Я устала от этого
душного помещения. Увезите меня куда-нибудь, где можно поговорить. Я
думаю, что смогла бы убедить вас.
- Почему бы и не поехать? У меня уйма времени. Но, конечно, выбираете
вы. Куда?
- Слепой виток?
Он подавил смешок при этом выражении, она засмеялась открыто.
- Прекрасно, - сказал он, - но мне хочется пить.
Тут же выросла бутылка шампанского в пестрой корзинке с надписью
"Пейте, пока едите в машине". Он подписал счет, несмотря на протесты мисс
Шалотт, и они встали. Она была высокой, но он выше.
Слепой виток. Одно название для множества мест, вокруг которых идет
машина с автоуправлением. Пронестись по стране в надежных руках невидимого
шофера, с затемненными окнами, в темной ночи, под высоким небом, атакуя
дорогу под похожими на четырех призраков жужжащими пилами, начать со
стартовой черты, закончить в том же месте, так и не узнав, куда вы едете и
где были - это, вероятно, возбуждает чувство индивидуальности в самом
холодном черепе, дает познание себя через добродетель отстранения от
всего, кроме чувства движения, потому что движение сквозь тьму есть высшая
абстракция самой жизни - по крайней мере, так сказал один из главных
комедиантов, и все смеялись.
И в самом деле, феномен под названием "слепой виток" первым стал
превалирующим (как можно было предполагать) среди некоторых молодых членов
общества, когда управляемые дороги лишили их возможности пользоваться
своими автомобилями какими-нибудь более индивидуалистическими способами,
которые заставляли хмуриться начальство контроля национального движения.
Надо было что-то делать.
И сделали.
Сначала гибельная реакция вызвала инженерный подвиг отключения
радиоконтроля машины после того, как она вышла на управляемое шоссе. Это
кончилось тем, что кар исчезал из поля зрения монитора и переходил обратно
под управление пассажиров кара. Монитор, ревнивый, как бог, не мог терпеть
отрицания его запрограммированного всеведения и метал громы и молнии на
контрольную станцию, ближайшую к точке последнего контакта, чтобы выслали
крылатых серафимов на поиски ускользнувшей машины.
Но часто серафимы прибывали слишком поздно, потому что дороги имели
хорошее покрытие и удрать от преследования было сравнительно просто.
Зато другие машины вынужденно вели себя так, словно бунтарей вообще
не существовало.
Запертый на медленно идущей секции шоссе, нарушитель подвергался
немедленной аннигиляции в случае превышения скорости или сдвига с
правильной схемы движения, даже при теоретически свободном положении,
потому что в ранние дни мониторного контроля это вызывало частые аварии.
Позднее мониторные приборы стали более искушенными и механизировали
обгон, уменьшив аварийные инциденты, следующие за таким действием. Но
вмятины и ушибы оставались.
Следующая реакция была основана на очевидности. Мониторы пропускали
людей туда, куда те желали, только потому, что люди говорили, куда они
хотят ехать. Человек, наугад нажимающий кнопки координат, не сообразуясь с
картой, либо оставался на стоянке, где вспыхивало табло: ПРОВЕРЬТЕ ВАШИ
КООРДИНАТЫ, либо оказывался внезапно отогнанным в любом направлении.
Позднее люди нашли некое романтическое очарование в том, что предлагало
скорость, неожиданные зрелища и свободные руки. Таким образом, все
узаконилось. Стало возможным проехать так по двум континентам, если
достаточно денег и избыток выносливости.
Как и всегда в таких делах, практика распространялась вверх по
возрастным группам. Школьные учителя, ездившие только по воскресеньям,
пользовались дурной репутацией как отстаивающие преимущества подержанных
машин. Таков путь к концу мира, говорил комик.
Конец это или нет, но кар, предназначенный для движения по
управляемым дорогам, был эффективной единицей движения, укомплектованной
туалетом, шкафом, холодильным отделением и откидным столиком. В нем также
можно было спать - двоим свободно, четверым в некоторой тесноте.
Случалось, впрочем, что и троим было тесно.
Рендер вывел машину из купола в крайнее крыло и остановился.
- Хотите натыкать какие-нибудь координаты? - спросил он.
- Вы уж сами. Мои пальцы знают слишком много.
Рендер нажал кнопки наобум. Спиннер двинулся на скоростную дорогу.
Рендер потребовал увеличить скорость, и машина пошла на линию высокого
ускорения.
Фары спиннера прожигали дыры в темноте. Город быстро уходил назад; по
обеим сторонам дороги горели дымные костры, раздуваемые случайными
порывами ветра, прячущиеся в белых клубах, затемняемые ровным падением
серого пепла. Рендер знал, что его скорость составляет лишь 60 процентов
той, какая могла быть в ясную, сухую ночь.
Он не стал затемнять окна, а откинулся назад и смотрел в них. Эйлин
"смотрела" перед собой. Минут десять-пятнадцать они ехали молча.
Город съеживался до квартала, когда они мчались по нему. Через
некоторое время стали появляться короткие секции открытой дороги.
- Что вы видите снаружи? - спросила Эйлин.
- Почему вы не просили меня описать ваш обед или рыцарские доспехи
возле вашего столика?
- Потому что первый я ела, а вторые ощупала. А тут совсем другое
дело.
- Снаружи все еще идет снег. Уберите его - и слева от вас чернота.
- А еще что?
- Слякоть на дороге. Когда она начнет замерзать, скорость упадет до
черепашьей, пока мы не минуем полосу снегопада. Слякоть похожа на старый
черный сироп, начавший засахариваться.
- Больше ничего?
- Нет, леди.
- Снегопад сильнее, чем был, когда мы вышли из клуба?
- Сильнее, по-моему.
- У вас есть что-нибудь выпить?
- Конечно.
Они повернули сиденья внутрь кара. Рендер поднял столик, достал из
шкафчика два стакана и налил.
- Ваше здоровье.
- Оно зависит от вас.
Рендер опустил свой стакан и ждал следующего ее замечания. Он знал,
что двое не могут играть в Сократа, и рассчитывал, что будут еще вопросы,
прежде чем она скажет то, что хотела сказать.
- Что самое прекрасное из того, что вы видели? - спросила она.
Да, - подумал он, - я правильно угадал. И вслух сказал:
- Погружение Атлантиды.
- Я серьезно.
- И я тоже.
- Вы стараетесь усложнять?
- Я лично утопил Атлантиду. Это было года три назад. О, боже, как она
была красива! Башни из слоновой кости, золотые минареты, серебряные
балконы, опаловые мосты, малиновые знамена, молочно-белая река между
лимонно-желтыми берегами. Там были янтарные шпили, старые как мир деревья,
задевающие брюхо облаков, корабли в громадной гавани Ксанду,
сконструированные так изящно, как музыкальные инструменты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
душного помещения. Увезите меня куда-нибудь, где можно поговорить. Я
думаю, что смогла бы убедить вас.
- Почему бы и не поехать? У меня уйма времени. Но, конечно, выбираете
вы. Куда?
- Слепой виток?
Он подавил смешок при этом выражении, она засмеялась открыто.
- Прекрасно, - сказал он, - но мне хочется пить.
Тут же выросла бутылка шампанского в пестрой корзинке с надписью
"Пейте, пока едите в машине". Он подписал счет, несмотря на протесты мисс
Шалотт, и они встали. Она была высокой, но он выше.
Слепой виток. Одно название для множества мест, вокруг которых идет
машина с автоуправлением. Пронестись по стране в надежных руках невидимого
шофера, с затемненными окнами, в темной ночи, под высоким небом, атакуя
дорогу под похожими на четырех призраков жужжащими пилами, начать со
стартовой черты, закончить в том же месте, так и не узнав, куда вы едете и
где были - это, вероятно, возбуждает чувство индивидуальности в самом
холодном черепе, дает познание себя через добродетель отстранения от
всего, кроме чувства движения, потому что движение сквозь тьму есть высшая
абстракция самой жизни - по крайней мере, так сказал один из главных
комедиантов, и все смеялись.
И в самом деле, феномен под названием "слепой виток" первым стал
превалирующим (как можно было предполагать) среди некоторых молодых членов
общества, когда управляемые дороги лишили их возможности пользоваться
своими автомобилями какими-нибудь более индивидуалистическими способами,
которые заставляли хмуриться начальство контроля национального движения.
Надо было что-то делать.
И сделали.
Сначала гибельная реакция вызвала инженерный подвиг отключения
радиоконтроля машины после того, как она вышла на управляемое шоссе. Это
кончилось тем, что кар исчезал из поля зрения монитора и переходил обратно
под управление пассажиров кара. Монитор, ревнивый, как бог, не мог терпеть
отрицания его запрограммированного всеведения и метал громы и молнии на
контрольную станцию, ближайшую к точке последнего контакта, чтобы выслали
крылатых серафимов на поиски ускользнувшей машины.
Но часто серафимы прибывали слишком поздно, потому что дороги имели
хорошее покрытие и удрать от преследования было сравнительно просто.
Зато другие машины вынужденно вели себя так, словно бунтарей вообще
не существовало.
Запертый на медленно идущей секции шоссе, нарушитель подвергался
немедленной аннигиляции в случае превышения скорости или сдвига с
правильной схемы движения, даже при теоретически свободном положении,
потому что в ранние дни мониторного контроля это вызывало частые аварии.
Позднее мониторные приборы стали более искушенными и механизировали
обгон, уменьшив аварийные инциденты, следующие за таким действием. Но
вмятины и ушибы оставались.
Следующая реакция была основана на очевидности. Мониторы пропускали
людей туда, куда те желали, только потому, что люди говорили, куда они
хотят ехать. Человек, наугад нажимающий кнопки координат, не сообразуясь с
картой, либо оставался на стоянке, где вспыхивало табло: ПРОВЕРЬТЕ ВАШИ
КООРДИНАТЫ, либо оказывался внезапно отогнанным в любом направлении.
Позднее люди нашли некое романтическое очарование в том, что предлагало
скорость, неожиданные зрелища и свободные руки. Таким образом, все
узаконилось. Стало возможным проехать так по двум континентам, если
достаточно денег и избыток выносливости.
Как и всегда в таких делах, практика распространялась вверх по
возрастным группам. Школьные учителя, ездившие только по воскресеньям,
пользовались дурной репутацией как отстаивающие преимущества подержанных
машин. Таков путь к концу мира, говорил комик.
Конец это или нет, но кар, предназначенный для движения по
управляемым дорогам, был эффективной единицей движения, укомплектованной
туалетом, шкафом, холодильным отделением и откидным столиком. В нем также
можно было спать - двоим свободно, четверым в некоторой тесноте.
Случалось, впрочем, что и троим было тесно.
Рендер вывел машину из купола в крайнее крыло и остановился.
- Хотите натыкать какие-нибудь координаты? - спросил он.
- Вы уж сами. Мои пальцы знают слишком много.
Рендер нажал кнопки наобум. Спиннер двинулся на скоростную дорогу.
Рендер потребовал увеличить скорость, и машина пошла на линию высокого
ускорения.
Фары спиннера прожигали дыры в темноте. Город быстро уходил назад; по
обеим сторонам дороги горели дымные костры, раздуваемые случайными
порывами ветра, прячущиеся в белых клубах, затемняемые ровным падением
серого пепла. Рендер знал, что его скорость составляет лишь 60 процентов
той, какая могла быть в ясную, сухую ночь.
Он не стал затемнять окна, а откинулся назад и смотрел в них. Эйлин
"смотрела" перед собой. Минут десять-пятнадцать они ехали молча.
Город съеживался до квартала, когда они мчались по нему. Через
некоторое время стали появляться короткие секции открытой дороги.
- Что вы видите снаружи? - спросила Эйлин.
- Почему вы не просили меня описать ваш обед или рыцарские доспехи
возле вашего столика?
- Потому что первый я ела, а вторые ощупала. А тут совсем другое
дело.
- Снаружи все еще идет снег. Уберите его - и слева от вас чернота.
- А еще что?
- Слякоть на дороге. Когда она начнет замерзать, скорость упадет до
черепашьей, пока мы не минуем полосу снегопада. Слякоть похожа на старый
черный сироп, начавший засахариваться.
- Больше ничего?
- Нет, леди.
- Снегопад сильнее, чем был, когда мы вышли из клуба?
- Сильнее, по-моему.
- У вас есть что-нибудь выпить?
- Конечно.
Они повернули сиденья внутрь кара. Рендер поднял столик, достал из
шкафчика два стакана и налил.
- Ваше здоровье.
- Оно зависит от вас.
Рендер опустил свой стакан и ждал следующего ее замечания. Он знал,
что двое не могут играть в Сократа, и рассчитывал, что будут еще вопросы,
прежде чем она скажет то, что хотела сказать.
- Что самое прекрасное из того, что вы видели? - спросила она.
Да, - подумал он, - я правильно угадал. И вслух сказал:
- Погружение Атлантиды.
- Я серьезно.
- И я тоже.
- Вы стараетесь усложнять?
- Я лично утопил Атлантиду. Это было года три назад. О, боже, как она
была красива! Башни из слоновой кости, золотые минареты, серебряные
балконы, опаловые мосты, малиновые знамена, молочно-белая река между
лимонно-желтыми берегами. Там были янтарные шпили, старые как мир деревья,
задевающие брюхо облаков, корабли в громадной гавани Ксанду,
сконструированные так изящно, как музыкальные инструменты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36