Собака съежилась. Он несколько раз пролаял и завыл. Уши и хвост собаки поднялась. Она подошла и снова обнюхала его.
— Хорошая собака, — сказал он.
Хвост завилял.
Он засмеялся.
— Ми-кро-це-фал, и-ди-от.
Хвост продолжал вилять.
Он снова засмеялся.
Собака покружила, легла, положила голову между передними лапами и посмотрела на него. Он оскалил зубы, прыгнул к собаке и укусил ее за плечо.
Собака взвизгнула и пустилась наутек.
— Дура! — закричал он. — Дура!
Ответа не было. Он снова завыл: такого воя не издало бы ни одно другое животное. Затем он повернулся к кару, открыл носом дверцу и залез внутрь.
Он нажал кнопку, и мотор завелся. Пес лапой набрал нужные координаты.
Кар выполз задом из-за дерева и поехал по тропе к дороге, быстро выбрался на шоссе и исчез.
***
Где-то гулял человек.
В это холодное утро ему следовало бы надеть пальто потеплее, но он предпочел легкое пальто с меховым воротником.
Заложив руки в карманы, он шел вдоль охранного забора. По ту сторону забора ревели кары.
Он не поворачивал головы.
Он мог бы выбрать множество других мест, но выбрал это.
В это холодное утро он решил гулять.
Он не хотел думать ни о чем, кроме прогулки.
Кары проносились мимо, он же шел медленно, но ровно. Он не видел никого, кто бы шел пешком.
Воротник его пальто был поднят, чтобы защититься от ветра, но от холода не спасал. Он шел, а утро кусало его и дергало за одежду. День держал его в своей бесконечной галерее картин, недописанных и незамеченных.
Канун Рождества.
В противоположность Новому Году.
Это время семейных сборов, пылающих дров, время подарков, особых кушаний и напитков.
Это, скорее, личное время, чем общественное; время сосредоточиться на себе и на семье, а не на обществе; время замерзших окон, ангелов в звездном ореоле, горящих поленьев, плененной радуги и толстых Санта-Клаусов с двумя парами брюк — потому что самые маленькие, садящиеся к ним на колени, легко грешат; и время кафедральных окон, снежных бурь, рождественских гимнов, колоколов, поздравлений от далеко и не очень далеко живущих друзей и родственников, передач Диккенса по радио, время свеч, снежных сугробов, огней елок, сосен, Библии и средневековой Англии. "О, маленький городок Вифлеем", время рождения и обещаний, света и тьмы, ощущений от осознания до свершения, смены стражи года, время традиций, одиночества, симпатий, сочувствия, сентиментальности, песен, веры, надежды, смерти; время собирать камни и время разбрасывать камни, время обнимать, получать и терять, смеяться, молчать, говорить; время разрушать и время созидать, время сеять и время пожинать посеянное…
***
Чарлз Рэндер, Питер Рэндер и Джилл де Вилл праздновали Сочельник вместе.
Квартира Рэндера помещалась на самом верху башни из стали и стекла.
Здесь царила определенная атмосфера постоянства. Ряды книг вдоль стен; в некоторых местах полки прерывались скульптурами; примитивная живопись в основных цветах занимала свободное место. Маленькие зеркала, вогнутые и выпуклые, теперь обрамленные ветвями Гадуба, висели в разных местах.
На каминной доске лежали поздравительные открытки. Горшечные растения два в гостиной, одно в кабинете — и целый куст в спальне — были осыпаны блестками. Тихо лилась музыка.
Пуншевая чаша была из драгоценного камня в ромбовидной оправе. Она стояла на низком кофейном столике грушевого дерева в окружении бокалов, сверкающих в рассеянном свете.
Настало время развернуть рождественские подарки…
Джилл развернула свой и закуталась в нечто похожее на полотно пилы с мягкими зубьями.
— Горностай! — воскликнула она. — Какой величественный! Какой прекрасный! О, спасибо, дорогой Конструктор!
Рэндер улыбнулся и выпустил кольцо дыма.
Свет упал на мех.
— Снег, но теплый, лед, но мягкий… — шептала Джилл.
— Шкурки мертвых животных, — заметил Рэндер, — высокая награда за доблесть охотника. Я охотился за ней для тебя, я исходил вдоль и поперек всю Землю. Я пришел к самым красивым из мертвых животных и сказал:
"Отдайте мне ваши шкурки", и они отдали. Рэндер — могучий охотник.
— У меня тоже есть кое-что для тебя, — сказала она.
— Да?
— Вот. Это тебе подарок.
Он развернул обертку.
— Запонки, — сказал он. — Тотемические. Три лица, одно над другим, и все золотые. Ид, Эго и Супер-Эго — так я назову их. Самое верхнее лицо наиболее экзальтированное.
— А самое нижнее улыбается, — сказал Питер.
Рэндер кивнул.
— Я не уточнил, какое — самое верхнее, — сказал он мальчику. — А улыбается оно потому, что имеет собственные радости, каких вульгарное стадо никогда не поймет.
— Бодлер? — спросил Питер.
— Хм, — усмехнулся Рэндер. — Да, Бодлер.
— …Чертовски неудачно сказано.
— Обстоятельства, — проговорил Рэндер, — это дело времени и случая.
Бодлер на Рождество — это сплав чего-то старого и чего-то нового.
— Звучит, как свадьба, — сказал Питер.
Джилл вспыхнула под своим снежным мехом, но Рэндер сделал вид, что не заметил этого.
— Теперь твоя очередь открыть свои подарки, — сказал он сыну.
— Идет. — Питер разорвал пакет. — Набор алхимика, — заметил он, — как раз то, что я всегда хотел — перегонный куб, реторты, водяная баня и запас жизненного эликсира. Мощно! Спасибо, мисс де Вилл!
— Пожалуйста, называй меня Джилл.
— Хорошо. Спасибо, Джилл.
— Открой и второй.
— О'кей. — Он сорвал белую бумагу с падубом и колокольчиками. Сказочно: вторая вещь, которую я всегда хотел! Нечто старое, нечто новое, нечто заимствованное и нечто голубое: семейный альбом в голубом переплете и копия отчета Рэндера сенатскому подкомитету протоколов о социоматическом неумении приспособиться к обстановке среди правительственных служащих. А также собрания сочинений Лафтинга, Грэхема и Толкиена. Спасибо, папа! Ох, и еще! Таллис, Лорелли, Моцарт и добрый старый Бах. Мою комнату наполнят драгоценные звуки! Спасибо, спасибо вам. Что я могу дать вам взамен? Так, мелочь… Как вам это? — Он протянул один пакет отцу, другой Джилл.
Оба вскрыли свои пакеты.
— Шахматы, — констатировал Рэндер.
— Пудреница с пудрой и румянами, — воскликнула Джилл. — Спасибо!
— Не за что.
— А почему ты пришел с флейтой? — спросил Рэндер.
— Чтобы вы послушали.
Питер собрал флейту и заиграл. Он играл о Рождестве и святости, о вечере и пылающей звезде, о горячем сердце, о пастухах, королях, о свете и голосах ангелов.
Закончив, он разобрал флейту и спрятал ее.
— Очень хорошо, — сказал Рэндер.
— Да, хорошо, — сказала Джилл. — Очень…
— Спасибо.
— Как школа? — спросила Джилл.
— Хорошая, — ответил Питер.
— Много было беспокойства с переходом?
— Нет, потому что я хороший ученик. Папа меня здорово учил, очень здорово.
— Но тут будут другие учителя…
Питер пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Хорошая собака, — сказал он.
Хвост завилял.
Он засмеялся.
— Ми-кро-це-фал, и-ди-от.
Хвост продолжал вилять.
Он снова засмеялся.
Собака покружила, легла, положила голову между передними лапами и посмотрела на него. Он оскалил зубы, прыгнул к собаке и укусил ее за плечо.
Собака взвизгнула и пустилась наутек.
— Дура! — закричал он. — Дура!
Ответа не было. Он снова завыл: такого воя не издало бы ни одно другое животное. Затем он повернулся к кару, открыл носом дверцу и залез внутрь.
Он нажал кнопку, и мотор завелся. Пес лапой набрал нужные координаты.
Кар выполз задом из-за дерева и поехал по тропе к дороге, быстро выбрался на шоссе и исчез.
***
Где-то гулял человек.
В это холодное утро ему следовало бы надеть пальто потеплее, но он предпочел легкое пальто с меховым воротником.
Заложив руки в карманы, он шел вдоль охранного забора. По ту сторону забора ревели кары.
Он не поворачивал головы.
Он мог бы выбрать множество других мест, но выбрал это.
В это холодное утро он решил гулять.
Он не хотел думать ни о чем, кроме прогулки.
Кары проносились мимо, он же шел медленно, но ровно. Он не видел никого, кто бы шел пешком.
Воротник его пальто был поднят, чтобы защититься от ветра, но от холода не спасал. Он шел, а утро кусало его и дергало за одежду. День держал его в своей бесконечной галерее картин, недописанных и незамеченных.
Канун Рождества.
В противоположность Новому Году.
Это время семейных сборов, пылающих дров, время подарков, особых кушаний и напитков.
Это, скорее, личное время, чем общественное; время сосредоточиться на себе и на семье, а не на обществе; время замерзших окон, ангелов в звездном ореоле, горящих поленьев, плененной радуги и толстых Санта-Клаусов с двумя парами брюк — потому что самые маленькие, садящиеся к ним на колени, легко грешат; и время кафедральных окон, снежных бурь, рождественских гимнов, колоколов, поздравлений от далеко и не очень далеко живущих друзей и родственников, передач Диккенса по радио, время свеч, снежных сугробов, огней елок, сосен, Библии и средневековой Англии. "О, маленький городок Вифлеем", время рождения и обещаний, света и тьмы, ощущений от осознания до свершения, смены стражи года, время традиций, одиночества, симпатий, сочувствия, сентиментальности, песен, веры, надежды, смерти; время собирать камни и время разбрасывать камни, время обнимать, получать и терять, смеяться, молчать, говорить; время разрушать и время созидать, время сеять и время пожинать посеянное…
***
Чарлз Рэндер, Питер Рэндер и Джилл де Вилл праздновали Сочельник вместе.
Квартира Рэндера помещалась на самом верху башни из стали и стекла.
Здесь царила определенная атмосфера постоянства. Ряды книг вдоль стен; в некоторых местах полки прерывались скульптурами; примитивная живопись в основных цветах занимала свободное место. Маленькие зеркала, вогнутые и выпуклые, теперь обрамленные ветвями Гадуба, висели в разных местах.
На каминной доске лежали поздравительные открытки. Горшечные растения два в гостиной, одно в кабинете — и целый куст в спальне — были осыпаны блестками. Тихо лилась музыка.
Пуншевая чаша была из драгоценного камня в ромбовидной оправе. Она стояла на низком кофейном столике грушевого дерева в окружении бокалов, сверкающих в рассеянном свете.
Настало время развернуть рождественские подарки…
Джилл развернула свой и закуталась в нечто похожее на полотно пилы с мягкими зубьями.
— Горностай! — воскликнула она. — Какой величественный! Какой прекрасный! О, спасибо, дорогой Конструктор!
Рэндер улыбнулся и выпустил кольцо дыма.
Свет упал на мех.
— Снег, но теплый, лед, но мягкий… — шептала Джилл.
— Шкурки мертвых животных, — заметил Рэндер, — высокая награда за доблесть охотника. Я охотился за ней для тебя, я исходил вдоль и поперек всю Землю. Я пришел к самым красивым из мертвых животных и сказал:
"Отдайте мне ваши шкурки", и они отдали. Рэндер — могучий охотник.
— У меня тоже есть кое-что для тебя, — сказала она.
— Да?
— Вот. Это тебе подарок.
Он развернул обертку.
— Запонки, — сказал он. — Тотемические. Три лица, одно над другим, и все золотые. Ид, Эго и Супер-Эго — так я назову их. Самое верхнее лицо наиболее экзальтированное.
— А самое нижнее улыбается, — сказал Питер.
Рэндер кивнул.
— Я не уточнил, какое — самое верхнее, — сказал он мальчику. — А улыбается оно потому, что имеет собственные радости, каких вульгарное стадо никогда не поймет.
— Бодлер? — спросил Питер.
— Хм, — усмехнулся Рэндер. — Да, Бодлер.
— …Чертовски неудачно сказано.
— Обстоятельства, — проговорил Рэндер, — это дело времени и случая.
Бодлер на Рождество — это сплав чего-то старого и чего-то нового.
— Звучит, как свадьба, — сказал Питер.
Джилл вспыхнула под своим снежным мехом, но Рэндер сделал вид, что не заметил этого.
— Теперь твоя очередь открыть свои подарки, — сказал он сыну.
— Идет. — Питер разорвал пакет. — Набор алхимика, — заметил он, — как раз то, что я всегда хотел — перегонный куб, реторты, водяная баня и запас жизненного эликсира. Мощно! Спасибо, мисс де Вилл!
— Пожалуйста, называй меня Джилл.
— Хорошо. Спасибо, Джилл.
— Открой и второй.
— О'кей. — Он сорвал белую бумагу с падубом и колокольчиками. Сказочно: вторая вещь, которую я всегда хотел! Нечто старое, нечто новое, нечто заимствованное и нечто голубое: семейный альбом в голубом переплете и копия отчета Рэндера сенатскому подкомитету протоколов о социоматическом неумении приспособиться к обстановке среди правительственных служащих. А также собрания сочинений Лафтинга, Грэхема и Толкиена. Спасибо, папа! Ох, и еще! Таллис, Лорелли, Моцарт и добрый старый Бах. Мою комнату наполнят драгоценные звуки! Спасибо, спасибо вам. Что я могу дать вам взамен? Так, мелочь… Как вам это? — Он протянул один пакет отцу, другой Джилл.
Оба вскрыли свои пакеты.
— Шахматы, — констатировал Рэндер.
— Пудреница с пудрой и румянами, — воскликнула Джилл. — Спасибо!
— Не за что.
— А почему ты пришел с флейтой? — спросил Рэндер.
— Чтобы вы послушали.
Питер собрал флейту и заиграл. Он играл о Рождестве и святости, о вечере и пылающей звезде, о горячем сердце, о пастухах, королях, о свете и голосах ангелов.
Закончив, он разобрал флейту и спрятал ее.
— Очень хорошо, — сказал Рэндер.
— Да, хорошо, — сказала Джилл. — Очень…
— Спасибо.
— Как школа? — спросила Джилл.
— Хорошая, — ответил Питер.
— Много было беспокойства с переходом?
— Нет, потому что я хороший ученик. Папа меня здорово учил, очень здорово.
— Но тут будут другие учителя…
Питер пожал плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35