И она умоляла меня… взять ее руку, ту самую руку, и похоронить ее в земле, где она когда-то была счастлива.
«Счастлива»? Это слово никогда не ассоциировалось у Елизаветы с матерью, которой она не помнила. Никто не рассказывал ей хороших историй об Анне Болейн. О ней вообще не говорили.
Новые крики. Теперь звали и Филипп, и другие, встревоженные ее исчезновением.
Жан озабоченно осмотрелся. Но он вынужден был ждать, пока она не заговорит.
Ее голос стал резким. Слишком много чувств поднялось в ее душе.
— И этого вы сделать не смогли. Сдержать свою клятву. Потому что ее рука стала теперь для меня очень опасной.
— На какое-то время мне это удалось. Рука оставалась зарытой, пока…
Жан вдруг обнаружил, что не может говорить о происшедшем. Не было смысла извиняться, оправдываться чужими поступками, которых он так и не смог понять. И к тому же голоса приближались.
Он продолжил:
— Это не важно. Но рука снова оказалась здесь. Думаю, ее используют, чтобы угрожать вам, чего и боялась ваша мать.
— Это уже сделали. Такой опасности мне еще никогда не грозило.
Елизавета еще никому не признавалась в этом. Но здесь, с этим человеком, не было времени для игр.
— Чего вы от меня хотите, Жан Ромбо?
В ее голосе, в том, как она произнесла его имя, появилось нечто знакомое. Время исчезло, унесло двадцать лет — и вновь королева просит его об одолжении. А теперь и он умоляет об одолжении ее дочь, обещая в минуты грозящей ей опасности нечто такое, чего не в состоянии будет исполнить. Но сейчас смертельная опасность угрожает его собственной дочери, и все остальное просто не имеет значения.
— Мне надо попасть в Тауэр, миледи.
— Вы попытаетесь снова украсть руку? Он солгал. У него не было выбора.
— Я должен это сделать. Ради нас всех.
Елизавета была обучена видеть, когда ей лгут. Но надвигающаяся беда и внезапно появившаяся надежда, пусть слабая, усыпили ее бдительность. Кроме того, у нее попросту не было времени задуматься, потому что встревоженные оклики звучали все ближе.
— Елизавета! Принцесса!
Она стащила с пальца тяжелую печатку с кровавиком.
— Возьмите вот это. В Тауэре служит один офицер, который любил мою мать. Во время моего недавнего заключения там он доказал, что меня он тоже любит. Его зовут Такнелл.
Голоса раздавались уже совсем близко:
— Принцесса! Миледи!
— Отдайте кольцо ему. Он сделает то, что попросит передавший его. Потому что моя мать — не единственная женщина, кому мужчины приносили клятвы.
Жан спрятал кольцо в карман. Под чьими-то шагами захрустели стебли. Кто-то обнаружил тропку, рядом с которой они притаились.
Французский палач изобразил поклон, не поднимаясь с корточек, а потом скользнул в листву. Его остановила женская рука, прикоснувшаяся к его рукаву.
— Скажите мне, Жан Ромбо: как умерла моя мать?
Он заглянул в эти глаза — наследство ее матери. Может быть, он не сможет спасти принцессу, но хотя бы это он ей дать в состоянии.
— Она умерла как королева. И в последнюю минуту произнесла ваше имя.
Жан сжал ее тонкие пальцы и исчез. Он не задержался, чтобы увидеть ее слезы, — их свидетелем стал Филипп Испанский, случайно обнаруживший принцессу.
— Миледи Елизавета! Вы поранились?
— Нет, милорд, — ответила она, вытирая глаза. — Я споткнулась, вот и все.
Король помог ей подняться.
— Почему вы не отвечали на наш зов?
Маска успела вернуться на ее лицо. Туда, где ей и подобало находиться.
— Как, милорд? Отозваться — и допустить, чтобы вы посмеялись над своей Боадицеей, споткнувшейся о собственное копье?
Елизавета рассмеялась, и Филипп охотно присоединился к ее веселью.
— Вы хотите видеть, как я буду убивать зверя, Елизавета? Мои люди загнали его немного дальше.
Он махнул рукой в ту сторону, куда скрылся Жан. Она вздохнула и чуть подалась к нему, так что их лица сблизились.
— Мне немного нехорошо, мой храбрый король. Нельзя ли нам посидеть минутку и поговорить?
Щеки над темной густой бородой вспыхнули румянцем, голос стал хрипловатым. Испанский король ответно придвинулся к ней.
— Все, что будет угодно моей принцессе, — отвечал он. — Обопритесь на меня.
Позволяя ему вести себя по тропинке, она оглянулась и мысленно проговорила:
«Помогай вам Бог, Жан Ромбо. Прилив начался. По крайней мере, я молюсь, чтобы это было так».
У кромки воды Жан Ромбо сидел в лодке — в той же, что доставила его сюда. Перевозчик пригласил его выпить на берегу, пока они будут ожидать перемены течения, но сейчас ему как никогда необходимо было одиночество. Кольцо тяжелым грузом лежало у него в кармане. Течение скоро повернет, и через несколько часов Жан окажется в Тауэре. И он знал, что будет делать, когда проникнет туда, а чего делать не будет. Он найдет свою дочь, названную в честь королевы, — найдет ее в том самом месте, где он лишил эту королеву жизни. Он освободит свою дочь. Возможно, у него хватит отваги на это — но не больше того. Он не станет делать ничего, что было бы связано с клятвами и королевами.
Глава 15. ЭНДШПИЛЬ
До рассвета оставался час. С реки поднимался туман, и ледяные пальцы сырости проникали под скудную одежду. Однако Жан понимал, что дрожит не из-за утреннего холода. Он стоял на том самом месте, где его высадил лодочник, — на пристани под воротами Предателя.
Стражнику не хотелось будить своего командира, и он отправился туда только после того, как ему пригрозили неприятными последствиями в случае отказа. Жан Ромбо добился согласия, показав кольцо, и стражник потопал прочь с недовольным ворчанием. Жану не хотелось выпускать кольца из рук, но ему не оставили выбора. И теперь, когда мучительно тянулись минуты, он начал опасаться, что больше никогда его не увидит.
— Где человек, потревоживший мой сон?
Гулко пронесшийся над сводами причала голос заставил Жана опять вздрогнуть.
— Здесь, сэр.
— Тогда поднимайся сюда, парень.
Жан осторожно взошел по скользким ступеням. Высокий мужчина стоял один в темноте у конца лестницы. Жан не мог разглядеть его лица, но из темноты донесся отчетливый шепот:
— Откуда у вас это кольцо, сэр?
— Оно вам известно?
— Оно мне известно. И мне интересно, откуда оно у вас. Вы его украли?
— Нет. Я получил его от… с руки одной леди.
— Да неужели? — Полный подозрения голос стал еще тише. — Эта… леди сказала, что пришлет его мне только в случае самой крайней нужды.
Жан промолчал. После долгой паузы мужчина заговорилснова:
— Как ваше имя, сэр? Жан не видел смысла лгать.
— Мое имя — Жан Ромбо.
Тихое ругательство — и со стены был сорван факел. Мужчина поднес его к себе, осветив оба их лица. Жан увидел человека, который был чуть моложе его самого, но с такими же седыми волосами и бородой. Резкие черты выражали изумление. И ярость.
— Ромбо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
«Счастлива»? Это слово никогда не ассоциировалось у Елизаветы с матерью, которой она не помнила. Никто не рассказывал ей хороших историй об Анне Болейн. О ней вообще не говорили.
Новые крики. Теперь звали и Филипп, и другие, встревоженные ее исчезновением.
Жан озабоченно осмотрелся. Но он вынужден был ждать, пока она не заговорит.
Ее голос стал резким. Слишком много чувств поднялось в ее душе.
— И этого вы сделать не смогли. Сдержать свою клятву. Потому что ее рука стала теперь для меня очень опасной.
— На какое-то время мне это удалось. Рука оставалась зарытой, пока…
Жан вдруг обнаружил, что не может говорить о происшедшем. Не было смысла извиняться, оправдываться чужими поступками, которых он так и не смог понять. И к тому же голоса приближались.
Он продолжил:
— Это не важно. Но рука снова оказалась здесь. Думаю, ее используют, чтобы угрожать вам, чего и боялась ваша мать.
— Это уже сделали. Такой опасности мне еще никогда не грозило.
Елизавета еще никому не признавалась в этом. Но здесь, с этим человеком, не было времени для игр.
— Чего вы от меня хотите, Жан Ромбо?
В ее голосе, в том, как она произнесла его имя, появилось нечто знакомое. Время исчезло, унесло двадцать лет — и вновь королева просит его об одолжении. А теперь и он умоляет об одолжении ее дочь, обещая в минуты грозящей ей опасности нечто такое, чего не в состоянии будет исполнить. Но сейчас смертельная опасность угрожает его собственной дочери, и все остальное просто не имеет значения.
— Мне надо попасть в Тауэр, миледи.
— Вы попытаетесь снова украсть руку? Он солгал. У него не было выбора.
— Я должен это сделать. Ради нас всех.
Елизавета была обучена видеть, когда ей лгут. Но надвигающаяся беда и внезапно появившаяся надежда, пусть слабая, усыпили ее бдительность. Кроме того, у нее попросту не было времени задуматься, потому что встревоженные оклики звучали все ближе.
— Елизавета! Принцесса!
Она стащила с пальца тяжелую печатку с кровавиком.
— Возьмите вот это. В Тауэре служит один офицер, который любил мою мать. Во время моего недавнего заключения там он доказал, что меня он тоже любит. Его зовут Такнелл.
Голоса раздавались уже совсем близко:
— Принцесса! Миледи!
— Отдайте кольцо ему. Он сделает то, что попросит передавший его. Потому что моя мать — не единственная женщина, кому мужчины приносили клятвы.
Жан спрятал кольцо в карман. Под чьими-то шагами захрустели стебли. Кто-то обнаружил тропку, рядом с которой они притаились.
Французский палач изобразил поклон, не поднимаясь с корточек, а потом скользнул в листву. Его остановила женская рука, прикоснувшаяся к его рукаву.
— Скажите мне, Жан Ромбо: как умерла моя мать?
Он заглянул в эти глаза — наследство ее матери. Может быть, он не сможет спасти принцессу, но хотя бы это он ей дать в состоянии.
— Она умерла как королева. И в последнюю минуту произнесла ваше имя.
Жан сжал ее тонкие пальцы и исчез. Он не задержался, чтобы увидеть ее слезы, — их свидетелем стал Филипп Испанский, случайно обнаруживший принцессу.
— Миледи Елизавета! Вы поранились?
— Нет, милорд, — ответила она, вытирая глаза. — Я споткнулась, вот и все.
Король помог ей подняться.
— Почему вы не отвечали на наш зов?
Маска успела вернуться на ее лицо. Туда, где ей и подобало находиться.
— Как, милорд? Отозваться — и допустить, чтобы вы посмеялись над своей Боадицеей, споткнувшейся о собственное копье?
Елизавета рассмеялась, и Филипп охотно присоединился к ее веселью.
— Вы хотите видеть, как я буду убивать зверя, Елизавета? Мои люди загнали его немного дальше.
Он махнул рукой в ту сторону, куда скрылся Жан. Она вздохнула и чуть подалась к нему, так что их лица сблизились.
— Мне немного нехорошо, мой храбрый король. Нельзя ли нам посидеть минутку и поговорить?
Щеки над темной густой бородой вспыхнули румянцем, голос стал хрипловатым. Испанский король ответно придвинулся к ней.
— Все, что будет угодно моей принцессе, — отвечал он. — Обопритесь на меня.
Позволяя ему вести себя по тропинке, она оглянулась и мысленно проговорила:
«Помогай вам Бог, Жан Ромбо. Прилив начался. По крайней мере, я молюсь, чтобы это было так».
У кромки воды Жан Ромбо сидел в лодке — в той же, что доставила его сюда. Перевозчик пригласил его выпить на берегу, пока они будут ожидать перемены течения, но сейчас ему как никогда необходимо было одиночество. Кольцо тяжелым грузом лежало у него в кармане. Течение скоро повернет, и через несколько часов Жан окажется в Тауэре. И он знал, что будет делать, когда проникнет туда, а чего делать не будет. Он найдет свою дочь, названную в честь королевы, — найдет ее в том самом месте, где он лишил эту королеву жизни. Он освободит свою дочь. Возможно, у него хватит отваги на это — но не больше того. Он не станет делать ничего, что было бы связано с клятвами и королевами.
Глава 15. ЭНДШПИЛЬ
До рассвета оставался час. С реки поднимался туман, и ледяные пальцы сырости проникали под скудную одежду. Однако Жан понимал, что дрожит не из-за утреннего холода. Он стоял на том самом месте, где его высадил лодочник, — на пристани под воротами Предателя.
Стражнику не хотелось будить своего командира, и он отправился туда только после того, как ему пригрозили неприятными последствиями в случае отказа. Жан Ромбо добился согласия, показав кольцо, и стражник потопал прочь с недовольным ворчанием. Жану не хотелось выпускать кольца из рук, но ему не оставили выбора. И теперь, когда мучительно тянулись минуты, он начал опасаться, что больше никогда его не увидит.
— Где человек, потревоживший мой сон?
Гулко пронесшийся над сводами причала голос заставил Жана опять вздрогнуть.
— Здесь, сэр.
— Тогда поднимайся сюда, парень.
Жан осторожно взошел по скользким ступеням. Высокий мужчина стоял один в темноте у конца лестницы. Жан не мог разглядеть его лица, но из темноты донесся отчетливый шепот:
— Откуда у вас это кольцо, сэр?
— Оно вам известно?
— Оно мне известно. И мне интересно, откуда оно у вас. Вы его украли?
— Нет. Я получил его от… с руки одной леди.
— Да неужели? — Полный подозрения голос стал еще тише. — Эта… леди сказала, что пришлет его мне только в случае самой крайней нужды.
Жан промолчал. После долгой паузы мужчина заговорилснова:
— Как ваше имя, сэр? Жан не видел смысла лгать.
— Мое имя — Жан Ромбо.
Тихое ругательство — и со стены был сорван факел. Мужчина поднес его к себе, осветив оба их лица. Жан увидел человека, который был чуть моложе его самого, но с такими же седыми волосами и бородой. Резкие черты выражали изумление. И ярость.
— Ромбо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141