Но уезжали они из дому под строжайшим секретом, изменив свои имена и фамилии. Одни прямо с работы, ничего не сказав дома, отправлялись на вокзал. Другие лишь на несколько минут заскакивали на квартиру, чтобы сообщить домочадцам о предстоящей длительной командировке. Какой командировке, этого они не говорили. И, оставив в замешательстве отца, мать, жену, убегали на сборный пункт. Так же пришлось выезжать в Испанию и мне, молодому командиру-пулеметчику.
В точно назначенное время я приехал на Белорусский вокзал. Перрон шумел как улей. Носильщики уговаривали растерявшуюся тетку доверить им многочисленные кошелки. Непонятно, как она умудрилась весь скарб дотащить до вокзала. Огромный деревянный чемодан с висячим замком, хозяйственная сумка, ожерелье баранок, голубая авоська с коробками конфет, черные новенькие валенки, цветастый угловатый тюк.
– Поможем, мать? – уговаривали тетку два носильщика.
– Поди, дорого возьмете? – приценивалась пассажирка.
– По таксе, – объясняли носильщики.
Полный, седеющий мужчина, тяжело отдуваясь, обогнал спорящих и подбежал к проводнику: «Быть может, нижнее местечко найдется?» Проводница посмотрела его билет, сделала в тетрадке отметку: «В дороге разберемся».
А молодой рыжий парень никак не мог расстаться с девушкой. Наверное, молодожены. Они давали друг другу советы, целовались на прощанье, обещали беречь себя и обязательно два раза в неделю друг другу писать.
Мой поезд стоял на соседнем пути. Он отходил на пятнадцать минут позже, чем тот, который должен был увезти недоверчивую тетку, предусмотрительного толстяка и рыжего молодожена. Я ходил вдоль состава, посматривал на станционные часы, разглядывал отъезжающих. Десять метров вперед – веселая компания откупоривала бутылку шампанского. Десять метров вправо – дежурный милиционер объяснял кряжистому деду, где найти кипяток.
– Павлито! – раздался за спиной негромкий, глуховатый голос. Первое желание – обернуться, посмотреть, кому принадлежит этот голос. Каким образом незнакомый человек узнал мое новое имя, то, которое мне дали перед поездкой в Испанию. Я продолжал идти, отсчитывая шаги. А потом беспокойная мысль заставила остановиться. Быть может, это тот самый человек, о котором в управлении сказали: «Вас встретит наш товарищ». Я обернулся. Коренастый, широкоплечий парень, с гладко зачесанными назад каштановыми волосами пристально смотрел на меня. Я тоже внимательно изучал незнакомца. Наконец ему надоело играть в молчанку, и он широко улыбнулся.
– Разрешите познакомиться?
Я протянул руку и неожиданно почувствовал в своей ладони сложенную бумагу. Разжал пальцы, в ладони лежал железнодорожный билет на уходящий через пять минут поезд.
– Торопись, – шепнул парень и пошел вдоль перрона.
– Как зовут? – крикнул я ему вдогонку.
Он то ли не расслышал, то ли пожелал остаться безымянным. Едва я успел впрыгнуть в вагон, как паровоз дал протяжный гудок и состав медленно отошел от перрона. Открыл дверь в свое купе и от неожиданности остановился: у окна за столиком сидел тот самый парень.
– Входи, чего растерялся!
– Вместе поедем?
– Видно будет, – загадочно улыбнулся попутчик.
Я забросил на полку чемодан, присел на диванчик. За окном убегали назад пригородные платформы, станционные буфеты, перегороженные полосатыми шлагбаумами переезды, маленькие речушки, не убранные с полей копны сена, будочки железнодорожных обходчиков.
Меня всегда интересовали обходчики, стоящие с флажком у своих будочек. Я люблю всматриваться в их лица. Ведь каждый по-своему несет службу. Один с ленцой прислонился к шлагбауму, пытаясь показать, что ему все безразлично. Но не получается. Каждый поезд, проходящий по вверенному ему участку, – событие. А другой и скрывать этого не хочет. Он стоит по стойке «смирно», словно главнокомандующий, который принимает парад. Пройдет поезд, уплывет повисший над будочкой белый дымок, и обходчик снова останется один. О чем он думает, о чем мечтает?
– Будем знакомиться? – перебил мои мысли незнакомый парень.
– Попробуем.
– Петр Николаев.
– Александр Павлов.
Мы рассмеялись. Каждый понял, что говорит свою ненастоящую фамилию.
– Доброволец? – спросил я Петра.
– Он самый. Не мог дома больше сидеть, – ответил он. – Помнишь?
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные!
Прощайте, семья!
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»
– Еще бы! Давно просился, да вот только теперь отпустили.
– Меня тоже долго мариновали.
– Семейный? – Мне захотелось ближе познакомиться с ним.
– Жена, два бутуза ползают. А у тебя?
– Дочка. Под стол пешком ходит.
За разговорами незаметно летело время, спать не хотелось. Поезд убежал от звездной ночи, и неожиданно для нас в вагон вполз серый рассвет. Состав остановился на небольшой станции, и мы увидели скромную вывеску: «Ст. Негорелое». В купе вошли таможенники, попросили документы, внимательно просмотрели их. Все оказалось в порядке. Они пожелали нам счастливого пути.
Здесь мы пересели в вагон прямого сообщения до Парижа. Теперь наш путь лежал через Варшаву, Берлин, Дюссельдорф, Кельн…
Девушка-проводница, вошедшая в наше купе, предложила газету. Я отказался, ссылаясь на незнание польского языка. «Да она на русском», – настаивала проводница. Мы купили газету. Это был орган русских белоэмигрантов, проживающих в Польше. Пестрые, броские заголовки привлекали внимание. Графиня Перковская публиковала свои воспоминания о Петербурге. Барон Невельский соглашался продать достойному преемнику коллекцию русских лаптей. На последней страничке помещена короткая информация о мятеже в Испании, о добровольцах, пробирающихся через Пиренеи. Автор, пожелавший остаться неизвестным, призывал сверстников кровью, пролитой в Испании, искупить вину перед Родиной, получить разрешение вернуться домой.
Доброволец! Это слово не сходило со страниц газет всего мира. Мы все видели себя на передовых рубежах, в окопах Мадрида. Но как пробраться в Испанию? Ни для кого не было секретом, что проникнуть через Пиренеи нелегко. Многие добровольцы должны были проезжать через Германию и Италию, подвергая себя огромной опасности. Другие переходили границу без паспортов и без всяких виз. Часто им приходилось прятаться в товарных вагонах, в трюмах пароходов, идти пешком ночами, скрываясь от полиции.
В Киеве, Москве, Ленинграде, Свердловске тысячи людей, отправляясь утром на работу и читая свежие газеты, повторяли: «Но пасаран!» Не выходила эта фраза и у меня из головы. Несколько раз обращался я к командованию с просьбой послать в Испанию. Ответа долго не было. И когда я уже было совсем решил, что не удастся поехать добровольцем, меня вызвали к комдиву Урицкому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90