Когда мы лежали с Ребой в поместье Шатто, я говорил ей, что хожу по лезвию бритвы. Мне следовало вылететь в Зону еще тогда. Но я упустил свое счастье, и моя пси-волна откатила прочь в космос, туда, где мне следовало сейчас быть».
Он сел на кровать, сделал еще глоток кофе и прислушался к утешениям внутреннего голоса: «Вспомни, жирный синтетик все время говорит, что с тобой обращаются лучше, чем с остальными. Пока ты жив, нельзя поддаваться отчаянию. Но что же делать?…» Ответа не было.
Он взглянул на дисплей и увидел лицо Хавкена, приславшего видеописьмо. Серьезный вид командора почему-то вывел Эллиса из себя. Он схватил чашку с недопитым кофе и запустил ею в изображение. По сосредоточенному лицу Хавкена потекли струйки кофе.
— Будь ты проклят, Курт Райнер! — неожиданно вырвалось у Эллиса.
Видеописьмо Хавкена не содержало фальшивого сочувствия по поводу его заключения, оно не обнадеживало возможностью побега из Лагеря Расплаты. Но Хавкен сообщил ему о назначенной свадьбе Ребы.
Когда дворецкий Хавкена принес Эллису послание командора, Стрейкер не растерялся и использовал свой шанс. Он знал, что синтетик запрограммирован на подобные поручения. Эллис вручил ему видеописьмо и велел доставить адресату, если ему дорога его синтетическая жизнь. Это была реальная угроза, потому что за роботом следил Боуэн, готовый вырезать его пластиковое сердце, если тот собьется с пути.
Видеописьмо адресовалось Ребе и было зашифровано ее кодом. Дворецкий должен был передать его через горничную и обещал проследить, чтобы оно попало точно в руки адресата. «Ответь мне, или я сойду с ума!» — говорил он ей среди прочих откровений, которые не мог бы сделать никому другому.
Прошло уже четыре дня, но Эллис не получил никакого ответа. Он нажал на специальную кнопку, и синтетическая стена стала прозрачной. Спокойное воскресенье. Никакой суеты часовых, окликающих посетителей. Никаких друзей и родственников. Откуда-то доносилось тихое пение евангелистского хора: наверное, поблизости был костел. Часы пробили полдень. И никого. Никакой надежды. Эллис закрыл глаза. Тусклый свет равнодушного пасмурного неба падал на его лицо. Он прикрыл глаза рукой и, кажется, задремал. Ему пригрезилось, что он слышит шум подъехавшей машины. Он вообразил себе тяжелую походку тюремщика и другую — легкую… Снова повернулся ключ, дверь на огромных петлях приотворилась.
— Один час, — произнес синтетик чужим голосом, — не больше.
Дверь захлопнулась. Эллис отнял руку от лица и понял, что это не сон. В комнате стояла Реба.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Войдя в кабинет государственного секретаря, Кассабиан мысленно сосредоточился на нескольких причинах, заставивших его тайно прилететь из Китая. Лаббэк принял его, но оставил при себе Дзиро Ито, чтобы Кассабиан недолго откровенничал. «Жаль, что Дзиро Ито не болтун, — подумал Кассабиан. — Чем больше свидетелей — тем лучше. Это нельзя больше скрывать».
— Поздравляю с повышением, Конрой, — сказал он сразу же.
Кассабиан знал, что Алиса Кэн наградила своего секретаря за его умение вести государственный корабль, проявившееся в течение последних трех лет. Это была их первая встреча после того, как в феврале Кассабиана послали в Китай. Посольство Кассабиана на Пекине и деликатные дела с Небесным двором доставляли слишком много хлопот, чтобы прибыть на Либерти с официальным визитом.
— Благодарю вас, Кассабиан.
— Да, эта награда вполне заслужена, — проговорил Фарис. — Но теперь у вас и новые права, которыми, я полагаю, вы намерены воспользоваться.
— Можете в этом не сомневаться.
— Хотелось бы, хотелось бы… Кассабиан не договаривал: «Ты не можешь отрицать, что положил глаз на президентский пост. Говорят, что, когда Николай Белков перейдет в Комиссию флота, ты получишь контроль и над казной. Желаю тебе успеха. Но как насчет меня? Где признание моей роли в постоянной защите интересов Американо? Какое положение теперь займу я? Впрочем, я хочу не положения, а власти, точнее — влиятельного положения. Именуй это как хочешь. Титулы не имеют значения, если они не позволяют человеку влиять на ситуацию. Я хочу держать в руках главные нити, и ты дашь мне их. А если мне захочется большего, то я это получу, Конрой Лаббэк. Ты сменил костюм государственного секретаря на костюм вице-президента, и твое старое платье может прийтись мне впору».
— Как Пекин?
— Хэнк Моррис передает вам привет. Мы оба с оптимизмом смотрим на возможность осуществления наших планов. О многом уже удалось договориться, что, в общем, неудивительно. По его словам, «если брат будущего императора Китая женится на Президенте Американо, судьба будет к ним благосклонна». «Поддержит ли Лаббэк сватовство? — спрашивал себя Кассабиан. — Поддержит ли он теперь меня, главного творца этой идеи? Насколько глубоко он заинтересован в мире с Ямато? Отис Ле Гран проявил беспокойство, и это настораживает».
— Я хочу знать, что вы думаете о браке Президента, — сказал Кассабиан прямо. — вы за или против?
— Даю вам слово вице-президента, что я безоговорочно поддерживаю этот брак.
— А что скажет лично Конрой Лаббэк?
— Это мое личное дело.
— Существует и еще одна проблема, которая касается другого брака. Сейчас я изложу ее открыто. Я думаю, вы знаете, что я собираюсь сказать.
Лаббэк, сидевший под гигантским аллегорическим изображением «Силы и Славы», посмотрел в глаза Кассабиану, не проронив ни слова, и даже не попросил Ито покинуть кабинет.
— Вы настаиваете на том, чтобы Реба вышла замуж за Курта Райнера?
— Уже несколько лет всем известно, что рано или поздно они поженятся.
— Да. Но что за внезапная поспешность?
— Любовь юности нетерпелива, Фарис.
— О да, это правда! — Кассабиан покрутил свое обручальное кольцо. — Но какой ценой ее добиваются?
— Вы имеете в виду приданое? Мы сделали подарки семейству Халид.
— Я слышал, что приданым стала отмена смертного приговора предателю Хальтону Хенри. Это слишком высокая цена и для Американо, и для меня, Конрой.
Лаббэк резко выпрямился, обеспокоенный прямым обвинением Кассабиана.
— У вас есть доказательства?
— Не секрет, что вы стремитесь устраивать браки своих детей с влиятельными людьми. Это понятно. Непонятно только, как вы могли освободить Хальтона Хенри после того, что он совершил. То, что он дядя человека, за которого вы собираетесь выдать свою дочь, — достаточное доказательство.
— Черт знает что! Это обвинение?
Кассабиан глубоко вздохнул.
— Вы подписали освобождение Хальтона Хенри из Лагеря Расплаты. Зачем? Для помещения его под домашний арест? Вы отправили Хальтона в его собственное поместье и фактически освободили государственного преступника. Для чего вы это сделали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Он сел на кровать, сделал еще глоток кофе и прислушался к утешениям внутреннего голоса: «Вспомни, жирный синтетик все время говорит, что с тобой обращаются лучше, чем с остальными. Пока ты жив, нельзя поддаваться отчаянию. Но что же делать?…» Ответа не было.
Он взглянул на дисплей и увидел лицо Хавкена, приславшего видеописьмо. Серьезный вид командора почему-то вывел Эллиса из себя. Он схватил чашку с недопитым кофе и запустил ею в изображение. По сосредоточенному лицу Хавкена потекли струйки кофе.
— Будь ты проклят, Курт Райнер! — неожиданно вырвалось у Эллиса.
Видеописьмо Хавкена не содержало фальшивого сочувствия по поводу его заключения, оно не обнадеживало возможностью побега из Лагеря Расплаты. Но Хавкен сообщил ему о назначенной свадьбе Ребы.
Когда дворецкий Хавкена принес Эллису послание командора, Стрейкер не растерялся и использовал свой шанс. Он знал, что синтетик запрограммирован на подобные поручения. Эллис вручил ему видеописьмо и велел доставить адресату, если ему дорога его синтетическая жизнь. Это была реальная угроза, потому что за роботом следил Боуэн, готовый вырезать его пластиковое сердце, если тот собьется с пути.
Видеописьмо адресовалось Ребе и было зашифровано ее кодом. Дворецкий должен был передать его через горничную и обещал проследить, чтобы оно попало точно в руки адресата. «Ответь мне, или я сойду с ума!» — говорил он ей среди прочих откровений, которые не мог бы сделать никому другому.
Прошло уже четыре дня, но Эллис не получил никакого ответа. Он нажал на специальную кнопку, и синтетическая стена стала прозрачной. Спокойное воскресенье. Никакой суеты часовых, окликающих посетителей. Никаких друзей и родственников. Откуда-то доносилось тихое пение евангелистского хора: наверное, поблизости был костел. Часы пробили полдень. И никого. Никакой надежды. Эллис закрыл глаза. Тусклый свет равнодушного пасмурного неба падал на его лицо. Он прикрыл глаза рукой и, кажется, задремал. Ему пригрезилось, что он слышит шум подъехавшей машины. Он вообразил себе тяжелую походку тюремщика и другую — легкую… Снова повернулся ключ, дверь на огромных петлях приотворилась.
— Один час, — произнес синтетик чужим голосом, — не больше.
Дверь захлопнулась. Эллис отнял руку от лица и понял, что это не сон. В комнате стояла Реба.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Войдя в кабинет государственного секретаря, Кассабиан мысленно сосредоточился на нескольких причинах, заставивших его тайно прилететь из Китая. Лаббэк принял его, но оставил при себе Дзиро Ито, чтобы Кассабиан недолго откровенничал. «Жаль, что Дзиро Ито не болтун, — подумал Кассабиан. — Чем больше свидетелей — тем лучше. Это нельзя больше скрывать».
— Поздравляю с повышением, Конрой, — сказал он сразу же.
Кассабиан знал, что Алиса Кэн наградила своего секретаря за его умение вести государственный корабль, проявившееся в течение последних трех лет. Это была их первая встреча после того, как в феврале Кассабиана послали в Китай. Посольство Кассабиана на Пекине и деликатные дела с Небесным двором доставляли слишком много хлопот, чтобы прибыть на Либерти с официальным визитом.
— Благодарю вас, Кассабиан.
— Да, эта награда вполне заслужена, — проговорил Фарис. — Но теперь у вас и новые права, которыми, я полагаю, вы намерены воспользоваться.
— Можете в этом не сомневаться.
— Хотелось бы, хотелось бы… Кассабиан не договаривал: «Ты не можешь отрицать, что положил глаз на президентский пост. Говорят, что, когда Николай Белков перейдет в Комиссию флота, ты получишь контроль и над казной. Желаю тебе успеха. Но как насчет меня? Где признание моей роли в постоянной защите интересов Американо? Какое положение теперь займу я? Впрочем, я хочу не положения, а власти, точнее — влиятельного положения. Именуй это как хочешь. Титулы не имеют значения, если они не позволяют человеку влиять на ситуацию. Я хочу держать в руках главные нити, и ты дашь мне их. А если мне захочется большего, то я это получу, Конрой Лаббэк. Ты сменил костюм государственного секретаря на костюм вице-президента, и твое старое платье может прийтись мне впору».
— Как Пекин?
— Хэнк Моррис передает вам привет. Мы оба с оптимизмом смотрим на возможность осуществления наших планов. О многом уже удалось договориться, что, в общем, неудивительно. По его словам, «если брат будущего императора Китая женится на Президенте Американо, судьба будет к ним благосклонна». «Поддержит ли Лаббэк сватовство? — спрашивал себя Кассабиан. — Поддержит ли он теперь меня, главного творца этой идеи? Насколько глубоко он заинтересован в мире с Ямато? Отис Ле Гран проявил беспокойство, и это настораживает».
— Я хочу знать, что вы думаете о браке Президента, — сказал Кассабиан прямо. — вы за или против?
— Даю вам слово вице-президента, что я безоговорочно поддерживаю этот брак.
— А что скажет лично Конрой Лаббэк?
— Это мое личное дело.
— Существует и еще одна проблема, которая касается другого брака. Сейчас я изложу ее открыто. Я думаю, вы знаете, что я собираюсь сказать.
Лаббэк, сидевший под гигантским аллегорическим изображением «Силы и Славы», посмотрел в глаза Кассабиану, не проронив ни слова, и даже не попросил Ито покинуть кабинет.
— Вы настаиваете на том, чтобы Реба вышла замуж за Курта Райнера?
— Уже несколько лет всем известно, что рано или поздно они поженятся.
— Да. Но что за внезапная поспешность?
— Любовь юности нетерпелива, Фарис.
— О да, это правда! — Кассабиан покрутил свое обручальное кольцо. — Но какой ценой ее добиваются?
— Вы имеете в виду приданое? Мы сделали подарки семейству Халид.
— Я слышал, что приданым стала отмена смертного приговора предателю Хальтону Хенри. Это слишком высокая цена и для Американо, и для меня, Конрой.
Лаббэк резко выпрямился, обеспокоенный прямым обвинением Кассабиана.
— У вас есть доказательства?
— Не секрет, что вы стремитесь устраивать браки своих детей с влиятельными людьми. Это понятно. Непонятно только, как вы могли освободить Хальтона Хенри после того, что он совершил. То, что он дядя человека, за которого вы собираетесь выдать свою дочь, — достаточное доказательство.
— Черт знает что! Это обвинение?
Кассабиан глубоко вздохнул.
— Вы подписали освобождение Хальтона Хенри из Лагеря Расплаты. Зачем? Для помещения его под домашний арест? Вы отправили Хальтона в его собственное поместье и фактически освободили государственного преступника. Для чего вы это сделали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106