такой же радостный оптимизм чувствовался и на Западе. Послы, еще недавно находившиеся при дворе Мурада, рассказывали, какое фиаско потерпел Мехмед во время своего первого пребывания на троне. Неблещущий способностями молодой человек вряд ли, по их мнению, мог быть опасным для христианского мира. Эта иллюзия подкреплялась также любезной готовностью нового султана подтвердить международные договоры, заключенные его отцом. В конце лета 1451 г., когда весть о его вступлении на престол разнеслась по Европе, в Адрианополь хлынул целый поток иностранных посольств. 10 сентября Мехмед принял венецианскую миссию и официально возобновил мирный договор, подписанный с республикой его отцом пять лет назад. Через десять дней он подписал с представителями Яноша Хуньяди договор о перемирии на три года.
Особенно любезно было принято посольство из Рагузы, прибывшее с предложением увеличить дань, ежегодно уплачиваемую городом, на 500 золотых. Посланцы великого магистра ордена рыцарей Родоса, господаря Валахии, властителя Лесбоса и правительства Хиоса, прибывшие с богатыми дарами, получили заверения в доброй воле. Сербскому деспоту возвратили не только дочь, но и несколько городов на верхней Струме. Даже послы императора Константина, прибывшие первыми, которые, будучи лучше осведомлены о характере султана, чувствовали себя весьма напряженно, были ободрены полученным приемом. Султан не только поклялся перед ними на Коране, что будет уважать территориальную целостность Византии, но даже обещал ежегодно выплачивать императору три тысячи асперов из доходов от некоторых греческих городов на нижней Струме. Эти города официально принадлежали оттоманскому принцу Орхану, и деньги предназначались на его содержание, пока он будет находиться в почетном плену в Константинополе. Даже монастырская община на горе Афон, благоразумно признавшая после захвата Мурадом Фессалоники сюзеренитет Оттоманов, получила заверения в невмешательстве в ее автономию.
Создавалось впечатление, что новый султан находится под влиянием Халиля — старого великого везира его отца, о котором было известно, что он разделял миролюбивые взгляды своего властелина. Византийские дипломаты старательно укрепляли дружбу с Халилем и были удовлетворены от сознания, что их усилия не прошли даром. Однако более проницательные наблюдатели могли бы почувствовать, что все эти мирные жесты Мехмеда неискренни. Его устраивало сохранять мир на границах, пока он вынашивал свои великие завоевательные планы. Влияние Халиля отнюдь не было столь велико, как думали христиане. Мехмед так и не простил Халилю до конца его роли в событиях 1446 г. Союзник Халиля Исхак-паша был далеко в Анатолии: отношения Халиля с Заганос-пашой, ставшим теперь вторым везиром, уже в течение нескольких лет были прохладными; кроме того, Заганос-паша являлся близким другом евнуха Шехабэддина, наперсника Мехмеда и сторонника войны.
Однако эти скрытые пружины политической жизни оттоманского двора не были известны европейцам. Западное христианство было счастливо услышать из Венеции и Будапешта о дружеских чувствах султана. После унижения под Никополем и Варной ни одно западное государство не жаждало выходить снова на борьбу против турок. Куда приятнее было думать, что в этом нет необходимости. В самом деле, ни одно государство не было в состоянии предпринять немедленные действия; у всех имелись проблемы в собственном доме.
В Центральной Европе Фридрих III Габсбург был слишком занят устройством своей коронации в Риме в качестве императора, которая должна была состояться в 1452 г. и ради которой он уже четырнадцать лет назад продал папе привилегии германской церкви. Он также считал, что имеет права на престолы Чехии и Венгрии, и поэтому ему не улыбалось сотрудничество с Яношем Хуньяди, регентом своего малолетнего соперника — Владислава V.
У короля Франции Карла VII было достаточно забот по восстановлению своей страны после бедствий Столетней войны; кроме того, он имел сильного и опасного вассала в лице своего кузена Филиппа Доброго, герцога Бургундского, чьи земли и богатства были намного больше его собственных. Филипп, правда, изображал из себя крестоносца; однако, даже если бы он и мог решиться покинуть на какое-то время свое герцогство, в его памяти была слишком свежа печальная история пленения турками его отца Иоанна в битве при Никополе.
Англия, ослабленная опустошительными войнами с французами и управляемая благочестивым, но не обладавшим очень трезвым рассудком королем, вряд ли могла бы позволить себе выделить солдат для заморских авантюр. Ни помощи, ни даже какого-либо интереса нельзя было и ожидать от таких далеких монархов, как скандинавские короли или король Шотландии, а короли Кастилии и Португалии принуждены были бороться с врагами-неверными чуть ли не у себя в стране. Единственным монархом, проявившим какое-то внимание к делам Леванта, был Альфонс V Арагонский, вступивший на неаполитанский трон в 1443 г. Альфонс заявил о своей готовности возглавить поход на Восток. Однако, поскольку при этом он открыто выражал намерение сделаться императором Константинополя, его предложения помощи выглядели подозрительными и вообще вряд ли осуществимыми.
Даже папский двор хотел верить, что новый султан — фигура довольно незначительная. Однако находившиеся в Риме греческие эмигранты настаивали на немедленных действиях, пока новый оттоманский султан еще не приобрел опыта в государственных делах. Выразителем их идей стал Франческо Филельфо из Толентино, женатый на дочери греческого профессора Иоанна Хрисолораса; теща Филельфо осталась жить в Константинополе. Он написал пламенное воззвание к французскому королю Карлу, избрав именно его потому, что в прошлом Франция играла в Крестовых походах ведущую роль. Он призывал короля собрать армию и без промедления двинуть ее на Восток, поскольку, по его уверениям, турки в данный момент будут не в состоянии оказать серьезного сопротивления. Однако Карл оставил это послание без ответа. Папа Николай V, сменивший в 1447 г. Евгения IV, был человеком ученым и миролюбивым, чьим благороднейшим делом стало основание Ватиканской библиотеки. Дружба с Виссарионом, ученостью которого он восхищался, сделала папу неравнодушным к греческим делам. Но он не знал, к кому из светских государей он мог бы обратиться за поддержкой. Кроме того, папа не был особенно настроен помогать городу, который все еще отказывается выполнять условия унии, подписанной императором во Флоренции и от имени своих подданных.
Император Константин был хорошо осведомлен об этих трудностях. Летом 1451 г. он направил на Запад своего посла Андроника Вриенния Леонтариса, который прежде всего направился в Венецию, чтобы добиться разрешения вербовать на Крите лучников для византийской армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Особенно любезно было принято посольство из Рагузы, прибывшее с предложением увеличить дань, ежегодно уплачиваемую городом, на 500 золотых. Посланцы великого магистра ордена рыцарей Родоса, господаря Валахии, властителя Лесбоса и правительства Хиоса, прибывшие с богатыми дарами, получили заверения в доброй воле. Сербскому деспоту возвратили не только дочь, но и несколько городов на верхней Струме. Даже послы императора Константина, прибывшие первыми, которые, будучи лучше осведомлены о характере султана, чувствовали себя весьма напряженно, были ободрены полученным приемом. Султан не только поклялся перед ними на Коране, что будет уважать территориальную целостность Византии, но даже обещал ежегодно выплачивать императору три тысячи асперов из доходов от некоторых греческих городов на нижней Струме. Эти города официально принадлежали оттоманскому принцу Орхану, и деньги предназначались на его содержание, пока он будет находиться в почетном плену в Константинополе. Даже монастырская община на горе Афон, благоразумно признавшая после захвата Мурадом Фессалоники сюзеренитет Оттоманов, получила заверения в невмешательстве в ее автономию.
Создавалось впечатление, что новый султан находится под влиянием Халиля — старого великого везира его отца, о котором было известно, что он разделял миролюбивые взгляды своего властелина. Византийские дипломаты старательно укрепляли дружбу с Халилем и были удовлетворены от сознания, что их усилия не прошли даром. Однако более проницательные наблюдатели могли бы почувствовать, что все эти мирные жесты Мехмеда неискренни. Его устраивало сохранять мир на границах, пока он вынашивал свои великие завоевательные планы. Влияние Халиля отнюдь не было столь велико, как думали христиане. Мехмед так и не простил Халилю до конца его роли в событиях 1446 г. Союзник Халиля Исхак-паша был далеко в Анатолии: отношения Халиля с Заганос-пашой, ставшим теперь вторым везиром, уже в течение нескольких лет были прохладными; кроме того, Заганос-паша являлся близким другом евнуха Шехабэддина, наперсника Мехмеда и сторонника войны.
Однако эти скрытые пружины политической жизни оттоманского двора не были известны европейцам. Западное христианство было счастливо услышать из Венеции и Будапешта о дружеских чувствах султана. После унижения под Никополем и Варной ни одно западное государство не жаждало выходить снова на борьбу против турок. Куда приятнее было думать, что в этом нет необходимости. В самом деле, ни одно государство не было в состоянии предпринять немедленные действия; у всех имелись проблемы в собственном доме.
В Центральной Европе Фридрих III Габсбург был слишком занят устройством своей коронации в Риме в качестве императора, которая должна была состояться в 1452 г. и ради которой он уже четырнадцать лет назад продал папе привилегии германской церкви. Он также считал, что имеет права на престолы Чехии и Венгрии, и поэтому ему не улыбалось сотрудничество с Яношем Хуньяди, регентом своего малолетнего соперника — Владислава V.
У короля Франции Карла VII было достаточно забот по восстановлению своей страны после бедствий Столетней войны; кроме того, он имел сильного и опасного вассала в лице своего кузена Филиппа Доброго, герцога Бургундского, чьи земли и богатства были намного больше его собственных. Филипп, правда, изображал из себя крестоносца; однако, даже если бы он и мог решиться покинуть на какое-то время свое герцогство, в его памяти была слишком свежа печальная история пленения турками его отца Иоанна в битве при Никополе.
Англия, ослабленная опустошительными войнами с французами и управляемая благочестивым, но не обладавшим очень трезвым рассудком королем, вряд ли могла бы позволить себе выделить солдат для заморских авантюр. Ни помощи, ни даже какого-либо интереса нельзя было и ожидать от таких далеких монархов, как скандинавские короли или король Шотландии, а короли Кастилии и Португалии принуждены были бороться с врагами-неверными чуть ли не у себя в стране. Единственным монархом, проявившим какое-то внимание к делам Леванта, был Альфонс V Арагонский, вступивший на неаполитанский трон в 1443 г. Альфонс заявил о своей готовности возглавить поход на Восток. Однако, поскольку при этом он открыто выражал намерение сделаться императором Константинополя, его предложения помощи выглядели подозрительными и вообще вряд ли осуществимыми.
Даже папский двор хотел верить, что новый султан — фигура довольно незначительная. Однако находившиеся в Риме греческие эмигранты настаивали на немедленных действиях, пока новый оттоманский султан еще не приобрел опыта в государственных делах. Выразителем их идей стал Франческо Филельфо из Толентино, женатый на дочери греческого профессора Иоанна Хрисолораса; теща Филельфо осталась жить в Константинополе. Он написал пламенное воззвание к французскому королю Карлу, избрав именно его потому, что в прошлом Франция играла в Крестовых походах ведущую роль. Он призывал короля собрать армию и без промедления двинуть ее на Восток, поскольку, по его уверениям, турки в данный момент будут не в состоянии оказать серьезного сопротивления. Однако Карл оставил это послание без ответа. Папа Николай V, сменивший в 1447 г. Евгения IV, был человеком ученым и миролюбивым, чьим благороднейшим делом стало основание Ватиканской библиотеки. Дружба с Виссарионом, ученостью которого он восхищался, сделала папу неравнодушным к греческим делам. Но он не знал, к кому из светских государей он мог бы обратиться за поддержкой. Кроме того, папа не был особенно настроен помогать городу, который все еще отказывается выполнять условия унии, подписанной императором во Флоренции и от имени своих подданных.
Император Константин был хорошо осведомлен об этих трудностях. Летом 1451 г. он направил на Запад своего посла Андроника Вриенния Леонтариса, который прежде всего направился в Венецию, чтобы добиться разрешения вербовать на Крите лучников для византийской армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69