Эти послания превратили весь вопрос Галлиполийской кампании в очаг пламени.
Утром 11 мая Черчилль и Фишер встретились в Адмиралтействе, чтобы обсудить телеграмму де Робека, и Фишер сразу же прояснил свою позицию: он не будет участвовать ни в какой новой попытке в Нэрроуз. Положение Черчилля было сложнее. Италия вот-вот должна вступить в войну, и она обратилась с просьбой передать под ее командование в центральном Средиземноморье четыре британских линкора и четыре крейсера как часть цены за ее присоединение к союзникам. Сам Черчилль побывал на континенте в начале мая с целью проведения переговоров и, считая в то время, что де Робек отказался от идеи прорыва в Дарданеллы, согласился на передачу кораблей Италии. Их намечалось взять из Дарданелл. Стоял и другой вопрос, требовавший срочного решения: Адмиралтейство узнало, что германские субмарины вошли в Средиземное море и находятся на пути к Дарданеллам. Флот де Робека и драгоценная «Куин Элизабет» стояли в открытом море, и представлялось непрактичным начинать новое наступление, подвергаясь новой опасности.
Однако Черчилль поддерживал идею хотя бы ограниченного наступления, он считал, что надо разминировать нижнюю часть пролива, чтобы, как только армия возьмет полуостров, флот мог пройти через Нэрроуз. Ответом Фишера на это было то, что он против любой подобной акции, пока турецкая армия не будет разбита.
В разгар их дискуссии — возможно, «спора» будет точнее, потому что они все дальше расходились в своих идеях, — поступила новость о том, что в Дарданеллах потоплен линкор «Голиаф». В этом эпизоде враг совершил блестящий маневр. На рассвете 12 мая турецкий эсминец под командой германского лейтенанта вышел из пролива и подкрался к линкору, стоявшему на якоре в 100 метрах от берега у бухты Морто. Квартирмейстер на борту «Голиафа» приветствовал в темноте незнакомый корабль, а когда услышал ответ на английском языке, не поднял никакой тревоги. Мгновение спустя корабль поразили три торпеды, линкор перевернулся и затонул в две минуты. Хотя французские солдаты на берегу отчетливо слышали крики моряков, барахтавшихся в воде, утонуло более пятидесяти человек. Турецкий эсминец ринулся назад в пролив, провозгласив по радио о своем успехе.
«Голиаф» не считался очень ценным кораблем — ему было уже 15 лет, а тоннаж не достигал 13 000, — но все равно сам факт, что его потопили, и в таких непростых условиях, делал присутствие подводных лодок еще более угрожающим, чем когда-либо. Фишер объявил, что должен немедленно вывести «Куин Элизабет» из акватории Средиземноморья. Черчилль уже был готов с этим согласиться: были готовы к отплытию новые мониторы с противоторпедными пластырями, а также другие замены, которые можно было отправить к де Робеку. Но с лордом Китченером все обстояло иначе. 13 мая Черчилль попросил его прибыть на совещание в Адмиралтействе, и вот там ему сообщили новость об изъятии флагмана. «Лорд Китченер, — вспоминает Черчилль, — очень рассердился... Лорд Фишер пришел в еще большую ярость. „Куин Элизабет“ должна вернуться в Англию, должна вернуться немедленно, она должна быть дома уже сегодня ночью, или он покинет Адмиралтейство навсегда». Черчилль приложил все усилия, чтобы успокоить Китченера, рассказывая ему о новых мониторах и других заменах, и к концу заседания Фишер настоял на своем. Были отправлены приказы с отзывом «Куин Элизабет», и в то же время де Робеку было запрещено возобновлять атаки в Нэрроуз.
На следующий день, 14 мая, состоялось совещание в военном министерстве, которое Черчилль описывает как «серное». Сцена обладала всеми качествами, характеризующими перипетии Галлиполийской экспедиции.
Китченер был в ужасном настроении. Он отправлял в Турцию армию, говорил он, среди заверений, что флот прорвется в Дарданеллы, а также потому, что его подталкивал Черчилль, настаивавший на «великолепном потенциале „Куин Элизабет“. Флот потерпел неудачу, а сейчас еще и забирают „Куин Элизабет“ в тот самый момент, когда армия бьется не на жизнь, а на смерть на оконечности полуострова. Так случилось, что в тот день „Тайме“ опубликовала нападки на правительство Асквита в связи с нехваткой снарядов. Продолжая разбор проблемы, Китченер становился все мрачнее. Он говорил, что никакая организация не в состоянии справиться с расходом боеприпасов. Никто не мог предвидеть того, что произошло. Если русские дадут трещину на Востоке, весьма возможно, что немцы перебросят свои армии на Запад и бросятся завоевывать Британские острова.
Единственный комментарий Фишера на все это заключался в том, что с самого начала он был против Дарданелльской авантюры, и это, заявил он, лорд Китченер отлично знал. Теперь, похоже, всех охватило сердитое и унылое настроение, и присутствовавшие без особого терпения выслушали возражения Черчилля, что успех кампании никогда не ставился в зависимость от «Куин Элизабет». Единственное, что надо сейчас делать, — это дать подкрепления Гамильтону, довести кампанию до конца и забыть смутные опасения по поводу вторжения в Англию. Но в ситуации, когда первый морской лорд был открыто против него, позиция у Черчилля была не из сильных, и совещание закончилось без принятия конкретного решения.
Кризис теперь почти невидимо приближался к своей высшей точке. После полудня состоялась совершенно дружеская встреча между Фишером и Черчиллем для обсуждения замен, которые надлежало отправить де Робеку. Был согласован перечень кораблей, и Фишер уехал отдыхать. Поздно ночью Черчилль вновь просмотрел этот список и решил добавить к нему две подводные лодки класса Е. Его записка по этому поводу была обычным путем послана в офис Фишера, чтобы адмирал смог увидеть ее у себя на столе на следующее утро. И тут разразилось извержение. Фишер, вероятно, приехал к себе в офис 15 мая примерно в 5.00 утра и, увидев записку от Черчилля, решил немедленно уйти в отставку. Эти две субмарины, может быть, стали последней каплей, подточившей его терпение.
«Первый лорд, — писал он, — после тревожных размышлений я пришел к скорбному заключению, что неспособен далее оставаться Вашим коллегой. В интересах общества будет нежелательно углубляться в детали — как говорил Джоуэт, „никогда не объясняйся“, — но я нахожу все более трудным подстраиваться к ежедневно растущим запросам Дарданелл, чтобы соответствовать Вашим взглядам — как Вы верно вчера заметили, я занял позицию непрерывного наложения вето на Ваши предложения.
Это несправедливо по отношению к Вам, помимо того, что очень неприятно мне самому.
Чтобы избежать расспросов, я немедленно уезжаю в Шотландию.
Искренне Ваш,
Фишер».
Позднее утром Черчилль получил это письмо через секретаря на пути через плац конной гвардии и не придал факту серьезного значения, поскольку раньше Фишер столько раз уходил в отставку или грозился уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108