Уж если он положил глаз – то все. Ни одна еще не устояла. В том числе и те, которые даже и не смотрели в его сторону, – сказала Митч и, помолчав, добавила: – Уж если он отступил от своих принципов, это может означать только одно: он, должно быть, влюбился в тебя.
– А вот и он! – воскликнула Митч.
Она давно уже стояла у окна и, как и Лайэл, была возбуждена. Утро было солнечным, и яркие блики добавляли золота в ее белокурые волосы.
Лайэл, в шерстяной бежевой с белым юбке и жакете в тон, была давно готова. Рядом с чемоданом, который она обычно брала с собой на уик-энды, стояла еще и дорожная сумка, набитая всякой всячиной. Книжки, журналы, безделушки, трубочный табак – все это она покупала загодя и теперь везла в подарок дедушке на Рождество.
Лайэл сняла с вешалки плащ, перекинула через плечо сумку на длинном ремешке и подошла к подруге. Митч сразу забеспокоилась:
– Ну, смотри в оба!
– Но он же вчера ничего себе такого не позволял.
– Это еще ничего не значит. Может, он просто хотел усыпить твою бдительность.
Это что-то новое! Похоже, она уже и сама сомневается насчет любви с первого взгляда.
– Хотя амурные пассы на шоссе, да еще при свете дня маловероятны, – пошутила Митч.
Лайэл засмеялась. Взяв в руки багаж, задержалась у дверей и, бросив на подругу нежный взгляд, сказала:
– Счастливого Рождества! Передай мои поздравления родителям Давида.
Давид, талантливый физик, прилично зарабатывал, и у него была в Лондоне квартира, но на Рождество всегда уезжал в Хэмпшир, к отцу с матерью. В этом году вместе с ним едет и Митч. Как обычно, приедут многочисленные родственники из Корнуэлла и Шотландии. Лайэл всегда умиляется – так приятно, так радостно встречаться всем вместе. Столько тепла, любви, нежности сулит такая встреча!
– Ну конечно. Мы все очень рады. Потом с Удовольствием разъезжаемся по домам. На следующий год снова бросаемся друг к другу в объятия. Буквально задыхаемся от счастья, – заметил как-то по этому поводу Давид. Но вообще-то он немножко циник…
Лайэл спускалась по лестнице. Увидела внизу Джордана. Пусть видит, что у них на лестнице не лежат ковровые дорожки и она сама тащит багаж. И Джордан уже увидел Лайэл и, перепрыгивая через ступеньки, перехватил ее на лестничной клетке и взял из рук вещи. Одет он был обыкновенно: темные брюки, кремовый джемпер под горло, светло-оливковая куртка свободно свисает с широких плеч.
Лайэл удобно устроилась на переднем сиденье «ягуара». Шикарная машина! Конечно, каждый знает, кто может иметь такую. Не на конвейере собирается – ручная работа. Произведение искусства, можно сказать. И хозяин вполне соответствует! Покосилась на Джордана. Нос – и тот приводит в трепет. Такие носы только у настоящих мужчин. Четко очерченный профиль. Черты лица, конечно, крупноваты. Подбородок тяжеловат, да и скулы тоже. Нет, красивым его можно назвать с натяжкой. Но ведь до сих пор она никакому другому мужскому лицу столько внимания не уделяла! На лице печать той самой пикантной таинственности, которая так нравится женщинам… Но вот зачем он отрывает у себя время, создает себе неудобства? Зачем повез ее сам во Френчем? Ах да ладно! Как бы там ни было, этот его пока малопонятный жест избавляет ее от долгой и утомительной поездки на автобусе. И на том спасибо! Она ему так потом и скажет.
– Вы, должно быть, гадаете, почему это я решил отвезти вас во Френчем?
– Да, именно!
Скажите пожалуйста, он еще и мысли ее читает!
– Наверное, думаете, что из альтруистических побуждений?
– Нисколько. С какой стати?
– Когда узнаете меня получше, именно это и подумаете.
Он, кажется, собирается продолжать знакомство? Это почему-то обрадовало Лайэл. А с другой стороны – нужно ли ей все-таки принимать правила этой без сомнения опасной игры?
– Вы мне говорили, что у вас никого нет, – проговорил он вполголоса.
Конечно, он не мог не почувствовать, что ее что-то беспокоит. У нее никого нет, но и он ей не пара. Она решилась осторожно поставить точки над «i»:
– Мы с вами, как принято теперь говорить, из разных слоев общества.
– Мы же выяснили все про наших предков, – возразил он. – Я тоже провел детство в провинции и думаю, что ваше детство похоже на мое. У вас, кстати, в детстве были качели?
– Да, конечно, – обрадовалась Лайэл, – дедушка приладил их на старой яблоне, Я с них столько раз падала, что бабушка устроила дедушке скандал, и он их снял. До сих пор запах зеленки у меня ассоциируется с качелями, с детством.
Зачем он спросил о качелях? Может быть, ему вообще интересно знать, как она жила, какие у нее были друзья?.. И Лайэл предалась воспоминаниям. Вот только о Поле рассказывать не стала. Тяжело ей об этом вспоминать.
Лайэл чувствовала себя почти счастливой. Едешь себе, неторопливо беседуешь. Полный комфорт! Во всяком случае, давно она не ощущала такого тихого умиротворения.
Подъехали к деревушке. Низенькая гостинца с крышей, крытой соломой, и увитые плющом аккуратные домики гнездились вокруг озерца, в котором плескались утки. Джордан припарковал машину под каким-то деревом. Голые ветки широкими мазками проступали черным по ярко-васильковому фону неба.
– Не хотите ли немного пройтись до завтрака? – спросил он.
– С удовольствием.
Она чувствовала какое-то смущение оттого, что разоткровенничалась в машине, и теперь была немногословна.
– Ваши туфельки выдержат прогулку?
– Да, конечно. Не беспокойтесь.
Хорошо, что она надела эти светло-коричневые уличные туфли. И каблук удобный – не застрянет.
Было чудесное утро. Солнце почти не грело, зато – словно чувствуя эту свою вину – светило так ярко, что глазам было больно. Воздух бодрил и искрился, как молодое пенное вино.
Впереди была небольшая насыпь. Джордан взобрался наверх и протянул ей руку. И, как только ее пальцы коснулись его руки, Лайэл вздрогнула. – Да вы замерзли! – воскликнул он. Она попыталась тут же высвободить руку. Но он не отпускал. А потом обе руки, его и ее, грелись в кармане куртки Джордана. А сердце Лайэл так колотилось, будто чувствовало опасность. Шли молча по проселочной дороге. И молчали не потому, что нечего было сказать, а просто так хотелось. Припорошенные снегом холмы и взгорки, седые от инея кустики в низине… Прошли километра полтора. Джордан посмотрел на золотые часы и сказал:
– Нам пора возвращаться. Повернули назад. Шли, шли и набрели на таверну «Посудина, в которой варят грог». Неизвестно, как тут варили грог, но накормили превосходно. Уходя, взяли с собой хлеба и потом долго кормили прожорливых уток.
Когда подъехали наконец к больнице, Джордан сказал:
– Я хочу познакомиться с дедушкой.
Вошли в вестибюль. Дежурная сестра, приветливая толстушка, провожая их до палаты, говорила:
– Он будет рад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– А вот и он! – воскликнула Митч.
Она давно уже стояла у окна и, как и Лайэл, была возбуждена. Утро было солнечным, и яркие блики добавляли золота в ее белокурые волосы.
Лайэл, в шерстяной бежевой с белым юбке и жакете в тон, была давно готова. Рядом с чемоданом, который она обычно брала с собой на уик-энды, стояла еще и дорожная сумка, набитая всякой всячиной. Книжки, журналы, безделушки, трубочный табак – все это она покупала загодя и теперь везла в подарок дедушке на Рождество.
Лайэл сняла с вешалки плащ, перекинула через плечо сумку на длинном ремешке и подошла к подруге. Митч сразу забеспокоилась:
– Ну, смотри в оба!
– Но он же вчера ничего себе такого не позволял.
– Это еще ничего не значит. Может, он просто хотел усыпить твою бдительность.
Это что-то новое! Похоже, она уже и сама сомневается насчет любви с первого взгляда.
– Хотя амурные пассы на шоссе, да еще при свете дня маловероятны, – пошутила Митч.
Лайэл засмеялась. Взяв в руки багаж, задержалась у дверей и, бросив на подругу нежный взгляд, сказала:
– Счастливого Рождества! Передай мои поздравления родителям Давида.
Давид, талантливый физик, прилично зарабатывал, и у него была в Лондоне квартира, но на Рождество всегда уезжал в Хэмпшир, к отцу с матерью. В этом году вместе с ним едет и Митч. Как обычно, приедут многочисленные родственники из Корнуэлла и Шотландии. Лайэл всегда умиляется – так приятно, так радостно встречаться всем вместе. Столько тепла, любви, нежности сулит такая встреча!
– Ну конечно. Мы все очень рады. Потом с Удовольствием разъезжаемся по домам. На следующий год снова бросаемся друг к другу в объятия. Буквально задыхаемся от счастья, – заметил как-то по этому поводу Давид. Но вообще-то он немножко циник…
Лайэл спускалась по лестнице. Увидела внизу Джордана. Пусть видит, что у них на лестнице не лежат ковровые дорожки и она сама тащит багаж. И Джордан уже увидел Лайэл и, перепрыгивая через ступеньки, перехватил ее на лестничной клетке и взял из рук вещи. Одет он был обыкновенно: темные брюки, кремовый джемпер под горло, светло-оливковая куртка свободно свисает с широких плеч.
Лайэл удобно устроилась на переднем сиденье «ягуара». Шикарная машина! Конечно, каждый знает, кто может иметь такую. Не на конвейере собирается – ручная работа. Произведение искусства, можно сказать. И хозяин вполне соответствует! Покосилась на Джордана. Нос – и тот приводит в трепет. Такие носы только у настоящих мужчин. Четко очерченный профиль. Черты лица, конечно, крупноваты. Подбородок тяжеловат, да и скулы тоже. Нет, красивым его можно назвать с натяжкой. Но ведь до сих пор она никакому другому мужскому лицу столько внимания не уделяла! На лице печать той самой пикантной таинственности, которая так нравится женщинам… Но вот зачем он отрывает у себя время, создает себе неудобства? Зачем повез ее сам во Френчем? Ах да ладно! Как бы там ни было, этот его пока малопонятный жест избавляет ее от долгой и утомительной поездки на автобусе. И на том спасибо! Она ему так потом и скажет.
– Вы, должно быть, гадаете, почему это я решил отвезти вас во Френчем?
– Да, именно!
Скажите пожалуйста, он еще и мысли ее читает!
– Наверное, думаете, что из альтруистических побуждений?
– Нисколько. С какой стати?
– Когда узнаете меня получше, именно это и подумаете.
Он, кажется, собирается продолжать знакомство? Это почему-то обрадовало Лайэл. А с другой стороны – нужно ли ей все-таки принимать правила этой без сомнения опасной игры?
– Вы мне говорили, что у вас никого нет, – проговорил он вполголоса.
Конечно, он не мог не почувствовать, что ее что-то беспокоит. У нее никого нет, но и он ей не пара. Она решилась осторожно поставить точки над «i»:
– Мы с вами, как принято теперь говорить, из разных слоев общества.
– Мы же выяснили все про наших предков, – возразил он. – Я тоже провел детство в провинции и думаю, что ваше детство похоже на мое. У вас, кстати, в детстве были качели?
– Да, конечно, – обрадовалась Лайэл, – дедушка приладил их на старой яблоне, Я с них столько раз падала, что бабушка устроила дедушке скандал, и он их снял. До сих пор запах зеленки у меня ассоциируется с качелями, с детством.
Зачем он спросил о качелях? Может быть, ему вообще интересно знать, как она жила, какие у нее были друзья?.. И Лайэл предалась воспоминаниям. Вот только о Поле рассказывать не стала. Тяжело ей об этом вспоминать.
Лайэл чувствовала себя почти счастливой. Едешь себе, неторопливо беседуешь. Полный комфорт! Во всяком случае, давно она не ощущала такого тихого умиротворения.
Подъехали к деревушке. Низенькая гостинца с крышей, крытой соломой, и увитые плющом аккуратные домики гнездились вокруг озерца, в котором плескались утки. Джордан припарковал машину под каким-то деревом. Голые ветки широкими мазками проступали черным по ярко-васильковому фону неба.
– Не хотите ли немного пройтись до завтрака? – спросил он.
– С удовольствием.
Она чувствовала какое-то смущение оттого, что разоткровенничалась в машине, и теперь была немногословна.
– Ваши туфельки выдержат прогулку?
– Да, конечно. Не беспокойтесь.
Хорошо, что она надела эти светло-коричневые уличные туфли. И каблук удобный – не застрянет.
Было чудесное утро. Солнце почти не грело, зато – словно чувствуя эту свою вину – светило так ярко, что глазам было больно. Воздух бодрил и искрился, как молодое пенное вино.
Впереди была небольшая насыпь. Джордан взобрался наверх и протянул ей руку. И, как только ее пальцы коснулись его руки, Лайэл вздрогнула. – Да вы замерзли! – воскликнул он. Она попыталась тут же высвободить руку. Но он не отпускал. А потом обе руки, его и ее, грелись в кармане куртки Джордана. А сердце Лайэл так колотилось, будто чувствовало опасность. Шли молча по проселочной дороге. И молчали не потому, что нечего было сказать, а просто так хотелось. Припорошенные снегом холмы и взгорки, седые от инея кустики в низине… Прошли километра полтора. Джордан посмотрел на золотые часы и сказал:
– Нам пора возвращаться. Повернули назад. Шли, шли и набрели на таверну «Посудина, в которой варят грог». Неизвестно, как тут варили грог, но накормили превосходно. Уходя, взяли с собой хлеба и потом долго кормили прожорливых уток.
Когда подъехали наконец к больнице, Джордан сказал:
– Я хочу познакомиться с дедушкой.
Вошли в вестибюль. Дежурная сестра, приветливая толстушка, провожая их до палаты, говорила:
– Он будет рад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42