Скупо подкидывая топливо в костер, Ау с досадой думал:
«Верно, духи, надвинувшие на землю шапку, крепко заснули и позабыли ее снять!»
Клубы едкого дыма резали ему глаза, одежда отсырела и словно давила плечи. Ау попробовал вытянуться на туше моржа, но зубы у него застучали от озноба. Он снова подсел поближе к костру, но тогда искры стали злобно жалить лицо.
Не один Ау маялся в эту студеную ночь. Неподалеку на берег бухточки выбрался скрытый темнотой старый медведь. Его родичи уже давно залегли по берлогам и теперь безмятежно дремали в тепле. Он тоже вовремя залег на зимовку, но медведь помоложе выгнал одряхлевшего старика из его убежища и занял берлогу по праву сильного.
Старик уступил не сразу и жестоко пострадал в схватке. Клочьями повисла шерсть, не прикрывая ран, и мороз усиливал боль. Неудачник был обречен на голодную смерть, но медведи очень выносливы и живучи. Он не ел уже много дней и все-таки бродил по снегу, ослабевший, но лютый от голода. И вот наконец его чуткий нос уловил запах моржового мяса. Голод повел его прямо к тому месту, где лежала пища.
Хищные звери всегда боятся огня. Но сейчас даже дымное пятно костра не испугало медведя — вместе с дымом до него доходил запах моржатины. Ничто не могло теперь удержать одичалого зверя. Он перестал шататься от слабости, забыл о боли в ранах и собрал остатки былой силы, которой хватило бы еще на несколько недель вялого шатания по лесу, чтобы истратить ее в короткой борьбе за кусок мяса. Встреться ему в этот миг недавний враг, выгнавший его из теплого логова, молодому медведю, пожалуй, пришлось бы отступить.
Но перед зверем был человек, вооруженный копьем. Медведю не удалось незаметно подкрасться к Ау. На охотника пахнуло зловонием гниющих ран и медвежьей шкуры. Ау зашел за костер и, уперев конец древка в ногу, выставил острие копья вперед. Огромная туша перемахнула прямо через огонь. Наконечник копья, пропоров медвежье брюхо, врезался в кишки и вышел наружу. Но древко не выдержало и переломилось, как сучок, и страшная тяжесть обрушилась на Ау и придавила его. Теперь некому было подкладывать хворост в костер, и он понемногу начал гаснуть.
Старые люди спят меньше молодых. В середине ночи Нюк проснулся и больше не мог заснуть. Мысль, что не он остался охранять добычу, мучила охотника. Как ни хотелось еще полежать в тепле, как ни страшил холод, Нюк все же заставил себя подняться.
В землянке было тесно, некуда даже ногу поставить, и старик пополз по телам спящих к выходу.
Колючий холод и мрак зимней ночи охватили Нюка. Опираясь на древко копья, он пошел к берегу, стараясь не сходить с свежепротоптанной охотниками тропинки. Дойдя до поворота, из-за которого открывался берег, старик остановился — зарева костра не было видно.
— Ау заснул, и огонь потух! — ужаснулся Нюк. — Как простить Главному охотнику такой проступок? Теперь злой дух принесет нам беду! Нюк вспомнил, что Ау раз уже нарушил обычай — не поехал на Кучу островов, и потому важный промысел был упущен. А сейчас, пожалуй, не удастся набить и моржей.
По законам стойбища заснувшего у охранного костра ждала строгая кара. Старый Нюк топтался в нерешительности. Ведь это он, а не Ау должен был всю ночь бодрствовать подле мертвого зверя. Молодой охотник хотел ему добра. Но благодарность к пожалевшему его Ау не смогла перебороть гнева Нюка — слишком велика была вина Главного охотника, из-за него всему стойбищу грозит несчастье!
Нюк вернулся в землянку и разбудил спящих. Он сказал, что Ау, видно, заснул и упустил огонь. Может быть, ветер уже размел пепел, и костер придется разжигать заново. На ветру огонь добыть труднее, чем в землянке, проще здесь зажечь смолистые сучья и с ними идти к берегу. Пламя металось на ветру, от этого мрак впереди казался еще чернее, и охотники поняли, что случилось, только подойдя вплотную к погасшему костру.
Медведь был еще жив, но так ослабел, что даже не сделал попытки подняться, он лишь приподнял голову и, почуяв людей, с коротким ревом бессильно уткнулся мордой в распоротое брюхо моржа. Ау охотники нашли не сразу. Огромная туша медведя совсем накрыла его, только нога в меховой липте высовывалась наружу. Копья со всех сторон впились в зверя. Он опять заревел, хотел подняться на передние лапы, но они подогнулись, и, ломая хрупкие наконечники копий, медведь рухнул, опрокинувшись на спину. Теперь все увидели голову Ау, его уродливо вывернутую руку. Бэй и Льок бросились к другу. Но разве может остаться человек живым под страшной тяжестью навалившегося медведя?
Долго длилось молчание, еще более тягостное, чем плач и крики. Нюк, который остался в живых благодаря тому, что Ау решил вместо него всю ночь просидеть у костра на морозе, Бэй, для которого Ау был и учителем, и лучшим другом, Льок, возлагавший на него столько надежд, и другие охотники, не проронив ни слова, стояли, опираясь на копья, и не могли отвести взгляда от мертвого товарища. Наконец, еле выговаривая слова, Нюк сказал:
— Зажгите костер!
Когда ярко заполыхало пламя, медведя оттащили в сторону. Зверь не изуродовал Ау, ни клыки, ни когти не коснулись молодого охотника. Медведь, придавивший его, сам истекал кровью. Но все-таки он дотянулся до туши моржа и изгрыз ему брюхо.
В боку зверя еще торчало копье Ау, древко его сломалось, но наконечник, который прошел насквозь, не задев кости, был цел.
Старик Нюк выдернул наконечник из раны и сказал:
— Он мой!
Взять оружие умершего Главного охотника означало занять его место.
Никто не возразил Нюку. Охотники были согласны.
Охотника полагалось хоронить там, где он умер. Тут же закапывали и зверя, виновника его смерти.
Земля так промерзла, что решили, не закапывая, насыпать над телом молодого охотника холм из камней. У медведя отрубили голову и лапы. Мертвого Ау положили на тушу зверя, прикрыли обоих валежником, потом стали сносить камни, выкапывая из-под снега. Медленно росла каменная насыпь. Теперь Ау, которого погубил «лесной человек», сам превратится в медведя, будет бродить в этих местах, помогать сородичам в охоте, выгонять к ним зверя. «Лесному человеку» нужны крепкие, длинные когти, и потому отрубленные медвежьи лапы зарыли вместе с ним.
Когда насыпь была готова, рядом вбили высокий кол и насадили на него голову медведя. Пусть ее клюют птицы и поливают дожди, пусть она мерзнет зимой, а летом мучится от жары под солнцем. Такие же мучения будут терпеть и другие медведи, живущие в этом лесу, за то, что их родич убил человека. Во время обряда похорон все распоряжения отдавал старый Нюк. Старик хорошо знал стародавние законы рода, и умершим предкам не за что было сердиться на него — он не нарушил и не забыл ни одного обычая. Охотники беспрекословно исполняли его приказания, они верили, что Ау будет хорошо, если при погребении они сделают все, что положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
«Верно, духи, надвинувшие на землю шапку, крепко заснули и позабыли ее снять!»
Клубы едкого дыма резали ему глаза, одежда отсырела и словно давила плечи. Ау попробовал вытянуться на туше моржа, но зубы у него застучали от озноба. Он снова подсел поближе к костру, но тогда искры стали злобно жалить лицо.
Не один Ау маялся в эту студеную ночь. Неподалеку на берег бухточки выбрался скрытый темнотой старый медведь. Его родичи уже давно залегли по берлогам и теперь безмятежно дремали в тепле. Он тоже вовремя залег на зимовку, но медведь помоложе выгнал одряхлевшего старика из его убежища и занял берлогу по праву сильного.
Старик уступил не сразу и жестоко пострадал в схватке. Клочьями повисла шерсть, не прикрывая ран, и мороз усиливал боль. Неудачник был обречен на голодную смерть, но медведи очень выносливы и живучи. Он не ел уже много дней и все-таки бродил по снегу, ослабевший, но лютый от голода. И вот наконец его чуткий нос уловил запах моржового мяса. Голод повел его прямо к тому месту, где лежала пища.
Хищные звери всегда боятся огня. Но сейчас даже дымное пятно костра не испугало медведя — вместе с дымом до него доходил запах моржатины. Ничто не могло теперь удержать одичалого зверя. Он перестал шататься от слабости, забыл о боли в ранах и собрал остатки былой силы, которой хватило бы еще на несколько недель вялого шатания по лесу, чтобы истратить ее в короткой борьбе за кусок мяса. Встреться ему в этот миг недавний враг, выгнавший его из теплого логова, молодому медведю, пожалуй, пришлось бы отступить.
Но перед зверем был человек, вооруженный копьем. Медведю не удалось незаметно подкрасться к Ау. На охотника пахнуло зловонием гниющих ран и медвежьей шкуры. Ау зашел за костер и, уперев конец древка в ногу, выставил острие копья вперед. Огромная туша перемахнула прямо через огонь. Наконечник копья, пропоров медвежье брюхо, врезался в кишки и вышел наружу. Но древко не выдержало и переломилось, как сучок, и страшная тяжесть обрушилась на Ау и придавила его. Теперь некому было подкладывать хворост в костер, и он понемногу начал гаснуть.
Старые люди спят меньше молодых. В середине ночи Нюк проснулся и больше не мог заснуть. Мысль, что не он остался охранять добычу, мучила охотника. Как ни хотелось еще полежать в тепле, как ни страшил холод, Нюк все же заставил себя подняться.
В землянке было тесно, некуда даже ногу поставить, и старик пополз по телам спящих к выходу.
Колючий холод и мрак зимней ночи охватили Нюка. Опираясь на древко копья, он пошел к берегу, стараясь не сходить с свежепротоптанной охотниками тропинки. Дойдя до поворота, из-за которого открывался берег, старик остановился — зарева костра не было видно.
— Ау заснул, и огонь потух! — ужаснулся Нюк. — Как простить Главному охотнику такой проступок? Теперь злой дух принесет нам беду! Нюк вспомнил, что Ау раз уже нарушил обычай — не поехал на Кучу островов, и потому важный промысел был упущен. А сейчас, пожалуй, не удастся набить и моржей.
По законам стойбища заснувшего у охранного костра ждала строгая кара. Старый Нюк топтался в нерешительности. Ведь это он, а не Ау должен был всю ночь бодрствовать подле мертвого зверя. Молодой охотник хотел ему добра. Но благодарность к пожалевшему его Ау не смогла перебороть гнева Нюка — слишком велика была вина Главного охотника, из-за него всему стойбищу грозит несчастье!
Нюк вернулся в землянку и разбудил спящих. Он сказал, что Ау, видно, заснул и упустил огонь. Может быть, ветер уже размел пепел, и костер придется разжигать заново. На ветру огонь добыть труднее, чем в землянке, проще здесь зажечь смолистые сучья и с ними идти к берегу. Пламя металось на ветру, от этого мрак впереди казался еще чернее, и охотники поняли, что случилось, только подойдя вплотную к погасшему костру.
Медведь был еще жив, но так ослабел, что даже не сделал попытки подняться, он лишь приподнял голову и, почуяв людей, с коротким ревом бессильно уткнулся мордой в распоротое брюхо моржа. Ау охотники нашли не сразу. Огромная туша медведя совсем накрыла его, только нога в меховой липте высовывалась наружу. Копья со всех сторон впились в зверя. Он опять заревел, хотел подняться на передние лапы, но они подогнулись, и, ломая хрупкие наконечники копий, медведь рухнул, опрокинувшись на спину. Теперь все увидели голову Ау, его уродливо вывернутую руку. Бэй и Льок бросились к другу. Но разве может остаться человек живым под страшной тяжестью навалившегося медведя?
Долго длилось молчание, еще более тягостное, чем плач и крики. Нюк, который остался в живых благодаря тому, что Ау решил вместо него всю ночь просидеть у костра на морозе, Бэй, для которого Ау был и учителем, и лучшим другом, Льок, возлагавший на него столько надежд, и другие охотники, не проронив ни слова, стояли, опираясь на копья, и не могли отвести взгляда от мертвого товарища. Наконец, еле выговаривая слова, Нюк сказал:
— Зажгите костер!
Когда ярко заполыхало пламя, медведя оттащили в сторону. Зверь не изуродовал Ау, ни клыки, ни когти не коснулись молодого охотника. Медведь, придавивший его, сам истекал кровью. Но все-таки он дотянулся до туши моржа и изгрыз ему брюхо.
В боку зверя еще торчало копье Ау, древко его сломалось, но наконечник, который прошел насквозь, не задев кости, был цел.
Старик Нюк выдернул наконечник из раны и сказал:
— Он мой!
Взять оружие умершего Главного охотника означало занять его место.
Никто не возразил Нюку. Охотники были согласны.
Охотника полагалось хоронить там, где он умер. Тут же закапывали и зверя, виновника его смерти.
Земля так промерзла, что решили, не закапывая, насыпать над телом молодого охотника холм из камней. У медведя отрубили голову и лапы. Мертвого Ау положили на тушу зверя, прикрыли обоих валежником, потом стали сносить камни, выкапывая из-под снега. Медленно росла каменная насыпь. Теперь Ау, которого погубил «лесной человек», сам превратится в медведя, будет бродить в этих местах, помогать сородичам в охоте, выгонять к ним зверя. «Лесному человеку» нужны крепкие, длинные когти, и потому отрубленные медвежьи лапы зарыли вместе с ним.
Когда насыпь была готова, рядом вбили высокий кол и насадили на него голову медведя. Пусть ее клюют птицы и поливают дожди, пусть она мерзнет зимой, а летом мучится от жары под солнцем. Такие же мучения будут терпеть и другие медведи, живущие в этом лесу, за то, что их родич убил человека. Во время обряда похорон все распоряжения отдавал старый Нюк. Старик хорошо знал стародавние законы рода, и умершим предкам не за что было сердиться на него — он не нарушил и не забыл ни одного обычая. Охотники беспрекословно исполняли его приказания, они верили, что Ау будет хорошо, если при погребении они сделают все, что положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64