал пурпурные лацканы своего халата. — Вы наслаждаетесь ситуацией, но нет причины грубить.
— Есть, — рявкнул Амос. — Мы должны поддерживать репутацию вспыльчивых старых задир. Это одно из немногих удовольствий, которые нам остались.
Сев в машину, Генри перешел на третий уровень и направился в сторону блестящего шпиля Медицинского центра.
— Ну скажи, Генри, — спросил Амос, — что ты затеял с этим сосунком? Для чего нам нужны эти шелковые подштанники?
— Просто мне нужен член команды.
— Что ты хочешь сказать? — голос Амоса охрип от возмущения. — Я что…
— Нет. Ты отлично знаешь, что тебе нельзя проходить еще одно омоложение. И я не уверен на сто процентов, что мне можно.
— Ну подожди хоть секундочку, Генри! Я с самого начала занимался этим…
— Извини, Амос, — более мягко произнес Генри. — Ты знаешь, что ты мне нужен — но факты есть факты… К тому же путешествие может пойти мальчику на пользу.
Какое-то время Амос сидел молча.
— Так вот почему ты вдруг так легко поддался на уговоры, — сказал он наконец. — Полагаешь, что сможешь сделать из мальчика мужчину?
— Возможно. Тщательно изготовленному образцу идеального среднего человека Алдорадо не повредит оказаться за пределами города с искусственным климатом.
— Ты делаешь ошибку. Молодой Бартоломью все свое время тратит на теннис и статистику. Он станет тебе обузой при первой же трудности.
— Надеюсь, что нет. Из-за множества причин.
Образ первой Дульчи задрожал перед ним. Казалось, она взвешивает его мотивы, глядя на него своими ясными серыми глазами.
Под сине-белыми лампами Клиники омоложения капитан Генри наблюдал, как доктор нервно расставляет приборы.
— Это самое нелепое из того, что я когда-либо слышал, — бросил он.
Это был крошечный, похожий на птицу человек с громадными глазами, прикрытыми затененными контактными линзами.
— Человек вашего возраста, среди ночи… Надо пройти десяток проверок, измерений, сдать химические анализы, побыть по крайней мере недели три на специальной диете — а я всего лишь проверил ваш пульс. И вы хотите, чтобы я поместил вас в регенерационную камеру и подверг ваш метаболизм семидесятичасовому глубокому шоку…
— У меня всего три месяца, чтобы добраться до места действий, — сказал Генри. — И мне нужны все мои лошадиные силы, чтобы успеть. У меня нет трех лишних недель.
— Я знаю веские причины для отказа, — Спренглер внимательно посмотрел на Генри. — Речь идет о профессиональной этике.
— Я дал расписку. В конце концов это моя шея.
Доктор сердито схватил шприц, взял Генри за руку.
— Отлично, но, что касается ответственности, я умываю руки. Я вам не гарантирую улучшения даже на двенадцать месяцев, — он выпустил жидкость, швырнул инструмент на стол, нервно вытер руки.
— Ложитесь на стол, капитан, вы почувствуете действие укола мгновенно. Будь что будет. Обратного пути уже нет. — Казалось, его голос раздавался откуда-то издалека. — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что делаете…
ПОСЛЫШАЛИСЬ ЗВУКИ, КОТОРЫЕ ТО ПРИБЛИЖАЛИСЬ, ТО ИСЧЕЗАЛИ: ГРОХОТ ПУШКИ, КРИКИ, ГОЛОСА ИЗ ПРОШЛОГО. БЫЛИ МОМЕНТЫ ОСТРОЙ БОЛИ, И ОН БОРОЛСЯ, НАПАДАЯ НА ВРАГА, КОТОРЫЙ ВСЕГДА БЫЛ ПЕРЕД НИМ. СВЕТ ОСЛЕПИТЕЛЬНО СИЯЛ, ЗАТЕМ НАСТУПИЛА ТЕМНОТА, ЧЕРЕЗ КОТОРУЮ ОН ПЛЫЛ ОДИН БЕЗ СКАФАНДРА. ПУСТОТА КОСМОСА. А В ЕГО ТЕЛЕ УЖАСНАЯ БОЛЬ, НАКАТЫВАВШАЯСЯ НЕУМОЛИМЫМИ ВОЛНАМИ…
ПОТОМ ЕМУ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ОН ПОВИС, ОЩУЩАЯ БОЛЬ КАЖДОЙ КЛЕТОЧКОЙ, СЛОВНО ОГРОМНЫЙ НОЮЩИЙ ЗУБ. ПОД НИМ СГУЩАЛОСЬ ЧТО-ТО ТВЕРДОЕ. НОГИ, РУКИ ПОКАЛЫВАЛО. ОН ПОПЫТАЛСЯ ВСПОМНИТЬ, ЧТО ПРОИЗОШЛО, НО НЕ БЫЛО НИЧЕГО, ТОЛЬКО ГОЛОС, РАЗДРАЖАЮЩИЙ ГОЛОС, КОТОРЫЙ ПРОБИВАЛСЯ, ВРЕЗАЛСЯ, ВЛАМЫВАЛСЯ В ЕГО СОЗНАНИЕ…
— Просыпайтесь! Просыпайтесь!
Он открыл глаза. Над ним плавали расплывчатые очертания лица. Лицо было приятным, похожим на уже виденное в жизни или во сне… Он закрыл глаза, окунувшись в благодатную темноту…
— Он выходит! — теперь голоса звучали резко, они врезались в его нервы, словно пила.
— Уходите, — пробормотал он.
Внезапно он почувствовал, что во рту у него язык. Сухость и мерзкий привкус…
— Воды, — прохрипел он.
Чьи-то руки подняли его, какие-то люди засуетились вокруг его тела. Он почувствовал, как снимают ремни, затем холодное прикосновение шприца. Он уже сидел, голова кружилась, но глаза осматривали маленькую светлую комнату.
— Вы заставили нас волноваться, капитан, — произнес высокий голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— с добрым куском Коразона, и это сделает нас всех слишком богатыми, чтобы общаться с кем-либо.
— Мне кажется, я понимаю. Тебе нужен заложник! Ты мне не доверяешь!
— Может, дело и в этом, если ты хочешь откровенности.
Бартоломью вытащил новый платок, промокнул лицо, вытер за ушами.
— Мой мальчик не готов к подобным делам, — сказал он. — Он слабый, он устал, работая на своей Территории…
— Знаю-знаю, политик никогда не спит, но он также не дышит свежим воздухом, не чувствует прикосновения прямых солнечных лучей к своей коже, не ест сырого мяса и не спит в носках. Он получит возможность проделать все это во время похода.
— Капитан Генри, ты ставишь под угрозу чудесную возможность из-за мстительности. В этом Секторе уже никогда не будет другого похода. Ближайшие неколонизированные миры в сотнях лет пути от нас!
Капитан посмотрел на сенатора Бартоломью. Длинное, бледное, обрюзгшее лицо, несколько подбородков, влажные пухлые руки, выпирающее брюшко.
— Твой сын, сенатор, — сказал Генри спокойно, — или я не двинусь с места.
Бартоломью не сводил глаз с капитана, желваки так и играли на его лице.
— Хорошо, — прошептал он. — Мой сын полетит с тобой.
— Ну а теперь, — деловито заговорил Генри, — мне нужен новехонький разведывательный катер — генди, класс инамората, он должен быть доставлен сюда в виде груза, независимо от расходов.
— Но это будет стоить не одну тысячу… — Бартоломью глотнул. — Согласен.
— То же касается его снаряжения. Я составлю список — и не задавать никаких вопросов.
Сенатор кивнул.
— Нечего напускать на себя вид старой девы, соглашающейся лишиться своей девственности, — сказал Генри. — Это ради успеха предприятия. Позови своих адвокатов, и мы подпишем бумаги сейчас же. И свяжись с Клиникой по омоложению, скажи, что я направляюсь туда.
— Да-да, конечно. Это первое, что я сделаю утром. Я позвоню доктору Спренглеру, как только откроется его учреждение…
— К черту завтра! Я уже готов. До завтра я могу умереть.
— Умереть? Ты ведь не болен?..
— Не волнуйся. Ночь я протяну.
— Но уже перевалило за полночь.
— Ну да, — вмешался Амос. — А в Антиподе уже четверть десятого утра. Если капитан хочет что-то сделать, он делает это немедленно!
— Хорошо… — Бартоломью подергал пурпурные лацканы своего халата. — Вы наслаждаетесь ситуацией, но нет причины грубить.
— Есть, — рявкнул Амос. — Мы должны поддерживать репутацию вспыльчивых старых задир. Это одно из немногих удовольствий, которые нам остались.
Сев в машину, Генри перешел на третий уровень и направился в сторону блестящего шпиля Медицинского центра.
— Ну скажи, Генри, — спросил Амос, — что ты затеял с этим сосунком? Для чего нам нужны эти шелковые подштанники?
— Просто мне нужен член команды.
— Что ты хочешь сказать? — голос Амоса охрип от возмущения. — Я что…
— Нет. Ты отлично знаешь, что тебе нельзя проходить еще одно омоложение. И я не уверен на сто процентов, что мне можно.
— Ну подожди хоть секундочку, Генри! Я с самого начала занимался этим…
— Извини, Амос, — более мягко произнес Генри. — Ты знаешь, что ты мне нужен — но факты есть факты… К тому же путешествие может пойти мальчику на пользу.
Какое-то время Амос сидел молча.
— Так вот почему ты вдруг так легко поддался на уговоры, — сказал он наконец. — Полагаешь, что сможешь сделать из мальчика мужчину?
— Возможно. Тщательно изготовленному образцу идеального среднего человека Алдорадо не повредит оказаться за пределами города с искусственным климатом.
— Ты делаешь ошибку. Молодой Бартоломью все свое время тратит на теннис и статистику. Он станет тебе обузой при первой же трудности.
— Надеюсь, что нет. Из-за множества причин.
Образ первой Дульчи задрожал перед ним. Казалось, она взвешивает его мотивы, глядя на него своими ясными серыми глазами.
Под сине-белыми лампами Клиники омоложения капитан Генри наблюдал, как доктор нервно расставляет приборы.
— Это самое нелепое из того, что я когда-либо слышал, — бросил он.
Это был крошечный, похожий на птицу человек с громадными глазами, прикрытыми затененными контактными линзами.
— Человек вашего возраста, среди ночи… Надо пройти десяток проверок, измерений, сдать химические анализы, побыть по крайней мере недели три на специальной диете — а я всего лишь проверил ваш пульс. И вы хотите, чтобы я поместил вас в регенерационную камеру и подверг ваш метаболизм семидесятичасовому глубокому шоку…
— У меня всего три месяца, чтобы добраться до места действий, — сказал Генри. — И мне нужны все мои лошадиные силы, чтобы успеть. У меня нет трех лишних недель.
— Я знаю веские причины для отказа, — Спренглер внимательно посмотрел на Генри. — Речь идет о профессиональной этике.
— Я дал расписку. В конце концов это моя шея.
Доктор сердито схватил шприц, взял Генри за руку.
— Отлично, но, что касается ответственности, я умываю руки. Я вам не гарантирую улучшения даже на двенадцать месяцев, — он выпустил жидкость, швырнул инструмент на стол, нервно вытер руки.
— Ложитесь на стол, капитан, вы почувствуете действие укола мгновенно. Будь что будет. Обратного пути уже нет. — Казалось, его голос раздавался откуда-то издалека. — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что делаете…
ПОСЛЫШАЛИСЬ ЗВУКИ, КОТОРЫЕ ТО ПРИБЛИЖАЛИСЬ, ТО ИСЧЕЗАЛИ: ГРОХОТ ПУШКИ, КРИКИ, ГОЛОСА ИЗ ПРОШЛОГО. БЫЛИ МОМЕНТЫ ОСТРОЙ БОЛИ, И ОН БОРОЛСЯ, НАПАДАЯ НА ВРАГА, КОТОРЫЙ ВСЕГДА БЫЛ ПЕРЕД НИМ. СВЕТ ОСЛЕПИТЕЛЬНО СИЯЛ, ЗАТЕМ НАСТУПИЛА ТЕМНОТА, ЧЕРЕЗ КОТОРУЮ ОН ПЛЫЛ ОДИН БЕЗ СКАФАНДРА. ПУСТОТА КОСМОСА. А В ЕГО ТЕЛЕ УЖАСНАЯ БОЛЬ, НАКАТЫВАВШАЯСЯ НЕУМОЛИМЫМИ ВОЛНАМИ…
ПОТОМ ЕМУ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ОН ПОВИС, ОЩУЩАЯ БОЛЬ КАЖДОЙ КЛЕТОЧКОЙ, СЛОВНО ОГРОМНЫЙ НОЮЩИЙ ЗУБ. ПОД НИМ СГУЩАЛОСЬ ЧТО-ТО ТВЕРДОЕ. НОГИ, РУКИ ПОКАЛЫВАЛО. ОН ПОПЫТАЛСЯ ВСПОМНИТЬ, ЧТО ПРОИЗОШЛО, НО НЕ БЫЛО НИЧЕГО, ТОЛЬКО ГОЛОС, РАЗДРАЖАЮЩИЙ ГОЛОС, КОТОРЫЙ ПРОБИВАЛСЯ, ВРЕЗАЛСЯ, ВЛАМЫВАЛСЯ В ЕГО СОЗНАНИЕ…
— Просыпайтесь! Просыпайтесь!
Он открыл глаза. Над ним плавали расплывчатые очертания лица. Лицо было приятным, похожим на уже виденное в жизни или во сне… Он закрыл глаза, окунувшись в благодатную темноту…
— Он выходит! — теперь голоса звучали резко, они врезались в его нервы, словно пила.
— Уходите, — пробормотал он.
Внезапно он почувствовал, что во рту у него язык. Сухость и мерзкий привкус…
— Воды, — прохрипел он.
Чьи-то руки подняли его, какие-то люди засуетились вокруг его тела. Он почувствовал, как снимают ремни, затем холодное прикосновение шприца. Он уже сидел, голова кружилась, но глаза осматривали маленькую светлую комнату.
— Вы заставили нас волноваться, капитан, — произнес высокий голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39