Но почему это так долго нет Бетти? И почему держат Рабиновича?
– Кто тебе сказал, что его держат? - Давид храбрился, хотя сердце у него колотилось в груди от тревоги не столько за квартиранта, сколько за дочь.
– Я тебе сейчас все растолкую. О квартиранте вообще нечего беспокоиться, Человек он спокойный и хладнокровный, Он, может быть, уже ушел оттуда, но по дороге забежал в зубоврачебную школу или встретился с товарищами и заболтался...
– А Бетти?
– Начинается!.. Как ты думаешь, не сбегать ли мне к сестре? Авось они там?
– Ну что ты говоришь? - ответила Сарра. - Неужели ты допускаешь, что она, освободившись, побежит не домой, а к тетке...
Давид чувствует, что жена права, но все-таки возражает:
– Вот ты увидишь, я сейчас пойду к сестре и приведу Бетти! Что ты тогда скажешь?
– Что я скажу? Дай Бог!
Давид выбежал из дому, не зная, куда направиться. За ним следом выбежала Сарра. И так в течение всего дня несчастные родители бегали по всему городу. Побывали в самых неожиданных местах, обивали пороги всех полицейских участков и канцелярий, охрипли, расспрашивая...
К вечеру Шапиро узнали, что Рабиновича под усиленным конвоем перевели из участка в тюрьму.
О дочери никто ничего не знает...
– Где же Бетти?
Глава 39
У ВОЛКА В ЛАПАХ
– Вот мы и приехали... - протянул нараспев субъект в темно-синих очках с отвислыми губами.
Подозрительно запутанная дорога в закрытой карете, исчезновение перед концом путешествия двух надзирателей, сопровождавших Бетти с чиновником, и, наконец, полутемная комната, в которой они очутились, - все это наводило на тревожные размышления.
Субъект запер двери, ключ положил в карман, и Бетти поняла, что она в западне. Комната была полуосвещена, и по стенам метались чудовищно длинные тени...
Вдруг комната озарилась ярко-кричащим светом...
"Погибла! - мелькнуло в голове Бетти. - Что делать: кричать? Нет, никто не услышит, а главное, не поможет... Значит - защищаться!"
Метнула взор на письменный стол, но на нем ничего пригодного для защиты не было, кроме разве большого письменного прибора с двумя массивными чернильницами...
"Если такой чернильницей хватить по голове, пожалуй, можно размозжить череп!"
– Садитесь! - сказал чиновник, садясь против Бетти. Он снял очки, и Бетти сразу узнала человека, руководившего облавой в их квартире в начале осени.
Холодок пробежал по коже, но Бетти решила скрывать свою боязнь...
– Где я нахожусь? - спросила она, глядя прямо в его глаза. - Где мой отец? Почему увезли брата? Где квартирант Рабинович? Почему мы не все вместе?
– Успокойтесь! - сказал он, избегая ее взгляда. - С ними ничего плохого не случится. Их допросят поодиночке, узнают, кто виновен, кто нет. Невиновных отпустят домой, а виновных отошлют куда следует. Но до утра вам придется потерпеть, милая барышня! Все должны провести эту ночь раздельно, чтобы нельзя было сговариваться...
– Сговариваться?.. Неужто это серьезно? Кого же обвиняют в ужасном преступлении? Уж не отца ли, который Володьку в жизни своей даже не видал? Или все мы виноваты в этой ужасной смерти? Это мы, стало быть, "ритуальные" убийцы?
Субъект вытащил портсигар, закурил и, изобразив на лице своем нечто вроде улыбки, сказал со всей доступной ему мягкостью:
– Пока я руковожу этим делом, вы можете быть спокойны! Если бы не я, вы в данную минуту находились бы не здесь...
– Мне все равно, где ни находиться! - сказала Бетти, еле скрывая дрожь в голосе и следя за каждым движением своего собеседника.
Он встал, выпрямился, затем снова сел, нервно затянулся и произнес:
– О нет! Такая, как вы, не может сидеть вместе с другими... арестантами! Разве я мог бы допустить что-либо подобное? Вы не должны думать, - прибавил он, крякнув и подсев поближе, - вы не должны думать, что я только это готов для вас сделать! Это - мелочь. Я готов на большее! Для другого - ни за какие коврижки, но для вас... Я, не хвастая, могу сказать, что в моих руках все нити этого запутанного дела о смерти Чигиринского, и ради вас я могу так запутать или распутать их, чтобы дело приняло совсем другое направление...
– Чем же я заслужила столь лестное внимание с вашей стороны? - спросила Бетти, еле сдерживаясь.
– Вы очаровали меня! С той памятной ночи, когда я был у вас по случаю ревизии, я потерял спокойствие!.. Я вижу вас во сне и наяву... Я знаю, что вы меня боитесь... Меня многие боятся... И ненавидят, ненавидят за то, что я "шпик", "сыщик"... Как будто у шпика нет души, как будто сыщик не может полюбить, как "сорок тысяч братьев"...
Он погасил папиросу и придвинулся вплотную к Бетти. На секунду их глаза встретились, и Бетти с настороженностью кошки, рассчитывающей прыжок, стала соображать, как быть, если он бросится на нее.
"Дотянуть бы до утра!" - подумала она и стала забрасывать его вопросами: что это за дело такое, все нити которого у него в руках, и как, собственно, он может по своей воле придать ему то или иное направление?..
– О, лучше не спрашивайте! Дело неxорошее... Тут, знаете ли, пахнет Сибирью, если не хуже... и для вашего отца, и для всех вас... Но надейтесь на меня! Уж я поверну колесо куда следует... Только прикажите!
Он встал с места. Встала и Бетти. Заложив руки назад, он подошел к ней вплотную, заглянул в глаза и криво усмехнулся.
– Как же это я вам "прикажу"? - спросила Бетти. - Что я за повелительница?..
Она хотела отступить на шаг, но, прежде чем успела оглянуться, очутилась в железных объятиях...
Бетти прекрасно понимала, что ни сострадания, ни простой жалости в этом человеке ей не найти, и решила изо всех сил сопротивляться.
Но вдруг в комнату хлынул поток звуков...
На стене резко, продолжительно и настойчиво трещал телефон.
Железные тиски разжались. Субъект подскочил к аппарату:
– Кто у телефона?.. Да! Я! Сию минуту... Еду!.. - Заторопился, совершенно отрезвел и, бормоча на ходу: "В участок! В участок!", выбежал из комнаты.
Кто звонил? Не все ли равно? Она спасена.
***
Бетти огляделась. Помещение имело весьма неприглядный вид. Это был подвал, в сизой полумгле которого слабо мерцала керосиновая лампочка. Чувствовался кисловатый запах плесени. По стенам тянулись длинные, узкие скамьи, составлявшие всю обстановку. Бетти была одна...
Вдруг послышались голоса, чьи-то шаги и хриплый визг женщины, извергавшей проклятья и площадные ругательства, до того отборные и вычурные, что Бетти не поняла ни одного слова...
Распахнулась дверь, и несколько пар мужских рук насильно втолкнули женскую фигуру, не перестававшую ругаться...
Двери снова заперли снаружи.
Брошенная в подвал женщина полежала несколько минут на полу, оглядываясь по сторонам, и, заметив, что она не одна, поднялась. Слегка пошатываясь, подошла к Бетти и заглянула ей пристально в лицо.
Бетти тоже, насколько позволяла полутьма, пригляделась к своей случайной соседке и различила сильно накрашенные щеки, жидкие кудряшки под смятой шляпкой и низкий лоб, из-под которого глядели маленькие голубоватые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Кто тебе сказал, что его держат? - Давид храбрился, хотя сердце у него колотилось в груди от тревоги не столько за квартиранта, сколько за дочь.
– Я тебе сейчас все растолкую. О квартиранте вообще нечего беспокоиться, Человек он спокойный и хладнокровный, Он, может быть, уже ушел оттуда, но по дороге забежал в зубоврачебную школу или встретился с товарищами и заболтался...
– А Бетти?
– Начинается!.. Как ты думаешь, не сбегать ли мне к сестре? Авось они там?
– Ну что ты говоришь? - ответила Сарра. - Неужели ты допускаешь, что она, освободившись, побежит не домой, а к тетке...
Давид чувствует, что жена права, но все-таки возражает:
– Вот ты увидишь, я сейчас пойду к сестре и приведу Бетти! Что ты тогда скажешь?
– Что я скажу? Дай Бог!
Давид выбежал из дому, не зная, куда направиться. За ним следом выбежала Сарра. И так в течение всего дня несчастные родители бегали по всему городу. Побывали в самых неожиданных местах, обивали пороги всех полицейских участков и канцелярий, охрипли, расспрашивая...
К вечеру Шапиро узнали, что Рабиновича под усиленным конвоем перевели из участка в тюрьму.
О дочери никто ничего не знает...
– Где же Бетти?
Глава 39
У ВОЛКА В ЛАПАХ
– Вот мы и приехали... - протянул нараспев субъект в темно-синих очках с отвислыми губами.
Подозрительно запутанная дорога в закрытой карете, исчезновение перед концом путешествия двух надзирателей, сопровождавших Бетти с чиновником, и, наконец, полутемная комната, в которой они очутились, - все это наводило на тревожные размышления.
Субъект запер двери, ключ положил в карман, и Бетти поняла, что она в западне. Комната была полуосвещена, и по стенам метались чудовищно длинные тени...
Вдруг комната озарилась ярко-кричащим светом...
"Погибла! - мелькнуло в голове Бетти. - Что делать: кричать? Нет, никто не услышит, а главное, не поможет... Значит - защищаться!"
Метнула взор на письменный стол, но на нем ничего пригодного для защиты не было, кроме разве большого письменного прибора с двумя массивными чернильницами...
"Если такой чернильницей хватить по голове, пожалуй, можно размозжить череп!"
– Садитесь! - сказал чиновник, садясь против Бетти. Он снял очки, и Бетти сразу узнала человека, руководившего облавой в их квартире в начале осени.
Холодок пробежал по коже, но Бетти решила скрывать свою боязнь...
– Где я нахожусь? - спросила она, глядя прямо в его глаза. - Где мой отец? Почему увезли брата? Где квартирант Рабинович? Почему мы не все вместе?
– Успокойтесь! - сказал он, избегая ее взгляда. - С ними ничего плохого не случится. Их допросят поодиночке, узнают, кто виновен, кто нет. Невиновных отпустят домой, а виновных отошлют куда следует. Но до утра вам придется потерпеть, милая барышня! Все должны провести эту ночь раздельно, чтобы нельзя было сговариваться...
– Сговариваться?.. Неужто это серьезно? Кого же обвиняют в ужасном преступлении? Уж не отца ли, который Володьку в жизни своей даже не видал? Или все мы виноваты в этой ужасной смерти? Это мы, стало быть, "ритуальные" убийцы?
Субъект вытащил портсигар, закурил и, изобразив на лице своем нечто вроде улыбки, сказал со всей доступной ему мягкостью:
– Пока я руковожу этим делом, вы можете быть спокойны! Если бы не я, вы в данную минуту находились бы не здесь...
– Мне все равно, где ни находиться! - сказала Бетти, еле скрывая дрожь в голосе и следя за каждым движением своего собеседника.
Он встал, выпрямился, затем снова сел, нервно затянулся и произнес:
– О нет! Такая, как вы, не может сидеть вместе с другими... арестантами! Разве я мог бы допустить что-либо подобное? Вы не должны думать, - прибавил он, крякнув и подсев поближе, - вы не должны думать, что я только это готов для вас сделать! Это - мелочь. Я готов на большее! Для другого - ни за какие коврижки, но для вас... Я, не хвастая, могу сказать, что в моих руках все нити этого запутанного дела о смерти Чигиринского, и ради вас я могу так запутать или распутать их, чтобы дело приняло совсем другое направление...
– Чем же я заслужила столь лестное внимание с вашей стороны? - спросила Бетти, еле сдерживаясь.
– Вы очаровали меня! С той памятной ночи, когда я был у вас по случаю ревизии, я потерял спокойствие!.. Я вижу вас во сне и наяву... Я знаю, что вы меня боитесь... Меня многие боятся... И ненавидят, ненавидят за то, что я "шпик", "сыщик"... Как будто у шпика нет души, как будто сыщик не может полюбить, как "сорок тысяч братьев"...
Он погасил папиросу и придвинулся вплотную к Бетти. На секунду их глаза встретились, и Бетти с настороженностью кошки, рассчитывающей прыжок, стала соображать, как быть, если он бросится на нее.
"Дотянуть бы до утра!" - подумала она и стала забрасывать его вопросами: что это за дело такое, все нити которого у него в руках, и как, собственно, он может по своей воле придать ему то или иное направление?..
– О, лучше не спрашивайте! Дело неxорошее... Тут, знаете ли, пахнет Сибирью, если не хуже... и для вашего отца, и для всех вас... Но надейтесь на меня! Уж я поверну колесо куда следует... Только прикажите!
Он встал с места. Встала и Бетти. Заложив руки назад, он подошел к ней вплотную, заглянул в глаза и криво усмехнулся.
– Как же это я вам "прикажу"? - спросила Бетти. - Что я за повелительница?..
Она хотела отступить на шаг, но, прежде чем успела оглянуться, очутилась в железных объятиях...
Бетти прекрасно понимала, что ни сострадания, ни простой жалости в этом человеке ей не найти, и решила изо всех сил сопротивляться.
Но вдруг в комнату хлынул поток звуков...
На стене резко, продолжительно и настойчиво трещал телефон.
Железные тиски разжались. Субъект подскочил к аппарату:
– Кто у телефона?.. Да! Я! Сию минуту... Еду!.. - Заторопился, совершенно отрезвел и, бормоча на ходу: "В участок! В участок!", выбежал из комнаты.
Кто звонил? Не все ли равно? Она спасена.
***
Бетти огляделась. Помещение имело весьма неприглядный вид. Это был подвал, в сизой полумгле которого слабо мерцала керосиновая лампочка. Чувствовался кисловатый запах плесени. По стенам тянулись длинные, узкие скамьи, составлявшие всю обстановку. Бетти была одна...
Вдруг послышались голоса, чьи-то шаги и хриплый визг женщины, извергавшей проклятья и площадные ругательства, до того отборные и вычурные, что Бетти не поняла ни одного слова...
Распахнулась дверь, и несколько пар мужских рук насильно втолкнули женскую фигуру, не перестававшую ругаться...
Двери снова заперли снаружи.
Брошенная в подвал женщина полежала несколько минут на полу, оглядываясь по сторонам, и, заметив, что она не одна, поднялась. Слегка пошатываясь, подошла к Бетти и заглянула ей пристально в лицо.
Бетти тоже, насколько позволяла полутьма, пригляделась к своей случайной соседке и различила сильно накрашенные щеки, жидкие кудряшки под смятой шляпкой и низкий лоб, из-под которого глядели маленькие голубоватые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64