ВЫРЕЗАНИЕ РУНЫ
Закончив приготовления к отъезду, Хакон вернулся только днем. Анна взяла его за руку и вывела на улицу. Скандинав думал о своем: ему нужны были лошади, а в городе, который готовился к войне, на лошадей большой спрос. Взгляд Хакона блуждал поверх головы Анны. Он прикидывал, не украсть ли коней, и поэтому плохо слушал, когда девушка прошептала свою просьбу.
— Руны?!
Анна попросила его говорить тише, и Хакон продолжал спокойнее:
— Дитя, я научил тебя всему, что знал сам. Тебе известны значения всех рун, может быть, даже лучше, чем мне, потому что с возрастом моя память стала слабеть.
— Но у меня нет видения, — настаивала она. — А без этого руны — просто как буквы непонятного языка. Я не могу прочесть их. Ты должен меня научить.
Хакон вздохнул, услышав, как монастырский колокол ударил три раза.
— Такому нельзя… научить. По этой дороге ты должна идти одна.
— И я пойду. Но кто-то должен поставить меня в самое начало пути. Одного моего желания недостаточно. Ведь тебя кто-то привел.
— Это правда.
На мгновение Хакон снова увидел свою мать, увидел, как она ведет его в лес, испуганного, но любопытного мальчика, и передает ему наследство его убитого отца. Двадцать четыре диска, вырезанные из бивня нарвала. Она оставила его одного в лесу на три дня и три ночи.
Он снова вздохнул.
— Анна, на это нужно время, а времени у нас нет. Нужен глухой лес или какое-нибудь другое спокойное место. Ничего подобного поблизости не найти.
— Тогда мы должны отыскать хотя бы время. — Анна в отчаянии ткнула кулачком в грудь этого большого человека. — Хакон, я не могу увидеть, что нам угрожает. Я только знаю, что это нечто ужасное и что оно исходит от моего брата. И еще я понимаю: если мой отец не попытается предотвратить это, он потеряет время и умрет здесь, рядом со своим превосходным мечом.
Хакон молчал. Слова девушки лишили его дара речи.
Видя, как смягчилось его лицо, она добавила:
— Я знаю тихое место, совсем рядом. Ты поможешь мне встать на эту дорогу?
И хотя у Хакона были свои неотложные заботы, он хорошо понимал, что ее проблема не менее важна. Забота Анны касалась и скандинава, потому что Хакон очень любил Жана Ромбо.
— Помогу, — сказал он дочери старого друга.
* * *
Это был, разумеется, не лес. Все деревья вокруг Монтальчино уже давно были срублены на дрова. Анна вывела Хакона из северных ворот, туда, где земля была изрыта небольшими ручейками. Люди там не ходили, разве что заяц пробежит или лиса. Идущая вверх дорога скрыла путников, стены города уже скрылись за густыми колючими кустами. Постепенно ручей расширился. Теперь они пробирались по узкой влажной тропинке вдоль русла. Наконец они пришли к небольшому пруду, над которым склонились семь серебристых берез.
Опустившись на камень, Хакон удивился:
— Как ты нашла это место?
— Отец брал с собой меня и Джанни в Монтальчино, когда приезжал продавать вино. Нам удавалось обмануть его, мы выбегали из города и приходили сюда. Это место подходит?
Хакон огляделся, слушая, как ветер шуршит в молодых листьях.
— Может подойти. Береза обладает большой энергией, лучшего дерева нет для нашего дела. — Заметив ее улыбку, он предостерег: — Анна, овладеть этим искусством очень трудно. Так что сильно не надейся.
Девушка приблизилась к нему, протянула руку.
— Начнем?
Вытащив нож из-за пояса, Хакон подошел к дереву, пробежал пальцами по одному из черных пятен на бледной коре.
— Вот эта старше, в своей лучшей поре. Она не будет возражать, если мы возьмем от нее кусочек. — Скандинав подозвал Анну поближе. — Иди сюда. Я подсажу тебя. Отрежь вон ту ветку у самого ствола. — Он сложил ладони, чтобы девушка могла встать на них, и, когда она ухватилась за дерево, добавил: — И попроси дух дерева дать тебе позволение, прежде чем ты отрежешь у него один из его маленьких пальчиков.
Закрыв глаза, Анна обратила к старой березе короткую молитву. Двумя пальцами она обхватила сучок, и меньше чем через минуту острое лезвие перерезало его. Девушка спустилась, вернула Хакону нож и вручила ему отрезанную веточку. Скандинав повертел в пальцах тонкий прут длиною в его руку.
— Видишь, он почти гладкий. Ты смогла бы вырезать на нем нужные руны, будь у нас время. — Хакон глянул на небо, втянул ноздрями воздух. — Но времени нет. Хватит только на одну.
Анна огляделась вокруг, посмотрела на дерево, на воду. Ее спутник остановил девушку предостерегающим жестом.
— Нет. Не там. Поищи здесь.
И прижал к ее лбу срезанный конец прута.
Анна закрыла глаза, края коры впились в ее кожу, и девушка стала думать обо всех рунах, о всех историях, связанных с ними. И снова она слышала голос Хакона во дворе «Кометы», когда тот рассказывал какую-нибудь сагу или легенду о героях и великанах, о бесконечных зимах с их льдами и черными ночами, о ярком коротком лете. Некоторые истории девочке нравились, и их символы появлялись перед ней, предлагая себя. Но Анна знала: сейчас память ей не помощник. Это была совершенно новая область, которую не прочитать, пользуясь старыми знаками. Глубоко дыша, Анна сосредоточилась. И наконец увидела нечто.
Она открыла глаза.
Хакон наклонился к ней.
— Увидела?
— Да… Но она странная. Я не могу вспомнить ее названия.
Хакон нахмурился.
— Нарисуй ее для меня. Вот здесь, на мокрой земле возле ручья. Возьми палку.
Мгновение — прямая черта снизу вверх, затем вторая, по диагонали слева направо.
— Теперь вспомнила?
Анна пристально посмотрела на начертанный символ.
Линии уже начали заполняться водой.
— Это вода?
Он кивнул.
— «Лагу» — так это звучит на древнескандинавском. Все жидкости, не только вода. То, что изливается из женщины при родах. Море, дождь. Пиво. — Он улыбнулся. — Эта руна хороша для интуиции и для любви. Для того, чтобы следовать велению сердца.
Анна ощутила внутри какую-то странную пустоту.
— Но что она говорит мне? Я не могу заглянуть в свое сердце. Иногда у меня такое чувство, что там ничего нет. Я смотрю на Эрика и Марию, на тебя с твоей Микаэлой, да упокоится с миром ее душа. Даже на мать и отца… прежде. Я никогда ничего не испытывала. Ни к одному мужчине. Может быть, поэтому я не умею видеть сердцем, не в состоянии читать эти символы, которые пугают меня. Потому что я не могу открыться — вот здесь.
Она ткнула себя концом прута в грудь.
Хакон закусил нижнюю губу. Подумав, он сказал:
— Ты неправа. Я видел, что в тебе есть любовь. В том, как ты лечишь, как ты прикасаешься к людям. Может быть, тебе надо понять, что ждет тебя впереди. Может, это страх закрывает глаза твоей любви.
Она промолчала. Хакон взял прут и отнял его от груди девушки.
— Пойдем посмотрим, сможем ли мы отыскать твою дорогу.
— Как? — спросила она слабым голосом.
Он подтолкнул ее прутом к камню, на котором сидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Закончив приготовления к отъезду, Хакон вернулся только днем. Анна взяла его за руку и вывела на улицу. Скандинав думал о своем: ему нужны были лошади, а в городе, который готовился к войне, на лошадей большой спрос. Взгляд Хакона блуждал поверх головы Анны. Он прикидывал, не украсть ли коней, и поэтому плохо слушал, когда девушка прошептала свою просьбу.
— Руны?!
Анна попросила его говорить тише, и Хакон продолжал спокойнее:
— Дитя, я научил тебя всему, что знал сам. Тебе известны значения всех рун, может быть, даже лучше, чем мне, потому что с возрастом моя память стала слабеть.
— Но у меня нет видения, — настаивала она. — А без этого руны — просто как буквы непонятного языка. Я не могу прочесть их. Ты должен меня научить.
Хакон вздохнул, услышав, как монастырский колокол ударил три раза.
— Такому нельзя… научить. По этой дороге ты должна идти одна.
— И я пойду. Но кто-то должен поставить меня в самое начало пути. Одного моего желания недостаточно. Ведь тебя кто-то привел.
— Это правда.
На мгновение Хакон снова увидел свою мать, увидел, как она ведет его в лес, испуганного, но любопытного мальчика, и передает ему наследство его убитого отца. Двадцать четыре диска, вырезанные из бивня нарвала. Она оставила его одного в лесу на три дня и три ночи.
Он снова вздохнул.
— Анна, на это нужно время, а времени у нас нет. Нужен глухой лес или какое-нибудь другое спокойное место. Ничего подобного поблизости не найти.
— Тогда мы должны отыскать хотя бы время. — Анна в отчаянии ткнула кулачком в грудь этого большого человека. — Хакон, я не могу увидеть, что нам угрожает. Я только знаю, что это нечто ужасное и что оно исходит от моего брата. И еще я понимаю: если мой отец не попытается предотвратить это, он потеряет время и умрет здесь, рядом со своим превосходным мечом.
Хакон молчал. Слова девушки лишили его дара речи.
Видя, как смягчилось его лицо, она добавила:
— Я знаю тихое место, совсем рядом. Ты поможешь мне встать на эту дорогу?
И хотя у Хакона были свои неотложные заботы, он хорошо понимал, что ее проблема не менее важна. Забота Анны касалась и скандинава, потому что Хакон очень любил Жана Ромбо.
— Помогу, — сказал он дочери старого друга.
* * *
Это был, разумеется, не лес. Все деревья вокруг Монтальчино уже давно были срублены на дрова. Анна вывела Хакона из северных ворот, туда, где земля была изрыта небольшими ручейками. Люди там не ходили, разве что заяц пробежит или лиса. Идущая вверх дорога скрыла путников, стены города уже скрылись за густыми колючими кустами. Постепенно ручей расширился. Теперь они пробирались по узкой влажной тропинке вдоль русла. Наконец они пришли к небольшому пруду, над которым склонились семь серебристых берез.
Опустившись на камень, Хакон удивился:
— Как ты нашла это место?
— Отец брал с собой меня и Джанни в Монтальчино, когда приезжал продавать вино. Нам удавалось обмануть его, мы выбегали из города и приходили сюда. Это место подходит?
Хакон огляделся, слушая, как ветер шуршит в молодых листьях.
— Может подойти. Береза обладает большой энергией, лучшего дерева нет для нашего дела. — Заметив ее улыбку, он предостерег: — Анна, овладеть этим искусством очень трудно. Так что сильно не надейся.
Девушка приблизилась к нему, протянула руку.
— Начнем?
Вытащив нож из-за пояса, Хакон подошел к дереву, пробежал пальцами по одному из черных пятен на бледной коре.
— Вот эта старше, в своей лучшей поре. Она не будет возражать, если мы возьмем от нее кусочек. — Скандинав подозвал Анну поближе. — Иди сюда. Я подсажу тебя. Отрежь вон ту ветку у самого ствола. — Он сложил ладони, чтобы девушка могла встать на них, и, когда она ухватилась за дерево, добавил: — И попроси дух дерева дать тебе позволение, прежде чем ты отрежешь у него один из его маленьких пальчиков.
Закрыв глаза, Анна обратила к старой березе короткую молитву. Двумя пальцами она обхватила сучок, и меньше чем через минуту острое лезвие перерезало его. Девушка спустилась, вернула Хакону нож и вручила ему отрезанную веточку. Скандинав повертел в пальцах тонкий прут длиною в его руку.
— Видишь, он почти гладкий. Ты смогла бы вырезать на нем нужные руны, будь у нас время. — Хакон глянул на небо, втянул ноздрями воздух. — Но времени нет. Хватит только на одну.
Анна огляделась вокруг, посмотрела на дерево, на воду. Ее спутник остановил девушку предостерегающим жестом.
— Нет. Не там. Поищи здесь.
И прижал к ее лбу срезанный конец прута.
Анна закрыла глаза, края коры впились в ее кожу, и девушка стала думать обо всех рунах, о всех историях, связанных с ними. И снова она слышала голос Хакона во дворе «Кометы», когда тот рассказывал какую-нибудь сагу или легенду о героях и великанах, о бесконечных зимах с их льдами и черными ночами, о ярком коротком лете. Некоторые истории девочке нравились, и их символы появлялись перед ней, предлагая себя. Но Анна знала: сейчас память ей не помощник. Это была совершенно новая область, которую не прочитать, пользуясь старыми знаками. Глубоко дыша, Анна сосредоточилась. И наконец увидела нечто.
Она открыла глаза.
Хакон наклонился к ней.
— Увидела?
— Да… Но она странная. Я не могу вспомнить ее названия.
Хакон нахмурился.
— Нарисуй ее для меня. Вот здесь, на мокрой земле возле ручья. Возьми палку.
Мгновение — прямая черта снизу вверх, затем вторая, по диагонали слева направо.
— Теперь вспомнила?
Анна пристально посмотрела на начертанный символ.
Линии уже начали заполняться водой.
— Это вода?
Он кивнул.
— «Лагу» — так это звучит на древнескандинавском. Все жидкости, не только вода. То, что изливается из женщины при родах. Море, дождь. Пиво. — Он улыбнулся. — Эта руна хороша для интуиции и для любви. Для того, чтобы следовать велению сердца.
Анна ощутила внутри какую-то странную пустоту.
— Но что она говорит мне? Я не могу заглянуть в свое сердце. Иногда у меня такое чувство, что там ничего нет. Я смотрю на Эрика и Марию, на тебя с твоей Микаэлой, да упокоится с миром ее душа. Даже на мать и отца… прежде. Я никогда ничего не испытывала. Ни к одному мужчине. Может быть, поэтому я не умею видеть сердцем, не в состоянии читать эти символы, которые пугают меня. Потому что я не могу открыться — вот здесь.
Она ткнула себя концом прута в грудь.
Хакон закусил нижнюю губу. Подумав, он сказал:
— Ты неправа. Я видел, что в тебе есть любовь. В том, как ты лечишь, как ты прикасаешься к людям. Может быть, тебе надо понять, что ждет тебя впереди. Может, это страх закрывает глаза твоей любви.
Она промолчала. Хакон взял прут и отнял его от груди девушки.
— Пойдем посмотрим, сможем ли мы отыскать твою дорогу.
— Как? — спросила она слабым голосом.
Он подтолкнул ее прутом к камню, на котором сидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141