– Как ты мог ради своих целей использовать больного старого человека? Господи, мне не вынести этого! Дедушка, как настоящий заключенный, почти в тюрьме – за то, что ты меня подозреваешь в деяниях, которых я не совершала, Я не вынесу этого!
Джордан обхватил ее лицо ладонями и сказал совершенно спокойно:
– Прекрати пороть чепуху! Я тебе только что сказал, что ничего подобного с ним не происходит. С Дагганом ему удобнее, и он с ним чувствует себя более свободно, чем если бы один целый день в маленькой квартирке поджидал тебя с работы.
Джордан провел ладонью по ее щеке. Она взглянула на него. Какие нежности! Выражение его лица сразу же изменилось, будто он был недоволен собой за проявленное сочувствие к ней.
– И Дагган меньше всего похож на тюремщика, – торопливо продолжил Джордан. – Я удивлюсь, если твой дедушка не оценит его по достоинству и они не поладят друг с другом. Дагган хороший парень. Спокойный, рассудительный, с чувством юмора. В шахматы прекрасно играет. Он и за моим отцом ухаживал в последние дни его жизни. Вот тогда я с ним и познакомился. Нам повезло, что мы его заполучили. Последние два года он жил в качестве сиделки у члена парламента в отставке. И продолжал бы выполнять свои обязанности, если бы его подопечный джентльмен не решил переехать к своей овдовевшей сестре. Дагган родился и вырос в Ист-Энде, и ничто не заставит его покинуть Лондон. Нам его послала судьба.
Конечно, Джордан зол на нее. Но он так обстоятельно все рассказывает, чтобы успокоить ее, что, должно быть, позабыл, как ему следует себя вести.
– Так что все будет в порядке, Лайэл. Никто и ничто не доставит ему волнений. Если, конечно, ты чего-нибудь ему не подбросишь. А если ты все-таки что-либо предпримешь, то любое ухудшение состояния его здоровья будет на твоей совести. И тем не менее, если ты так любишь дедушку, как говоришь, то все, что от тебя потребуется, это убедить его всем своим видом в том, что ты счастлива. Я убежден, что ты неплохая актриса, так что убедить его в этом тебе не составит большого труда.
Да это же просто пощечина по щеке, которую сначала погладили!
Уязвленная Лайэл вскочила и изменившимся до неузнаваемости голосом закричала:
– Я ненавижу тебя!
– Спокойно! – сказал Джордан.
Закусив губу, она повернулась и выбежала. Приняла душ, привела себя в порядок, успокоилась и пошла на кухню готовить ужин.
Он одерживал победу за победой! И ради дедушки она должна играть роль по сценарию, который Джордан для нее сочинил. Роль счастливой жены.
Если бы их брак был нормальным, если бы Джордан любил ее и не считал виновницей гибели Поля, и играть бы не пришлось, а без этих «если» эта жизнь будет сплошным страданием, тяжелым испытанием.
И надолго ли хватит ее сил? Поверит ли ей Джордан когда-нибудь? Но, если чудо произойдет и он поверит, что тогда? Тогда они могут спокойно развестись… Эта мысль почему-то ее не обрадовала. Хотя, конечно, это самое лучшее, на что она может надеяться.
Ужин прошел в молчании. Кофе, как всегда, пили в гостиной.
– Ты говорила, что драгоценности, которые дарил тебе Поль, были всего лишь бижутерией? – вдруг обратился к ней Джордан.
– Большинство.
– Сколько же ты за них получила?
Лайэл ответила, но по выражению его лица поняла, что Джордан ей не поверил. Если бы не эта история с авансом, она бы могла сейчас показать ему эти вещи и он бы все понял. Теперь же у нее нет доказательств.
– И конечно же перечень проданных вещей с проставленной ценой тоже не сохранился, – заметил он язвительно.
Если бы только он существовал… «Если бы», должно быть, два самых печально бесполезных слова в языке.
Оценщик все время непринужденно что-то болтал, перебирая на прилавке украшения, потом отсчитал общую сумму и передал Лайэл деньги. Да, для нее это была сумма. И, что более важно, этих денег хватало на уплату аванса. Ее не покидало чувство горечи и вины, что вот она продает подарки Поля. И, как только продажа состоялась, Лайэл как можно быстрее вышла из магазина. С оценкой она сразу согласилась, получила наличными, положила в сумочку и сразу же пошла и уплатила аванс.
– Сохранился? – настаивал Джордан. Лайэл, ни слова не сказав, отрицательно покачала головой.
– Ты всегда ходишь в эту лавку? – спросил он. Лайэл недоуменно посмотрела на него.
– Я хочу спросить, подарки от своих поклонников продаешь в одном и том же месте? – разъяснил он.
– Ты так говоришь, будто считаешь, что я совсем бессердечная и очень корыстная. Хуже чем продажная женщина…
– Ты и на самом деле хуже. Продажная женщина предлагает себя, а это стоит денег. А что ты предлагала взамен, кроме поцелуев и пустых обещаний? – сказал он, посмотрев на нее с презрением. – Ничего. Сама ты не раскошеливалась.
– Нет! Неправда! – закричала Лайэл.
Ей захотелось тут же ударить его, возникло острое желание неистово биться, опрокидывать вещи, угрожать. В крике наконец излить все накопившееся страдание.
И ничего подобного! Она сумела обуздать свои «первобытные инстинкты», взглянула на него и произнесла уже спокойно:
– Ты заблуждаешься. Если бы ты только смог избавиться от пелены, которая застилает тебе глаза, ты бы увидел ясно, что…
– Я и сейчас все вижу, – перебил он, – я и сейчас очень отчетливо вижу, как Поль заживо горит…
– Ты скотина! – сказала она хриплым голосом, стараясь излить всю свою ненависть, которую испытывала к нему за его грубую жестокость, за все те страдания, которым он ее подвергал. – Ты просто настоящая свинья, без всяких примесей!
Он весело рассмеялся:
– Если американская пресса разнюхала о нашей свадьбе, Нэнси, я думаю, скажет то же самое.
Несмотря на весь свой гнев и возбуждение, Лайэл отреагировала немедленно:
– Нэнси! Блондинка на фотографии?
Ну зачем она упомянула о фото? Джордан смотрел на нее, высоко подняв бровь.
– Я увидела фотографию в твоем бумажнике, когда… когда я…
– Шарила по моим карманам, – закончил он за нее фразу. – Да, это Нэнси. Правда, я ей никогда ничего не обещал, но она ждет, что я вернусь в Штаты и женюсь на ней.
– Господи, как бы я этого хотела! И еще чтобы ты не возвращался сюда.
– Вот тут мы расходимся в желаниях. Господи, лучше бы я никогда отсюда не уезжал! Я ведь только через две недели после гибели Поля узнал о несчастье.
– Значит, поэтому тебя не было на похоронах?
– Поэтому. А ты, значит, была на его похоронах? – спросил он, и в голосе его она не уловила никакого эпатажа.
– Да… Митч и я.
– Тогда ты, может быть, расскажешь мне, как все было.
– Ты хочешь знать, как его хоронили, или твой вопрос – очередной вариант пытки?
– Я хочу знать.
– Мой рассказ не займет много времени. Поля хоронили во вторник, в конце ноября.
Было пасмурно и сыро. Маленький крематорий являл собой грустную картину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Джордан обхватил ее лицо ладонями и сказал совершенно спокойно:
– Прекрати пороть чепуху! Я тебе только что сказал, что ничего подобного с ним не происходит. С Дагганом ему удобнее, и он с ним чувствует себя более свободно, чем если бы один целый день в маленькой квартирке поджидал тебя с работы.
Джордан провел ладонью по ее щеке. Она взглянула на него. Какие нежности! Выражение его лица сразу же изменилось, будто он был недоволен собой за проявленное сочувствие к ней.
– И Дагган меньше всего похож на тюремщика, – торопливо продолжил Джордан. – Я удивлюсь, если твой дедушка не оценит его по достоинству и они не поладят друг с другом. Дагган хороший парень. Спокойный, рассудительный, с чувством юмора. В шахматы прекрасно играет. Он и за моим отцом ухаживал в последние дни его жизни. Вот тогда я с ним и познакомился. Нам повезло, что мы его заполучили. Последние два года он жил в качестве сиделки у члена парламента в отставке. И продолжал бы выполнять свои обязанности, если бы его подопечный джентльмен не решил переехать к своей овдовевшей сестре. Дагган родился и вырос в Ист-Энде, и ничто не заставит его покинуть Лондон. Нам его послала судьба.
Конечно, Джордан зол на нее. Но он так обстоятельно все рассказывает, чтобы успокоить ее, что, должно быть, позабыл, как ему следует себя вести.
– Так что все будет в порядке, Лайэл. Никто и ничто не доставит ему волнений. Если, конечно, ты чего-нибудь ему не подбросишь. А если ты все-таки что-либо предпримешь, то любое ухудшение состояния его здоровья будет на твоей совести. И тем не менее, если ты так любишь дедушку, как говоришь, то все, что от тебя потребуется, это убедить его всем своим видом в том, что ты счастлива. Я убежден, что ты неплохая актриса, так что убедить его в этом тебе не составит большого труда.
Да это же просто пощечина по щеке, которую сначала погладили!
Уязвленная Лайэл вскочила и изменившимся до неузнаваемости голосом закричала:
– Я ненавижу тебя!
– Спокойно! – сказал Джордан.
Закусив губу, она повернулась и выбежала. Приняла душ, привела себя в порядок, успокоилась и пошла на кухню готовить ужин.
Он одерживал победу за победой! И ради дедушки она должна играть роль по сценарию, который Джордан для нее сочинил. Роль счастливой жены.
Если бы их брак был нормальным, если бы Джордан любил ее и не считал виновницей гибели Поля, и играть бы не пришлось, а без этих «если» эта жизнь будет сплошным страданием, тяжелым испытанием.
И надолго ли хватит ее сил? Поверит ли ей Джордан когда-нибудь? Но, если чудо произойдет и он поверит, что тогда? Тогда они могут спокойно развестись… Эта мысль почему-то ее не обрадовала. Хотя, конечно, это самое лучшее, на что она может надеяться.
Ужин прошел в молчании. Кофе, как всегда, пили в гостиной.
– Ты говорила, что драгоценности, которые дарил тебе Поль, были всего лишь бижутерией? – вдруг обратился к ней Джордан.
– Большинство.
– Сколько же ты за них получила?
Лайэл ответила, но по выражению его лица поняла, что Джордан ей не поверил. Если бы не эта история с авансом, она бы могла сейчас показать ему эти вещи и он бы все понял. Теперь же у нее нет доказательств.
– И конечно же перечень проданных вещей с проставленной ценой тоже не сохранился, – заметил он язвительно.
Если бы только он существовал… «Если бы», должно быть, два самых печально бесполезных слова в языке.
Оценщик все время непринужденно что-то болтал, перебирая на прилавке украшения, потом отсчитал общую сумму и передал Лайэл деньги. Да, для нее это была сумма. И, что более важно, этих денег хватало на уплату аванса. Ее не покидало чувство горечи и вины, что вот она продает подарки Поля. И, как только продажа состоялась, Лайэл как можно быстрее вышла из магазина. С оценкой она сразу согласилась, получила наличными, положила в сумочку и сразу же пошла и уплатила аванс.
– Сохранился? – настаивал Джордан. Лайэл, ни слова не сказав, отрицательно покачала головой.
– Ты всегда ходишь в эту лавку? – спросил он. Лайэл недоуменно посмотрела на него.
– Я хочу спросить, подарки от своих поклонников продаешь в одном и том же месте? – разъяснил он.
– Ты так говоришь, будто считаешь, что я совсем бессердечная и очень корыстная. Хуже чем продажная женщина…
– Ты и на самом деле хуже. Продажная женщина предлагает себя, а это стоит денег. А что ты предлагала взамен, кроме поцелуев и пустых обещаний? – сказал он, посмотрев на нее с презрением. – Ничего. Сама ты не раскошеливалась.
– Нет! Неправда! – закричала Лайэл.
Ей захотелось тут же ударить его, возникло острое желание неистово биться, опрокидывать вещи, угрожать. В крике наконец излить все накопившееся страдание.
И ничего подобного! Она сумела обуздать свои «первобытные инстинкты», взглянула на него и произнесла уже спокойно:
– Ты заблуждаешься. Если бы ты только смог избавиться от пелены, которая застилает тебе глаза, ты бы увидел ясно, что…
– Я и сейчас все вижу, – перебил он, – я и сейчас очень отчетливо вижу, как Поль заживо горит…
– Ты скотина! – сказала она хриплым голосом, стараясь излить всю свою ненависть, которую испытывала к нему за его грубую жестокость, за все те страдания, которым он ее подвергал. – Ты просто настоящая свинья, без всяких примесей!
Он весело рассмеялся:
– Если американская пресса разнюхала о нашей свадьбе, Нэнси, я думаю, скажет то же самое.
Несмотря на весь свой гнев и возбуждение, Лайэл отреагировала немедленно:
– Нэнси! Блондинка на фотографии?
Ну зачем она упомянула о фото? Джордан смотрел на нее, высоко подняв бровь.
– Я увидела фотографию в твоем бумажнике, когда… когда я…
– Шарила по моим карманам, – закончил он за нее фразу. – Да, это Нэнси. Правда, я ей никогда ничего не обещал, но она ждет, что я вернусь в Штаты и женюсь на ней.
– Господи, как бы я этого хотела! И еще чтобы ты не возвращался сюда.
– Вот тут мы расходимся в желаниях. Господи, лучше бы я никогда отсюда не уезжал! Я ведь только через две недели после гибели Поля узнал о несчастье.
– Значит, поэтому тебя не было на похоронах?
– Поэтому. А ты, значит, была на его похоронах? – спросил он, и в голосе его она не уловила никакого эпатажа.
– Да… Митч и я.
– Тогда ты, может быть, расскажешь мне, как все было.
– Ты хочешь знать, как его хоронили, или твой вопрос – очередной вариант пытки?
– Я хочу знать.
– Мой рассказ не займет много времени. Поля хоронили во вторник, в конце ноября.
Было пасмурно и сыро. Маленький крематорий являл собой грустную картину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42