Был там парк, в котором мы собирались, где любили проводить различные спортив-вые игры, устраивали концерты художественной самодеятельности: пели, отстукивали чечетку, ритмический матросский танец. Техника исполнения чечетки доходила порой до виртуозного мастерства — куда там той же аэробике по затрате энергии! Вот музыкальное сопровождение по звуковой частоте, количеству децибел, киловатт на душу населения, конечно, уступало нынешним электроагрегатам. Скажем, наш заводской оркестр в сравнении с любым инструментальным ансамблем из какого-нибудь затрапезного кафе отставал бы, как извозчичья лошадь от гоночного автомобиля. В самом деле, простецкая семиструнная гитара, гармошка, флейта — откуда только достали? Еще два барабана — эти сами сделали. Играли, понятно, на слух. Бабушки на сольфеджио никого не водили. И все-таки играли с задором, с настроением!
Да что там говорить, малиновый звон колокола над сонной рекой или простой колокольчик под дугою разве не дороже сердцу русского человека всей самой совершенной технической электроаппаратуры? А семиструнная гитара не ярче ли молниеподобных всплесков каких угодно светомузык? Ну кто перекричит, кто перепляшет с микрофоном хотя бы вот это — такое совсем негромкое:
Не довольно ли нам пререкаться?
Не пора ли предаться любви?
Чем старинней наивность романса,
Тем живее его соловьи…
Помните?
То ль в расцвете судьбы, то ль на склоне,
Что я знаю про век и про дни?
Отвори мне калитку в былое
И былым мое время продли…
Все это, согласитесь, не «два прихлопа — три притопа», которые остались в глуповатых кинолентах, сделанных людьми, якобы понимающими высоты искусства, призванных отражать эпоху. Поверьте уж на слово, мы умели и грустить, и смеяться, и страдать, и ценить радость любви — искренне, глубоко.
Помянем же добрым словом оркестры нашей юности, звонкую медь заводских клубов, лихих ударников и наивных скрипачей, которые от всего сердца веселили нас и бередили нам душу, провожали нас и встречали, помогали пережить все, что мы пережили, и учили отзывчивости и доброте.
Нэпманы же, их доченьки и сынки жили по своей программе. В городе шел разгул. Проституция, убийства, спекуляция… До нас как-то дошли слухи, будто в Новороссийске существует особая молодежная организация. Бойскауты, как называли себя отроки нэпманов из этой организации, были, как потом выяснилось, не только постоянными посетителями кафешантанов, богатых ресторанов и разных других увеселительных заведений. Они хорошо финансировались нэпманами, имели свою форму одежды, значок. Узнав о бойскаутах и учитывая выраженные в брошюре требования к комсомолу в отношении нэпа, я собрал актив с целью обсудил» назревший вопрос: что же это еще за организация такая и как нам быть? Ни у кого из нас тогда почему-то не возникло даже мысли, что прежде всего следовало бы поставить в известность городские партийные и комсомольские организации. Мы чувствовали себя вполне боеготовыми к любым схваткам с классовым врагом и решили действовать самостоятельно.
Узнав, что бойскауты собираются в парке имени Демьяна Бедного, отправились туда. Вспоминаю парней примерно нашего возраста: чисто и аккуратно одетые, все при галстуках. В галстуках тот их значок — не то вензеля, не то распускающийся цветок. Они сидели на лужайке, а вокруг лежали большие кипы листовок, написанных от руки. Первыми тогда начали не мы — кто-то из их компании выкрикнул зло:
— Вшивый комсомол идет!..
Слов больше не требовалось. Мы приступили к работе, в общем-то грубоватой, но мужской. Правда, потом выяснилось, не совсем и законной. Короче, отдубасили мы нэпманских парней — они не выдержали нашего натиска и разбежались, оставив на поле боя немало модных галстуков, манишек и свои листовки.
На следующее утро к нам в класс во время занятий вошли люди в милицейской форме. Я сразу понял, в чем дело, и предъявил несколько тех листовок, которые догадался захватить с собой после драки в парке Демьяна Бедного. Внимательно прочитав их, представители милиции задумались — листовки-то оказались далеко не безобидные. Чаша весов правосудия потянула в нашу сторону. Несколько вопросов, доведение до сведения общих положений о правилах поведения в общественных местах, порядке наказания за рукоприкладство — и мы расходимся по-мирному.
Вскоре в моей трудовой биографии произошли существенные перемены. Директор фабрично-заводского училища объявил, что нашему заводу необходимы дизелисты. Желающих перейти на новую работу было мало: снова учеба, пятнадцати процентов зарплаты при этом лишаешься. Я, однако, согласился и ничуть не пожалел: закончил курсы, стал на заводе сменным дизелистом, работой был вполне доволен. Тут ведь тебе и техника, и особое доверие — дизеля-то снабжали электричеством весь завод. Нравилось мне принимать дежурство под расписку, потом докладывать — по телефону! — о том, что вот-де сменный дизелист такой-то смену принял и к работе готов. Тогда, помню, меня избрали уже членом бюро комсомольской организации «Пролетария», поручив культурно-массовый сектор. Самое, пожалуй, живое и энергичное направление работы среди молодежи, но я справлялся.
В то время в Новороссийске начали появляться автомобили различных марок — «рено», «мерседес», «дедион», наш отечественный грузовик АМО. Многие из них стояли в бездействии — не хватало шоферов. И вот, прочитав объявление о наборе на курсы автоводителей, я загорелся желанием сесть за руль!
Сейчас, спустя многие годы, по-прежнему люблю автомобиль. Привычно ремонтирую свою «Волгу», внес в машину немало различных приспособлений, дополнительных устройств. Тогда же мне предстояло целых шесть месяцев учиться без всяких стипендий и чьей-либо поддержки. Но по молодости все казалось преодолимо, похоже, и в самом-то деле вместо сердца бился «пламенный мотор», — и я стал учиться.
Трудно было, что тут скажешь. Есть нечего, пообносился. Друзья, как могли, поддерживали, и однажды кто-то из приятелей подсказал:
— Женька, ты дуй в интерклуб — там, кто боксом занимается, харчи дают.
Я последовал совету и вскоре записался в кружок бокса того клуба, где проводили свое свободное время иностранные матросы. Начал тренироваться. После каждой тренировки нам давали маленькую булочку и сырок. Нельзя сказать, что харч слишком обильный, но меня и это устраивало. Таким образом, днем занимаюсь на курсах шоферов, вечером тороплюсь боксировать. Спустя какое-то время тренер и говорит:
— Савицкий, драться будешь.
— С кем? — спрашиваю.
— Да тут негры из Англии приплыли. Хотят подразмяться с русскими.
Признаюсь, я не очень жаждал такой встречи. На булочке с сыром разминку с откормленным матросом долго ли выдержишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Да что там говорить, малиновый звон колокола над сонной рекой или простой колокольчик под дугою разве не дороже сердцу русского человека всей самой совершенной технической электроаппаратуры? А семиструнная гитара не ярче ли молниеподобных всплесков каких угодно светомузык? Ну кто перекричит, кто перепляшет с микрофоном хотя бы вот это — такое совсем негромкое:
Не довольно ли нам пререкаться?
Не пора ли предаться любви?
Чем старинней наивность романса,
Тем живее его соловьи…
Помните?
То ль в расцвете судьбы, то ль на склоне,
Что я знаю про век и про дни?
Отвори мне калитку в былое
И былым мое время продли…
Все это, согласитесь, не «два прихлопа — три притопа», которые остались в глуповатых кинолентах, сделанных людьми, якобы понимающими высоты искусства, призванных отражать эпоху. Поверьте уж на слово, мы умели и грустить, и смеяться, и страдать, и ценить радость любви — искренне, глубоко.
Помянем же добрым словом оркестры нашей юности, звонкую медь заводских клубов, лихих ударников и наивных скрипачей, которые от всего сердца веселили нас и бередили нам душу, провожали нас и встречали, помогали пережить все, что мы пережили, и учили отзывчивости и доброте.
Нэпманы же, их доченьки и сынки жили по своей программе. В городе шел разгул. Проституция, убийства, спекуляция… До нас как-то дошли слухи, будто в Новороссийске существует особая молодежная организация. Бойскауты, как называли себя отроки нэпманов из этой организации, были, как потом выяснилось, не только постоянными посетителями кафешантанов, богатых ресторанов и разных других увеселительных заведений. Они хорошо финансировались нэпманами, имели свою форму одежды, значок. Узнав о бойскаутах и учитывая выраженные в брошюре требования к комсомолу в отношении нэпа, я собрал актив с целью обсудил» назревший вопрос: что же это еще за организация такая и как нам быть? Ни у кого из нас тогда почему-то не возникло даже мысли, что прежде всего следовало бы поставить в известность городские партийные и комсомольские организации. Мы чувствовали себя вполне боеготовыми к любым схваткам с классовым врагом и решили действовать самостоятельно.
Узнав, что бойскауты собираются в парке имени Демьяна Бедного, отправились туда. Вспоминаю парней примерно нашего возраста: чисто и аккуратно одетые, все при галстуках. В галстуках тот их значок — не то вензеля, не то распускающийся цветок. Они сидели на лужайке, а вокруг лежали большие кипы листовок, написанных от руки. Первыми тогда начали не мы — кто-то из их компании выкрикнул зло:
— Вшивый комсомол идет!..
Слов больше не требовалось. Мы приступили к работе, в общем-то грубоватой, но мужской. Правда, потом выяснилось, не совсем и законной. Короче, отдубасили мы нэпманских парней — они не выдержали нашего натиска и разбежались, оставив на поле боя немало модных галстуков, манишек и свои листовки.
На следующее утро к нам в класс во время занятий вошли люди в милицейской форме. Я сразу понял, в чем дело, и предъявил несколько тех листовок, которые догадался захватить с собой после драки в парке Демьяна Бедного. Внимательно прочитав их, представители милиции задумались — листовки-то оказались далеко не безобидные. Чаша весов правосудия потянула в нашу сторону. Несколько вопросов, доведение до сведения общих положений о правилах поведения в общественных местах, порядке наказания за рукоприкладство — и мы расходимся по-мирному.
Вскоре в моей трудовой биографии произошли существенные перемены. Директор фабрично-заводского училища объявил, что нашему заводу необходимы дизелисты. Желающих перейти на новую работу было мало: снова учеба, пятнадцати процентов зарплаты при этом лишаешься. Я, однако, согласился и ничуть не пожалел: закончил курсы, стал на заводе сменным дизелистом, работой был вполне доволен. Тут ведь тебе и техника, и особое доверие — дизеля-то снабжали электричеством весь завод. Нравилось мне принимать дежурство под расписку, потом докладывать — по телефону! — о том, что вот-де сменный дизелист такой-то смену принял и к работе готов. Тогда, помню, меня избрали уже членом бюро комсомольской организации «Пролетария», поручив культурно-массовый сектор. Самое, пожалуй, живое и энергичное направление работы среди молодежи, но я справлялся.
В то время в Новороссийске начали появляться автомобили различных марок — «рено», «мерседес», «дедион», наш отечественный грузовик АМО. Многие из них стояли в бездействии — не хватало шоферов. И вот, прочитав объявление о наборе на курсы автоводителей, я загорелся желанием сесть за руль!
Сейчас, спустя многие годы, по-прежнему люблю автомобиль. Привычно ремонтирую свою «Волгу», внес в машину немало различных приспособлений, дополнительных устройств. Тогда же мне предстояло целых шесть месяцев учиться без всяких стипендий и чьей-либо поддержки. Но по молодости все казалось преодолимо, похоже, и в самом-то деле вместо сердца бился «пламенный мотор», — и я стал учиться.
Трудно было, что тут скажешь. Есть нечего, пообносился. Друзья, как могли, поддерживали, и однажды кто-то из приятелей подсказал:
— Женька, ты дуй в интерклуб — там, кто боксом занимается, харчи дают.
Я последовал совету и вскоре записался в кружок бокса того клуба, где проводили свое свободное время иностранные матросы. Начал тренироваться. После каждой тренировки нам давали маленькую булочку и сырок. Нельзя сказать, что харч слишком обильный, но меня и это устраивало. Таким образом, днем занимаюсь на курсах шоферов, вечером тороплюсь боксировать. Спустя какое-то время тренер и говорит:
— Савицкий, драться будешь.
— С кем? — спрашиваю.
— Да тут негры из Англии приплыли. Хотят подразмяться с русскими.
Признаюсь, я не очень жаждал такой встречи. На булочке с сыром разминку с откормленным матросом долго ли выдержишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96